Наталья Андреева - Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни
– Нет, что ты! Мне очень даже хорошо!
– Ты что, хотела бы, чтобы меня тоже уволили?
– Ты можешь и другую работу найти, у тебя финансовоэкономическое образование. Кстати… – До нее вдруг дошло! – Это не ты случайно пустила сплетню, что я пообещала уволить всех, кто мне не угодит, и будто я на фирме настоящая хозяйка?
– Что ты, что ты!
– И не ты ли первая сказала, что не хочешь со мной работать? Что ж, ради такой должности и зарплаты можно постараться.
– Ладно, Анечка, поздно уже. Ты успокойся и завтра мне позвони. Хорошо?
– Зачем?
– Ну, надеюсь, на наши отношения все это не повлияет? Мы ведь попрежнему подруги?
Анна молчала.
– Аня, ты позвонишь завтра? – Оленькин голосок сделался умоляющим, она всегда умела выпрашивать.
– Позвоню, – сказала Анна, чтобы отвязаться и прекратить разговор.
Положив трубку, грустно подумала: «Вот и подруги у меня нет. Что дальше?»
Утром следующего дня в их палату снова пришла Елена Михайловна.
– Говорят, ты не ешь ничего? Через катетер кормить будем! Юлю позвать?
Анна попыталась сесть. Желудок совсем отвык от еды, даже в животе не урчало.
– Не надо. Я сама.
– Вот и хорошо. Сейчас скажу, чтобы бульон принесли. Ну что, полегче сегодня?
– Да.
– В окно больше прыгать не хочешь?
Анна промолчала.
– Я тебе успокоительное назначила. Только сначала надо поесть, это обязательно. Совсем ты себя довела. Давай поешь как следует, а я к тебе через часок зайду.
– Зачем?
– Тебе молчать нельзя. Ты разговаривай, разговаривай, хоть сама с собой. Когда замолчишь – вот тогда дурные мысли сами в голову и полезут. Вспоминай, ругай его, только вслух, врагов своих ругай, бабулькам все расскажи, они любят послушать. А я к тебе еще зайду.
Елена Михайловна ушла, а через несколько минут недовольная Юля принесла тарелку бульона. По лицу медсестры было видно, как это ее раздражает.
– Я вас обидела? – не выдержала Анна.
– Тоже мне, королева! Ешь давай, ты у меня не одна. Старухи сами в столовую ходят, а тебе в палату бульончик носят! Ох уж мне эти царские особы! – И Юля отвернулась к окну.
– Я же больная.
– Это они больные, – медсестра кивнула на притихших старушек. – А у тебя просто блажь. Только от безделья можно такую глупость сделать: травиться.
– Откуда вы знаете?
– Да уж знаю! А ненормальная – так иди к психам, там самое твое место.
– Я не буду есть. – Анна резко отодвинула тарелку, бульон расплескался, попал на простыню.
– Стирать не тебе, можно и пошвыряться! Сейчас принесу катетер да позову Светлану Степановну, тогда узнаешь! Ешь давай! – прикрикнула Юля.
Ела Анна в полной тишине: вздыхали старушки, молчала Юля, комкая в руке какуюто записку, наконец ложка застучала о дно тарелки.
– Все, – с облегчением отодвинула ее Анна.
Юля так же молча взяла посуду и ушла. Минут через десять в палату заглянула Елена Михайловна:
– Ну, как? Поела? А чего опять хмурая? Что случилось?
Анна, обиженная, молчала, Елена Михайловна подвинула к кровати стул, села.
– Юля чтонибудь не то сказала? Да ты не обижайся. У нее ведь дочка больная. Совсем еще крохотная, а признали врожденный порок сердца. Операцию надо делать, а это всегда большой риск. У тебято дети есть?
– Да. Сыну восемь лет.
– Когда ж ты успела?
– Замуж рано вышла.
– И как мальчик? Здоров?
– Да.
– Чего ж ты, милая, тогда дуришь? Сын у тебя есть, все с ним хорошо. Вот для кого жить надо, а ты все о мужике своем переживаешь.
– У меня дороже мужа никого не было. Если бы вы знали, что он мне напоследок наговорил!..
…Выслушав историю увольнения жены, Ваня тут же исчез из дома. Анна промучилась весь день, бесцельно шатаясь из комнаты в комнату. Больше всего на свете ей хотелось услышать хоть одно из тех ласковых слов, на которые Ваня был так щедр последнее время. Хоть одно.
Вернулся любимый муж только к двенадцати ночи, когда Анна лежала вся в слезах после Ольгиного звонка. Она смотрела, как Ваня разбрасывает по стульям одежду, швыряет на пол грязные носки, идет к кровати, и все ждала…
Когда муж отвернулся к стене, она не выдержала и тронула его за плечо:
– Ваня.
– Я спать хочу, – пробормотал он, так и не повернувшись.
Ночью Анна не спала. Встала, долго сидела на кухне, бессмысленно глядя в окно. Огромный город светился разноцветными огнями. Столько окон, и за каждым из них люди! А она так одинока!
Утром Анна встала пораньше, отправила ребенка в школу, а мать по магазинам. Она еще надеялась дождаться от Вани ласковых слов, а потом заняться с ним любовью. Вновь почувствовать себя неодинокой и комуто нужной. Наконец в половине десятого любимый муж соизволил проснуться.
– Ваня, ты почему так поздно вчера пришел?
– Тебето что?
Она уже отвыкла от такого тона, сухого и безразличного.
– Я тебя ждала! Мне Ольга вечером позвонила. Представляешь, ей предложили мою должность, и она согласилась!
– Молодец!
– Разве это честно?
– Это очень умно. А такие честные, как ты, в итоге оказываются на улице. Тебе давно надо было сообразить, что под тебя копают.
– А почему ты таким тоном со мной говоришь? Что я тебе сделала?
– Да все, что могла, ты давно уже сделала! Женила меня на себе, ребенка своего навязала!
– А ты ни при чем?
– Конечно! Случайно ведь получилось. Не дурак же я, чтобы жениться в семнадцать лет! И семью себе на шею повесить!
– Да это я вас всех себе на шею повесила, я! На какие деньги ты машину купил? Тряпки эти купил на что?! – Анна пихнула ногой стул, тот с грохотом упал, подхватила дорогую джинсовую рубашку, сунула мужу в лицо.
– За удовольствие надо платить, – нагло сказал Панков.
– Это за какое такое удовольствие?
– За то, что я с тобой восемь лет прожил, дурак!
– Да сколько из этих восьми лет ты дома не появлялся?
– Штамп в паспорте хотела? Ты его получила. Даже фамилию мою не стала брать, а чем плохая фамилия? Как же, мы ж Австрийские! Даже сын носит не мою фамилию! Я Панков, он – Австрийский. Я это восемь лет терпел, но теперь хватит. Раз ты на нормальной работе удержаться не можешь, значит, ты дура, а я с дурой жить не намерен.
– Что, умную теперь найдешь?
– Нашел уже, не переживай. Машину я себе забираю.
– Она же на мои деньги куплена!
– А я на квартиру за это не буду претендовать, не забывай, что я здесь прописан. Устроим с тобой раздел имущества почестному и без всяких судов.
– Ты это серьезно?
– Вполне. – Панков достал изпод кровати чемодан и полез в шкаф за вещами. Анна испугалась:
– Ваня, ну как же так? Все наладится, я найду другую работу.
– Сомневаюсь.
– А как же наша любовь?
– Какая еще любовь?
– Я тебя люблю.
– Ну, точно дура. – Панков засунул в чемодан свои тряпки, выскочив в прихожую, схватил с вешалки пальто, торопливо надел, смахнул с полки прямо в карман какуюто мужскую парфюмерию и открыл дверь.
– Все, пишите письма. Да, чуть не забыл, – и уже через порог швырнул под ноги Анне ключи от квартиры.
– Ваня! Подожди! Ваня! – Она побежала за ним. Панков нажал кнопку лифта и с нетерпением ждал, когда откроется дверь. На жену посмотрел брезгливо и бросил через плечо:
– Истерик не устраивай, смешно.
Анна замолчала, снова почувствовав ком в горле, а потом не выдержала и заревела.
– Ну, не плачь, девочка. Не плачь, – вздохнула Елена Михайловна. – Это бывает. Иногда кажется, что жизнь кончилась и ничего хорошего в ней уже не будет. Через несколько лет ты сама станешь над этим смеяться.
– Я никогда уже не буду смеяться.
– Будешь. И еще как!
– У меня ничего не осталось.
– Милая, да ты даже не представляешь, как тебе повезло! Избавилась от дрянного мужика! Поправишься, похорошеешь – все забудешь.
– Нет. Этого я не забуду никогда.
…Через час после ухода Елены Михайловны в палату снова заглянула Юля:
– Австрийская, к тебе опять пришли. Что, не пойдешь?
– Пойду. – Анна встала, набросила на плечи теплую кофту.
У двери в отделение мать беседовала с медсестрой, держа за руку восьмилетнего Сашку. Увидев Анну, заревела в голос:
– Анюта, ну зачем?! Зачем?! Напугала нас с Сашенькой!
Она подошла к сыну, обняла его, прижала к себе.
– Кто меня нашел? – спросила у матери.
– Сашенька. Их пораньше отпустили, каникулы ведь начались. Он сразу в «Скорую» позвонил, молодец, что сообразил. Ято на рынок поехала. На оптовый. А ты придумала тоже! Напугала ребенка! Знаешь, что с ним было? Вот, идем из детского реабилитационного центра, шок с ним, говорят, случился. Это когда тебя уже в больницу увезли.
