Александра Авророва - Шутка с ядом пополам
— Да почему, черт возьми! — вскипела Вика. — Чем это ты его не устраивала? Молодая, красивая — не какая-то там облезлая мымра!
Если б не красные пятна на бледном Маринином лице, никто бы не заподозрил, что она только что плакала. Ее слова звучали чуть отстраненно, с легким налетом юмора, словно речь шла не о личном, а, например, разбирались взаимоотношения героев любимой книги.
— Во-первых, я была избалованной маменькиной дочкой, имеющей весьма смутное представление о ведении дома. Я, конечно, старалась, но обеспечить Володе привычный комфорт не могла. То что-то подгорит, то пол забуду вымыть. К тому же я тогда только начала работать в школе, и это отнимало уйму сил. Я всегда серьезно относилась к работе и ничего не могу с этим поделать.
— А с этим надо что-то делать? — удивился Талызин.
— Володю раздражает, если его женщина относится серьезно к чему-либо, кроме него самого. Уж на что Аня жизни не представляла себе без медицины, а стала жить с ним — сразу уволилась.
— Она медик?
— Врач-кардиолог. Короче говоря, я никак не могла смириться с положением кошки, и у нас с Володей начались конфликты. Мы разошлись, и он возобновил отношения с Лидией Петровной еще года на три. Потом они расстались. Лидия Петровна сейчас снова замужем, муж отставник. Похоже, успешно раскрутился в каком-то там бизнесе.
Вика в очередной раз глянула на фотографию. Итак, молодящаяся особа в мини-юбке — нынешняя жена Бекетова Аня, юная красотка — лаборантка Кристина, пожилая вульгарная баба — первая пассия Лидия Петровна. Есть еще Маринка в шикарном черном платье и замотанная женщина без грамма косметики на лице. Остальные на снимке — мужчины.
— А вот от этой у него дочь, — сообразила Вика, ткнув острым ногтем в изображение изможденной женщины, чей затрапезный внешний вид резко контрастировал с окружением. Остальные дамы явно были при полном параде — как каждая из них таковой парад себе представляла, — она же словно в чем стояла у плиты, в том и явилась.
— Методом дедукции ты владеешь исключительно, — похвалила Марина. — Муж явно должен привлекать тебя к расследованиям. Это Таня, Татьяна Ивановна Брыль. Ее — то есть их с Володей — девочке сейчас десять. Он сразу признал Машку своей. Таня никогда раньше не была замужем. Она библиотекарь. Они прожили с Володей лет пять, до того момента, когда Аня родила ему сына. Он всегда хотел сына, а девочек воспринимал как ошибку природы.
— Мда, — мрачно заметил Талызин, — не день рождения, а цветник. Удивительно, что ни одна не отказалась — все пришли.
— Я ведь говорила, что он необычайно умен не только в науке, — напомнила Марина. — Раз он захотел собрать нас вместе, значит, собрал. Хотя идея, конечно, странная. Он сказал, что в день такого юбилея хочет освежить в памяти различные этапы своей жизни. Удивительно, что эти этапы ассоциируются у него с женщинами, а не только с учениками. По большому счету, мы должны гордиться.
— То есть все мужчины — ученики? — снова проявила догадливость польщенная Вика.
— Да. Вот это — Николай Павлович Панин. Он первый, кто защитился под Володиным руководством. Между ними разница всего шесть лет, представляете? Вика, изучив унылого потертого типа в мешковатом костюме, подозрительно осведомилась:
— И в какую сторону?
— О господи! Разумеется, Володя старше. Хотя да, по виду не скажешь. Я ведь сама училась у Николая Павловича в студенческие годы, он и тогда выглядел не лучшим образом. А вообще Панин — грамотный ученый и очень добросовестный преподаватель, хотя и несколько занудный. Кстати, Аня — его бывшая жена.
— Вот как? — заинтересовался Игорь Витальевич.
— Да, они прожили вместе около десяти лет. Я хорошо ее помню еще с той поры, и даже не догадывалась, что когда-нибудь она станет женой Володи. Для меня это было большое потрясение.
— А для Панина?
— Тоже, разумеется. Хотя он типичный интроверт и мало кто знает, что у него на душе. Мне очень его жаль. Даже не только и не столько из-за Ани, просто он — стопроцентный неудачник. Под неудачником я подразумеваю того, кто не реализует свой жизненный потенциал. Потенциал у него огромный, а на выходе почти ничего нет. В личной жизни, например, он явно создан быть отцом — а реально быть им не может.
— Не может — физически? — прервала Вика.
— По крайней мере, так уверяет Аня. Она развелась с ним, когда забеременела, поскольку твердо знала, что отец ребенка — не он. Что касается работы… для преподавания Панин слишком замкнут на себя, а в науке… Хотя Владимир Дмитриевич ценил его и поддерживал, но не смог добиться от него весомых результатов. Володю это страшно огорчало. Он был уверен, что Панин по-настоящему талантлив. Бог с ней, с докторской, это такая морока, что десять раз подумаешь, прежде чем браться, но все исследования Панина… они профессиональны, и не более. Мне кажется, вид Панина всегда пробуждал в Володе укоры совести.
— Из-за жены?
— Да что ты, Вичка, подобная ерунда его не смущала. Из-за того, что не сумел вывести его на самостоятельную научную стезю. Другое дело — Сережка Некипелов, вот он, видишь? Новоиспеченный доктор наук. Он старше меня на три года, и в былые дни мы с ним страшно враждовали, — последние слова Марина произнесла с нескрываемым удовольствием.
Некипеловым оказался тот, кого Вика сперва приняла за Бекетова — симпатичный, хотя и несколько лощеный тип, смахивающий на прибалта. —
Почему враждовали? На тебя не похоже.
— Потому что имели конфликт интересов, — улыбнулась Марина. — Представь себе такую картину… Я, робкая второкурсница, подкарауливаю под дверью аудитории профессора Бекетова, чтобы уточнить у него кое-какие детали своей курсовой работы. Но в решающий момент как из-под земли появляется нахальный пятикурсник и перехватывает Бекетова прямо у меня из-под носа. А бывает, что и пропустит меня вперед, снисходительно заметив: «Спрашивай, детка. Тебе ведь ненадолго, а у нас разговор серьезный». И я, сгорая со стыда, задаю при нем свои наивные вопросы, а он усмехается. Дальше — лучше. Он — любимый аспирант, а я — всего лишь студентка, но научный руководитель у нас один, и мы вечно сталкиваемся, его ожидая. Как-то раз я сдуру решила выяснить у Некипелова кое-какие моменты по его собственной статье (он начал публиковаться еще студентом). Никогда не забуду, каким презрением он меня облил за непонимание элементарных вещей. Кстати, полная противоположность подходу Владимира Дмитриевича — тот всегда приветствовал задаваемые вопросы и потрясающе понятно разъяснял самые темные места.
— Этот Некипелов и на вид довольно ехидный, — констатировала Вика, снова вглядевшись в фотографию.
— Да нет, он неплохой. Просто мы оба были молодые и глупые. Вот Некипелов, кстати, типичный удачник. Правда, он развелся с первой женой, но мирно, и она ему позволяет сколько угодно видеться с сыном. А нынешняя его жена очень милая. Конечно, Сережка не гений, но талантлив. Его докторская прошла на ура, его уважают студенты. Он регулярно ездит за границу и получает за это хорошие деньги. А скоро поедет с лекциями по различным университетам США, это очень почетное приглашение. Не просто где-то там поработать, а поделиться своими достижениями с коллегами из Штатов, чтобы повысить их научный уровень. Наши исследования, слава богу, не закрытые. И Бекетов, и Панин — все они реально живут за счет поездок за границу.
— А почему не ездишь ты?
Марина пожала плечами:
— А я преподаю и пишу пьесы. С моими весьма средними способностями, чтобы добиться действительно интересных результатов, надо отдаваться науке целиком. Володя часто говорит, что я распыляюсь. Сперва боролся с этим, теперь махнул рукой. Никто, говорит, не поможет человеку, пока он сам этого не захочет. Если предпочитаешь тратить свои силы на посредственностей и зарывать талант в землю, бог тебе судья.
Вика вдруг поняла, почему Маринка с непривычной словоохотливостью так подробно обо всем рассказывает. Пока она делает это, Бекетов для нее жив. Вот закончит, вернется домой — и снова вспомнит о его смерти, а сейчас словно забыла. И Вика живо поинтересовалась:
— На каких еще посредственностей?
— У нас с Владимиром Дмитриевичем принципиально разный подход к преподаванию. Когда я сама училась, он вел у нас занятия на младших курсах, и я тогда еще обратила внимание… Студенты, не склонные к науке, для него не существуют. Он абсолютно не стремится чему-либо их обучить, автоматически проставляет зачеты и тройки, а общается исключительно с несколькими самыми умными, зато общается на равных. А я считаю, не всем же двигать науку, правда? Физика ведь имеет и прикладной аспект, а чтобы быть инженером, не надо быть семи пядей во лбу. Я стараюсь, чтобы каждый, кто хочет обучиться, имел такую возможность — если, разумеется, он не непроходимо глуп.
