Анатолий Степанов - Скорпионы
Дверь выходила во двор. Звонка не было. Казарян кулаком замолотил в дверь. Сильно наштукатуренная баба открыла с улыбкой, ожидая, видно, встретить желанного гостя. А увидев Казаряна, нахмурилась:
— Чего тебе?
— Мне бы Виталия повидать.
— А кто ты такой?
— Человек, который хочет увидеть Виталия.
— Ходют тут всякие! — вдруг заблажила баба. — Знать тебя не знаю и знать не хочу! — Баба орала, а Роман смотрел, как девочка лет пяти игрушечной лопаткой устраивала бурю в неглубокой луже.
— Тише, тетка, — безынтонационно сказал он. — С милицией разговариваешь.
— Безобразие какое-нибудь сотворил? — нормальным голосом спросила вмиг усмиренная баба. — Я его счас позову.
Через минуту появился Виталий Горохов, хлипкий еще юнец, белесый, румяный и пьяненький.
— Чуть что, сразу Горохов! — сходу атаковал он. — Меня советское правительство простило, а милиция теребит. Ничего я такого не делал и знать ничего не знаю!
— Ты четыре дня тому Васина искал. Зачем понадобился?
Виталий Горохов по прозвищу Стручок похлопал глазами и, похоже, занялся непривычным для себя делом — думал. И выдумал:
— Он мне еще с тех времен полста должен. А я сейчас на мели. Вот и пошел к нему. Думал, что возвратился. А он не прибыл еще.
— Ну, это ты врешь, — сказал Казарян. — Кто тебя к Васину посылал?
— Не верите, да?! Раз сидел, значит не верите!!! — Стручок накачивал себя, чтобы вызвать блатную истерику. — Тогда хватайте, тащите, в тюрьму сажайте!!!
— Ты меня на стос не возьмешь, портяночник, — перешел на феню Казарян. — И стойку передо мной не держи. Не хочешь калякать, и не надо. Но запомни: ты на них шестеришь, а если что — они тебя сдадут первого.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел. Но ушел недалеко: перейдя Брестскую, вбежал в подъезд дома напротив и, поднявшись на пролет, встал у окна. Отсюда хорошо просматривался выход из флигелька. Ждал он недолго.
На ходу натягивая пальтишко, выскочил из флигелька Виталий Горохов. Покрутился на месте, оглядываясь. Выбрался за ворота, посмотрел по сторонам и успокоенно двинулся быстрым шагом по неотложным делам. Спускаясь по лестнице, Роман тихо смеялся.
Вести такого — милое дело. Наперед знаешь, где клиент будет проверяться. Тем более что уже догадался, куда его несет. Несло Горохова на Пресню к такому же порчиле, как он сам, к Генке Иванюку, однодельцу. Все, как по расписанию. На улице 1905 года Стручок исчез в подъезде дома номер шестнадцать. Выбрав местечко поудобнее — за частым забором — Казарян стал ждать. Минут через десять выскочил Горохов; суетливо и откровенно проверившись, побежал домой, допивать водку и песни петь.
Роман, прождав положенный контрольный час, тоже побежал на Петровку…
— …Санятка где? — спросил Казарян у Ларионова.
— В Измайлове милиционера убили.
Хевра брала ствол. Брала подло, грязно, неумело. Постового милиционера ударили ножом сзади. Он упал, успев вытащить пистолет, и, уже теряя сознание, выстрелил. Они, в ярости и страхе, топтали ногами, добивая. Потом побежали в открытую, глупо, непрофессионально. Через три минуты милиция узнала о происшедшем, через пятнадцать — район был оцеплен, а через сорок — обложили кособокую, с кривыми окнами избушку в Новогирееве.
Смирнов выбрал булыжник поприкладистее и, остерегаясь, запустил им в окно. Раздался звон разбитого стекла. Александр зашел с непростреливаемой стороны поближе и громко, отчетливо произнес:
— В связи с чрезвычайными обстоятельствами у меня есть полномочия. Могу вас живьем не брать. Со мной рядом — товарищи и друзья убитого милиционера. Уйти отсюда вы можете только двумя способами: в наручниках или на катафалке. Предлагаю сдаться. Предлагаю в первый и последний раз.
— Гад! Падло! Пес рваный! — завыли, завизжали, запричитали в избушке и дважды выстрелили.
Было ясно: эти не сдадутся. Пьяные или намарафеченные…
Смирнов, не торопясь, отошел к своим.
— Сколько их точно? — спросил капитана, руководившего оцеплением.
— Шестеро. И два ствола по крайней мере.
— Не сдадутся… Придется их брать, капитан. Я пойду, а вы отвлекайте. По окнам стреляйте, что ли. Все равно шум уже подняли.
Смирнов вытащил из-под мышки фронтовой парабеллум. Пошел…
Капитан добросовестно отнесся к порученному делу. Методичный огонь по окнам не давал возможности бандитам наблюдать за происходящим. Стоя с непростреливаемой стороны, Смирнов подозвал к себе трех милиционеров.
— Когда пойду, сразу начнете выламывать дверь. Перед дверью не стойте. Шевелите ее сбоку. Только услышав мои выстрелы внутри дома, будете ломать ее по-настоящему.
Трое кивнули. Сожалея об испорченном пальто, Смирнов по-пластунски пополз к избушке. Достигнув угла дома, двинулся к первому окну. Дополз до него и залег. Стрелки поняли и перенесли огонь на соседнее окно. За углом внушительно затрещало: трое начали ломать дверь.
Прикрыв лицо, Смирнов нырнул в разбитое окно. Перекатываясь по полу, он выстрелил в бандита с пистолетом. Второго вооруженного он увидел лишь тогда, когда тот выстрелил в него, но не попал. Зато ответный выстрел Смирнова был точен. Потом он выпустил обойму над головами оставшейся четверки. Для устрашения.
Ворвались милиционеры. Живых повязали. Кто-то стонал, кто-то плакал. Смирнов поднялся, спрятал пистолет, стал отряхивать пальто. Подошел капитан, доложил:
— Четверо под стражей. Одного вы на месте, другой тяжело ранен. Санитарная машина будет через десять минут.
— Первый раз после фронта убиваю, — не капитану, себе сказал Александр.
— Их бы всех за Игнатьева без суда к стенке поставить.
— Поставят, — вяло успокоил капитана Александр и спросил — Машина есть?
— Да ваша же! — удивился капитан.
— Тогда поеду. Вы сами тут разберетесь.
— Спасибо, товарищ майор.
— За что? За то, что человека убил?
— Не человека — бешеную собаку, — убежденно произнес капитан.
— Не понимаю вас, Александр Иванович, — сказал шофер Вася, когда тронулись. Вася был очень молод и до чрезвычайности категоричен. — Зачем сами-то? Приказали бы любому, и все. Пусть выполняют! А ваше дело — руководство осуществлять.
— Стоять и смотреть, что ли?
— Ну, зачем же. Советы давать, указания. Под пули командиру лезть негоже.
Так и твердил Вася до самого МУРа. Александр молчал. Никто не мог этого сделать, не подвергая себя смертельной опасности. Никто, кроме майора Смирнова, который в годы войны командовал ротой десантников.
VII…Чай гоняли с наслаждением.
— Ты и жасминного слегка присыпал? — поинтересовался после второго стакана Александр.
Казарян кивнул.
— Откуда взял?
— Китайский секрет, как говорится в одной детской книжке, — туманно ответил довольный собой Казарян.
— У секретарши Верки выпросил, — буднично раскрыл китайский секрет Ларионов.
— Самого, значит, мы обделили, — догадался Александр.
— Обойдется. У него китайские делегации часто бывают. Привезут, — суров был с начальством Роман Казарян.
— Намылит он загривок твоей Верке.
— Для нее пострадать за меня будет великим счастьем.
— Трепло ты, Рома! — возмутился Ларионов. — У нее же любовь с Гришиным из НТО.
— Так то земная любовь, меня же она любит неземной, я бы даже сказал — надмирной любовью.
Отпустило затылок, перестало ломить глаза. Хорошее это дело — сидеть с ребятами, чаи гонять.
— Я прав оказался, Саня, — заговорил Казарян. — Огольцы задействованы на всю катушку. Кто-то через них искал Васина. По цепочке. На прямой связи, видимо, Геннадий Иванюк. Но и у него нет непосредственного контакта. Вероятнее всего — точно обусловленные по месту и времени связные. Мне люди нужны, Саня. Поводить вышеупомянутого Геннадия Иванюка.
— Где я их тебе найду? Все на прочесывании. Мне и вас-то оставили под слезные мои причитания.
— А что делать будем?
— Плакать, — разозлился вдруг Смирнов. — Думай! Мне за всех, что ли, думать?!
— Конечно, непосильная для тебя задача, — охотно согласился Казарян.
— Смотри, Рома, язык в момент укорочу.
— Это каким же макаром?
— В отделение Крылова переведу.
Команда Крылова занималась карманниками. Работа хлопотливая, на ногах, почти всегда безрезультатная, и оттого крепко неблагодарная.
— Произвол — главный аргумент начальства, — попытался продолжить сопротивление Роман, но Смирнов спросил по делу:
— Кто у них за Ивана проходил? Жорка Столб?
— Вроде он.
— Почему «вроде»?
— Вон Сережа во мне сомнения разбудил. Сережа, скажи.
Тихий Ларионов был известен неукротимой въедливостью. За это и ценили. Он поставил стакан на сейф, поднялся:
