Леон де Винтер - Небо Голливуда
– Если тебе что-нибудь понадобится, просто позвони мне, – повторял по-немецки Кант бесчисленное множество раз. – И, в отличие от большинства подонков в этом городе, я не бросаю слов на ветер.
Несмотря на разницу в возрасте (Канту было сорок, когда он бежал из Праги), они подружились, хотя и не слишком много общались. Они ходили вместе в кино, которое обсуждали потом часами, посещали вечеринки (Робби брал Грина с собой), спорили об американской политике, пытались постигнуть «фантастическую действительность» – так называл Грин Интернет. Когда Кант рассказывал о своей пражской юности, Грин внимательно слушал и проявлял участие.
Кант стал агентом во времена громких карьер. Больше года он не получал от Грина никаких вестей. Такое случалось и раньше, но всякий раз, когда они встречались снова, складывалось впечатление, что они не виделись всего пару дней. Грин никогда ничего не просил у Канта. Он не мог позволить себе прийти к Канту с протянутой рукой – это было бы катастрофическим нарушением тех правил, которые Грин установил себе в общении с Кантом. Сейчас он был здесь исключительно для того, чтобы повидать старого друга. И больше ничего. Но где-то на уровне живота ноющей резью сидело тайное желание (Грин не давал ему превратиться в навязчивую идею), чтобы Роберт понял все сам.
«Шаффнерс» представляло собой просторное кафе, где, жалуясь на варикоз и опущение матки, разносили заказы шестидесятилетние официантки. Бутерброды могли утолить недельную потребность в тушеном мясе и пастрами, вызывая приступы изжоги и отрыжку. Но это были лучшие «холестероловые бомбы» в Лос-Анджелесе, и потому заведение не пустовало. Грин ограничился кофе.
Получив вторую бесплатную добавку – американскую смесь, которая лишь отдаленно напоминала европейский кофе, – он увидел, как Роберт Кант пересекает бульвар Уилшир. В двадцати метрах от ближайшего светофора, опираясь на трость, он решительно вышел на проезжую часть и бесстрашно остановил движение. Маленькими шагами, на слабых ногах, но с волевым видом он семенил по направлению к кафе. Заметив Грина, он улыбнулся и помахал ему.
Пыхтя, Кант опустился на диван из искусственной кожи напротив Грина. Он сохранил взгляд любопытного мальчишки, круглое еврейское лицо и изящные пальцы, как у музыканта. Если бы он не эмигрировал, он стал бы пианистом.
– Видел, как они все остановились? – спросил он лукаво. – До смерти боятся суда. Старик, сбитый миллионером-лихачом… – Он взял правую руку Грина и ущипнул ее. По-немецки произнес:
– Как дела? Хорошо выглядишь. Но это, наверно, лишь внешний лоск. Не помню, чтобы ты когда-нибудь говорил: «Да, дела идут отлично». У тебя всегда все идет дерьмово. И я никогда тебе не верю.
От каких только недугов Кант не страдал, но каждый раз выглядел бодрячком, с горящими глазами и непоседливыми руками. Ему было уже довольно много лет – Грин сбился со счета, – и кожа на лице и руках выглядела тонкой и уязвимой. Голову покрывала еще приличная шевелюра, белая, как снег. Иногда он даже отпускал бороду, что придавало ему вид шведского аристократа. Сегодня его щеки были гладко выбриты.
– На этот раз можешь мне поверить.
– Ты молод. В таком возрасте не бывает серьезных проблем. Когда состаришься, как я, вот тогда у тебя возникнет по-настоящему неразрешимая проблема. Вспомнишь меня.
– Ты доживешь до ста двадцати, – сказал Грин. – Такие, как ты, живут долго. А хорошие люди всегда уходят рано.
– Ну тогда ты вообще не умрешь.
Кант заказал чай, сандвич и рассказал о том, как сильно был занят все утро.
– Шейла мне очень помогает, ограждая меня от всяких придурков, но иногда и от нормальных людей тоже. Ты как раз сегодня попался. Лес рубят – щепки летят. Она никогда не разговаривала с тобой по телефону. Когда мы с тобой в последний раз виделись?
– Четырнадцать месяцев назад. Я сидел в Нью-Йорке и затем вернулся на дубляж. Мы тогда обедали в «Драйс».
В «Драйсе» собиралась голливудская туссовка, разъезжающая на «роллс-ройсах». Как всегда, Роберт заплатил по счету (он выходил из себя всякий раз, когда Грин доставал бумажник), и Грин отвез его домой, в квартиру на Дофеней, в одно из самых высоких зданий в этой части Лос-Анджелеса, рядом с гостиницей «Четыре сезона». Грин познакомился с Кантом, когда тот уже овдовел, и никогда не видел его в компании женщин, разве что за исключением клиенток.
Роберт спросил:
– Где ты пропадал все это время? Месяцев семь назад, будучи в Нью-Йорке, я пытался с тобой связаться, но не нашел тебя по старому адресу. Признайся – ты женился на сказочно богатой женщине с маленьким изъяном?
– Я бы не возражал и против большого изъяна.
– Чем больше изъян, тем лучше, – сказал Роберт, очерчивая в воздухе контуры объемной груди. В этом весь Кант, слегка старомодный, обаятельный, со своими довоенными шуточками и непристойностями.
– Я больше года провел в Мэне.
– В Мэне? Боже мой! Что еврейский юноша забыл в Мэне? Разве там не живут сплошные протестантские антисемиты?
– Ты прав, но я встретил там троих людей, которые случайно ими не были.
– Ты похож на гоя. Они этого не знали, иначе выперли бы тебя из штата в два счета. Чем ты там занимался?
– По мелочи. Ничем особенным.
– Ты снова удивительно конкретен. Чем именно?
– Да так, небольшие роли.
– Тебя что, туда в ссылку отправили? Все дело в женщине, ведь так?
Грин попытался улыбнуться:
– И в ней тоже.
– Давай, рассказывай.
– С женщиной все закончилось плохо.
– Как всегда. То же самое происходит и с жизнью, – сказал Кант, откусывая бутерброд с пастрами. – Я лично не знаю ни одной жизни, которая закончилась бы хорошо. Практически всегда плохо. Поэтому мы здесь в Голливуде так любим хеппи-энд. Самая большая иллюзия, которую только можно придумать. – Он намазал еще горчицы на полукилограммовую порцию и так острого мяса между двумя тонюсенькими кусочками ржаного хлеба. – Я питаю иллюзию, что мне это полезно. Все, что вкусно, доставляет мне удовольствие, а это, говорят, пробуждает всякие здоровые гормоны. Где-то читал. Сущая правда – я живое тому свидетельство.
– Некоторое время назад я написал сценарий.
Грин умолчал, что именно этот сценарий и привел его в тюрьму.
Кант оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на Грина. Он нежно улыбнулся и кивнул.
– Хорошо, – сказал он. Положив на стол вилку, он еще раз ущипнул руку Грина. – Я очень рад. – И перед тем, как продолжить свою работу над пастрами, еще раз воскликнул: – Отлично!.. Ты хороший актер, – сказал он, жуя. – Но я считаю, что ты еще и хороший писатель. Рад, что ты наконец что-то сочинил.
– Это триллер.
– Более или менее приличный триллер всегда можно продать. Если не сразу для широкого экрана, то по крайней мере для кабельного телевидения или в качестве «фильма недели». Деньги можно найти.
– Я хочу сам его поставить, – сказал Грин ни с того и с сего.
– Это сложнее, но не исключено.
– Это мое условие.
– Поговори со своим агентом.
– У меня больше нет агента.
Кант посмотрел на него с удивлением:
– Ты же был клиентом «Анлимитед»?
– Уже давно нет.
– Кто же тогда тебя представлял?
– Я сам.
Кант кивнул. Он понял, что Грин не работал.
– Можно мне почитать твой сценарий?
– Конечно.
– У тебя он с собой?
– Я принесу завтра копию.
– Хорошо. Как называется?
– «Пожар».
– Почему бы и нет.
Кант продолжал есть и вдруг посмотрел на Грина:
– Ты ведь уже обедал?
– Перед твоим приходом.
– Хочешь еще что-нибудь?
– Я могу пробежать недельный кросс после всего того, что я сейчас съел.
На самом деле он выпил только кофе, поскольку сандвичи стоили здесь как минимум семь долларов. На эту сумму он должен был существовать целый день.
Кант, казалось, о чем-то задумался и затем спросил:
– Хочешь перейти ко мне? Я знаю, ты всегда избегал подобной альтернативы, но сейчас это выглядит логично. Мы – подходящее агентство для таких сценариев, как у тебя. Тебе будет сложно без представителя. И почему мы никогда не сотрудничали?
– Кто теперь станет с тобой сотрудничать?
– Я тебя тоже ненавижу, поэтому мы квиты, – ответил Кант, чавкая. – Томми, не нужно ничего строить из себя, потому что для меня ты такой, какой есть. У тебя был дерьмовый год. Так почему бы тебе не пойти к нам работать? Тебе сейчас нужны деньги?
– Нет, – сказал Грин решительно, как будто он вообще об этом не думал. – У меня все в порядке.
– Составь список фамилий. Я хочу знать, кого из актеров ты хочешь снимать в своем фильме.
– Из категории «Б»?
– Даже и не думай о категории «А». Нам не следует прыгать так высоко. Если получится с «ХБО» или с «Шоутайм», я уже буду доволен. Если же сценарий приведет их в восторг, мы всегда можем попробовать протолкнуть его на большой экран.
