Морье Дю - Козел отпущения
Голос его звучал настойчиво, он подгонял меня, словно нам нельзя было терять времени. Я запротестовал, но он чуть не силой повел меня вверх по лестнице, затем по коридору к дверям номера. Вытащил из кармана ключ, открыл дверь и зажег свет. Мы были в небольшой убогой комнатке. , -- и я сел на кровать, так как единственный стул был занят открытым чемоданом. Он уже вынул из него пижаму, щетки для волос и домашние туфли и теперь, достав фляжку, наливал коньяк в стаканчик для полоскания зубов. И снова, как это было в бистро, потолок опустился на пол и все происходящее стало казаться мне неизбежным, неотвратимым, я никогда не расстанусь с ним, а он со мной, он спустится следом по лестнице, сядет рядом в машину, никогда я не освобожусь от него. Он -- моя тень или я -- его тень, и мы прикованы друг к другу навеки.
-- Что с вами? Вам плохо? -- спросил он, заглядывая мне в глаза.
Я встал, раздираемый двумя желаниями: одно -- открыть дверь и спуститься вниз, другое -- снова стать рядом с ним перед зеркалом, как мы стояли в станционном буфете. Я знал, что первое желание разумно, а второе чревато бедой, и все же я должен был это сделать, должен был вновь испытать то, что уже раз испытал. Вероятно, он догадался об этом, потому что мы повернули головы в один и тот же миг и уставились на свои отражения. Здесь, в небольшой тихой комнате, наше сходство казалось еще более противоестественным, более жутким, чем в переполненном шумном буфете, где звучали голоса людей и плавали клубы дыма, или в бистро, где я думал совсем о другом. Эта жалкая комната с темными обоями и скрипучим полом напоминала склеп: мы находились здесь вдвоем, отгороженные от всего мира, побег был невозможен. Он сунул стаканчик с коньяком в мои дрожащие пальцы, сам глотнул из горлышка, а затем сказал таким же нетвердым голосом, как у меня, а возможно, говорил я сам, а он слушал:
-- Давайте поменяемся одеждой.
Я помню, что один из нас расхохотался в то время, как я грохнулся на пол.
ГЛАВА 3
Кто-то стучал в дверь, пробиваясь сквозь мрак в сознание, казалось, это никогда не прекратится; наконец я поднялся из бездонных глубин сна и крикнул: [Войдите! (фр.)], изумленно осматривая чужую комнату, которая постепенно становилась реальной, приобретала знакомые черты.
Держа в руках фуражку, в дверь вошел невысокий, приземистый мужчина в выцветшей старомодной форме шофера -- куртка на пуговицах, бриджи и краги -и остановился на пороге. Его темно-карие глаза с сочувствием глядели на меня.
-- Господин граф наконец проснулся? -- сказал он.
Я, нахмурившись, посмотрел на него, затем снова окинул взглядом комнату: раскрытый чемодан на стуле, второй -- на полу, через спинку в изножье кровати переброшено верхнее платье. На мне полосатая пижамная куртка, которую я видел в первый раз. На умывальнике -- стаканчик и фляжка с остатками коньяка. Моей собственной одежды нигде не было видно, но я не помнил, чтобы я раздевался и убирал ее. В памяти сохранилось одно: как я стою перед зеркалом рядом с моим двойником.
-- Кто вы? -- спросил я шофера. -- Что вам надо?
Он вздохнул, кинул понимающий взгляд на беспорядок, царивший в комнате.
-- Господин граф хочет еще немного поспать? -- спросил он.
-- Господина графа здесь нет, -- сказал я. -- Он, должно быть, вышел. Который час?
События прошедшего вечера все ясней всплывали в памяти, и я припомнил, что в бистро мой спутник ходил звонить домой и приказал, чтобы на следующий день за ним прислали машину. Скорее всего это его шофер, который только сейчас приехал и принял меня за своего хозяина. Взглянув на часы, он сказал, что уже пять часов.
-- Пять часов? Быть этого не может, -- сказал я и поглядел в окно. Было светло, снаружи доносился шум машин.
-- Пять часов вечера, -- повторил шофер. -- Господин граф крепко спал весь день. Я жду здесь с одиннадцати утра.
В его словах не было упрека, он просто констатировал факт. Я приложил руку ко лбу -- голова у меня трещала. Нащупал сбоку шишку, к ней нельзя было прикоснуться без жуткой боли, но дело было не в ней одной. Я подумал обо всем, что выпил накануне, и о том, последнем, стаканчике коньяка. А может быть, не последнем?.. У меня все изгладилось из памяти.
-- Я упал, -- сказал я шоферу, -- и, думаю, мне что-то подмешали в вино.
-- Вполне возможно, -- сказал он, -- такие вещи случаются.
Голос его звучал участливо, как у старой нянюшки, успокаивающей ребенка. Я спустил ноги с кровати и уставился на пижамные штаны. Сидели они хорошо, но были не мои, и я абсолютно не помнил, как и когда их надел. Я протянул руку, дотронулся до жилета и брюк, висевших на спинке, -- совсем другой фасон и материал, чем у меня, -- и тут я узнал дорожный костюм моего вчерашнего компаньона.
-- Куда делась моя одежда? -- спросил я.
Шофер подошел к кровати и, сняв костюм, накинул пиджак на спинку стула и разгладил рукой брюки.
-- Господин граф, видимо, думал о чем-то другом, когда раздевался, -заметил он и улыбнулся мне.
-- Нет, -- сказал я, -- эти вещи не мои. Они принадлежат вашему хозяину. Возможно, мои там, в платяном шкафу.
Он поднял брови и поджал губы, сморщив лицо в гримасу, как взрослый, потакающий ребенку, и, пройдя через комнату, распахнул дверцы шкафа. Шкаф был пуст.
-- Выдвиньте ящики, -- сказал я.
Но и там ничего не оказалось. Я встал с постели и принялся рыться в чемоданах, в том, что стоял на стуле, и том, что был на полу. В них были вещи моего вчерашнего товарища. Только тут я осознал, что, напившись, мы, должно быть, обменялись одеждой -- глупая, безрассудная выходка, одна мысль о которой была мне противна, и я поспешил отогнать ее от себя, не желая вспоминать о вчерашних событиях.
Я подошел к окну и выглянул на улицу. Перед входом стоял . Моя машина исчезла.
-- Вы не видели мою машину, когда приехали? -- спросил я шофера.
Тот озадаченно взглянул на меня.
-- Господин граф купил новую машину? -- удивился он. -- Здесь не было никаких машин сегодня утром.
Его упорный самообман действовал мне на нервы.
-- Нет, -- сказал я, -- я ничего не покупал, я говорю о своей старой машине, о своем . И я не господин граф. Господин граф ушел в моей одежде. Узнайте, не оставил ли он у портье для меня записки. Видно, и машину мою взял тоже он. С его стороны это шутка, но лично мне она не кажется смешной.
В глазах шофера возникло новое выражение. Он глядел на меня встревоженно, огорченно.
-- Мы можем не спешить, -- сказал он, -- если господину графу хочется еще отдохнуть.
Он подошел ко мне и, протянув руку, осторожно пощупал мне лоб.
-- Хотите, я схожу в pharmacie [Аптека (фр.).]? -спросил он. -- Больно, когда я здесь трогаю?
Я понимал, что надо запастись терпением и держать себя в руках.
-- Вы не попросите портье подняться сюда? -- сказал я.
Он вышел и стал спускаться по лестнице, а я снова осмотрел комнату, но нигде -- ни в платяном шкафу, ни в ящиках туалетного столика, ни на столе -не обнаружил ни одной своей вещи, ничего, что помогло бы мне доказать, кто я такой. Одежда моя исчезла, а с ней бумажник, паспорт, деньги, записная книжка, ключи, вечное перо, все мелочи, которые я обычно ношу с собой. Хоть бы запонка или булавка для галстука... Нет, все здесь принадлежало ему. На крышке чемодана лежали его щетки с инициалами , меня ждал его костюм, туфли, бритвенные принадлежности, мыло, губка, а на туалетном столике -- бумажник с деньгами, визитные карточки, где было напечатано: [Граф де Ге (фр.).], а в нижнем левом углу: [Сен-Жиль, Сарт (фр.).]. В тщетной надежде откопать хоть что-нибудь, принадлежащее мне, я перерыл второй чемодан, но не нашел ничего -- лишь его носильные вещи, дорожные часы, складной бювар, чековую книжку и несколько завернутых в бумагу пакетов, наводящих на мысль о подарках.
Я снова сел на кровать, обхватив голову руками. Мне оставалось только ждать. Скоро он вернется. Он должен вернуться. Он забрал мою машину, и стоит мне пойти в полицию, назвать ее номер и заявить о пропаже бумажника с деньгами, туристского чека и паспорта, и мой двойник будет отыскан. Тем временем... тем временем -- что?
Вернулся шофер, а с ним засаленный субъект вороватого вида, -- должно быть, портье, а возможно, сам хозяин. В руке он держал листок бумаги, и, когда он протянул его мне, я увидел, что это счет: с меня причиталась плата за номер на одного, сданный на сутки.
-- Вы чем-то недовольны, господин? -- спросил он.
-- Где тот джентльмен, с которым я был этой ночью? -- спросил я. -Кто-нибудь утром видел, как он выходил?
-- Вы были один, когда снимали вчера комнату, -- ответил человечек, -а с кем вы вернулись сюда вечером, я сказать не могу. Мы здесь в чужие дела не лезем, мы клиентам вопросов не задаем.
В подобострастном тоне я уловил фамильярные, даже презрительные нотки. Шофер уставился в пол. Я заметил, как хозяин, или кто он там был, взглянул на смятую постель, затем на фляжку с коньяком на умывальнике.
-- Придется заявить в полицию, -- сказал я.
У хозяина сделался испуганный вид.
