Анна Данилова - Властелин на час
Все произошло в спальне, на супружеском ложе, бурно, как схватка, неловко; он порвал ей чулки, долго не мог справиться с застежкой на платье, действовал грубо и нежно одновременно, он был так же безумен, как и она, и снова ничего не сказал. Вдруг в передней щелкнул замок, и Надя поняла, что это вернулась Алиса, что она действительно что-то забыла, потому что было слышно, как она быстро, но шумно разулась и побежала на кухню, вернулась в переднюю, обулась (каждый звук ее отдавался в головах любовников чудовищным эхом) и ушла, хлопнув дверью…
– Где твои ботинки?
– Не знаю, должно быть, еще на мне…
Она выставила его за дверь, вернулась и села на кровати, чтобы прийти в себя. Прическа была безнадежно испорчена, Надя распустила волосы (посыпались шпильки), провела по ним щеткой, подправила макияж (руки предательски дрожали, а на глаза почему-то выступили слезы), потом встала, чтобы подобрать с пола раскиданные вещи… Взглянула на часы: она опаздывала. Пришлось надевать другое платье, а шею с расцветшими на ней розами поцелуев укутать китайской шелковой шалью…
Следующие два месяца они встречались с Саблером у него дома, он уговаривал ее переехать с детьми к нему, он не говорил о любви, не умел и не мог, но показывал комнату, в которой уже шел ремонт, – там планировалась просторная детская. Ее любовник основательно готовился к тому, чтобы стать отцом сразу двух детей. С ним она забывалась, не думала о муже, и уже скоро ее покинуло чувство вины, больше того, теперь во всем, что с ней так запоздало, по ее мнению, происходило, она винила Дмитрия. Это он торопил ее с замужеством, в то время как она еще не решила для себя, любит она его или нет, а потом пошли дети: родился Гора, затем – Сонечка… Ночами она мучилась без сна рядом со спящим мужем и, глядя на его спокойное, умиротворенное лицо, спрашивала себя, как он отреагирует на то, что она собирается ему сказать, что станет делать… В идеале ей хотелось бы остаться с ним в дружеских отношениях, она не хотела войны, ей важен был покой, только тогда она будет полностью счастливой. В том, что дети останутся с ней, она нисколько не сомневалась. Детей всегда после развода оставляют с матерями, если мать, конечно, не алкоголичка. Разве то, что она полюбила другого мужчину, – преступление? Да детям же будет лучше, если их мать станет счастливой. Она и Алису заберет, если только та согласится. Хотя Надя знала, что Алиса примет сторону Дмитрия, она слишком уважает его, чтобы потворствовать распустившейся хозяйке… С другой стороны, Алиса привязана к детям, она не сможет отказаться от них в случае, если они переедут к Саблеру.
Надя мысленно начала собираться, укладывать вещи, распределять, что и в какой чемодан положить, в какую коробку, хотя Саблер настаивал на том, чтобы она ничего не брала, чтобы привезла детей в чем есть и что они сами все купят… В минуты, когда она представляла себя живущей с Сергеем, она испытывала странное чувство счастья и какого-то невероятного облегчения, словно своим решением так вот неожиданно резко изменить свою жизнь она освобождает и Дмитрия, спасает от какой-то большой ошибки, которую они совершили вместе, соединившись и родив двух детей. Тихая, мирная и благополучная жизнь с мужем показалась ей теперь чудовищным обманом, под которым подписались двое, и что сейчас она одна может все спасти, пока Дмитрий не понял, как же далеко они зашли… Ей никто это не внушал, это понятие родилось и жило теперь в ней, как кровь… Но самым удивительным было то, что Дмитрий ничего не замечал, он, слепец, по-прежнему был уверен, что ничего не происходит, что свитое ими гнездо незыблемо, что его обожаемая жена живет в ожидании его возвращения домой и что она тоже счастлива.
Надя догадывалась, что Алиса что-то знает, а потому старалась реже оставаться с ней наедине, боялась каких-то вопросов, намеков, да, она стала бояться Алису. Но та пока молчала, добросовестно выполняя свои обязанности няни, при этом всем своим видом показывая, как она любит детей. Словно в укор, думалось Наде. Приходящая домработница уж точно ничего не знала и продолжала убираться в квартире как ни в чем не бывало. Сложный механизм семейной жизни работал бесперебойно, будто и не подозревая, что внутри него родился и развивался живой организм новой семьи. Саблер готов был перевезти Надю с детьми в любой день. Он только и ждал, когда же она объявит о своем решении Дмитрию.
Развязка произошла сама по себе. Никто ее не планировал. Надя с Саблером прогуливались недалеко от дома под руку, словно им нечего и некого было бояться. Но не потому, что хотели, чтобы их кто-то увидел, они просто не могли идти рядом, не касаясь друг друга, и тут неожиданно появился Дмитрий. Он вышел из супермаркета с небольшим пакетом в руках и двигался в сторону дома по аллее между заснеженными кустами акации… Увидев жену, шедшую под руку с незнакомым мужчиной, он остановился, подождал, когда они сами приблизятся к нему, и тут Надя вдруг сказала:
– Вот, Дима, познакомься, это Сережа. Я не хочу тебе лгать, я люблю этого человека и ухожу к нему… И, пожалуйста, не надо никаких сцен, дело решенное. Детей я забираю.
Она почти сразу же зажмурила глаза от страха перед сказанным, потому что Аджемову понадобилась, казалось, всего одна секунда, чтобы понять смысл произнесенных ею слов, чтобы он, отшвырнув от себя хрустящий пакет, бросился на Саблера, сбил его, такого большого, с ног, повалил в снег и принялся колотить куда попало… Он не говорил ни слова, лишь пыхтел, подвывая в смертельном отчаянии и безысходности и продолжая наносить удары… Он боролся в эти минуты не столько, как поняла Надя, со своим соперником, сколько за то, что у него пытались отнять: за своих маленьких детей, без которых не представлял себе жизни, за жену, по неопытности, легковерию, внезапно охватившему ее любовному безумию предавшую его, за свой еще так недавно казавшийся ему надежный и теплый дом, за все то, что и составляло всю его жизнь… Саблер сначала не почувствовал боли, но потом ощутил кровь во рту, схватил Дмитрия за руки и попытался перевернуть его на спину, но тот вывернулся и нанес ему еще один удар куда-то в ухо, после чего схватил Саблера за волосы и несколько раз с остервенением ударил его головой о промерзший асфальт… Надя, двигаясь как-то неестественно плавно, словно ноги ее не касались земли, схватила попавшийся на глаза камень, подошла к побелевшим от снега мужчинам и с силой ударила им мужа по голове. Дмитрий тотчас отпустил Саблера, отвалился от него и как-то нехорошо, страшно, грузно перевернувшись на спину, замер…
– Сережа, я убила его… – она опустилась рядом с Дмитрием и подняла его голову, всматриваясь в лицо, после чего осторожно опустила на землю и тотчас увидела на пальцах кровь…
Саблер встал, отряхнулся и выплюнул кровь, на снегу образовалось красно-оранжевое пятно.
– Дима, что с тобой? – Надя принялась тормошить мужа, словно он крепко спал. И Дмитрий открыл глаза и снова закрыл их. Он был живой. – Поднимайся, нехорошо, люди вокруг, еще милицию вызовут… Сережа, помоги мне его поднять…
Они с Саблером подняли обессилевшего, с окровавленной головой Дмитрия и повели к дому. Алиса, увидев своего обожаемого хозяина в таком виде, ахнула, прикрыв рот рукой.
– Что такое? Что случилось? Может, вызвать «Скорую»?
– Алиса, успокойся, ничего не нужно, я в порядке…
Дмитрий разувался в передней неловко, стоя и пытаясь стащить обувь, поддевая носком одного ботинка задник другого, расшвырял их, после чего, стиснув зубы, позволил Алисе снять с себя пальто и бросился в спальню, заперся там, упал на кровать и зарыдал…
– Мне остаться? – спросил Сергей, облизывая свои разбитые, в крови, губы.
Алиса продолжала стоять и таращиться на Саблера.
– Алиса, иди к детям, – не поворачивая головы, но чувствуя за спиной ее присутствие, тихо произнесла Надя. – Нет, Сережа, тебе сейчас лучше уйти. Главное я ему уже сказала… Думаю, когда-нибудь он оценит мое нежелание жить во лжи…
Она сказала это так, как говорят героини мелодрам, и это прозвучало так бездарно, пошло, что она вдруг испугалась вообще всей пошлости ситуации и надуманности этого безжизненного сюжета… Саблер ушел, она уговорила мужа впустить ее в спальню, стала говорить ему о том, что продолжает любить его, Дмитрия, но как близкого друга, как отца своих детей, но, увы, не как мужчину, даже не подумав о том, что наносит этим ему самый большой удар. Он лежал бледный, лицо в ссадинах, на подушке размазана кровь, и она гладила его по голове и продолжала внушать, что им просто необходимо расстаться, что жить во лжи дальше невозможно, она не хочет ему лгать, она хочет жить открыто и свободно дышать (она так и сказала зачем-то, словно здесь, с Аджемовым, она задыхалась); то, что с ней произошло, получилось как-то само собой, она просила простить ее, понимая, что разрушает его жизнь, но дает ему возможность начать все с самого начала… Она говорила быстро, сбиваясь, словно боялась, что он снова потеряет сознание, как там, на улице, и не успеет услышать самое главное. Она видела слезы на его глазах и торопливо вытирала их ладонью, ловила себя на том, что ей хочется даже поцеловать его, успокоить. Говорила с ним доверительно, как с другом, словно она бросала не его самого, а кого-то, кого Дмитрий хорошо знал, она просила его о понимании… Но все равно ее не покидало ощущение, что она обманывает не только мужа, но почему-то и себя, и ей было жаль себя, такую запутавшуюся… Еще немного, и она попросила бы Дмитрия подождать ее до тех пор, пока она не насытится Саблером и, возможно, бросив его, вернется к нему, к мужу…
