Антон Леонтьев - Восьмой смертный грех
Мне стало чуть жаль ее, когда я увидел, как многочисленные родственники тянут из нее деньги, пользуясь ее доверчивостью. Она же, казалось, не замечала этого. Между нами не было любви, однако она меня понимала. Так мне казалось во всяком случае.
Мы заключили брак после того, как меня выпустили из клиники. Я снова не пил, мужская сила вернулась ко мне. Прежняя жизнь, разнузданная и фонтанирующая алкоголем, мне надоела. Хотелось семейного уюта и детей. Дороти была уже не молода, однако мы в любой момент могли бы усыновить ребенка…
На самом деле совместная жизнь с Дороти Каплан оказалась сущим адом. Я ненавидел ее гороскопы и хрустальные шары, она попрекала меня моим прошлым и называла «неудачным актеришкой». Говорила, что без нее я давно бы превратился в проспиртованного тритона. Я вновь потянулся к бутылке и начал пропадать в борделях. Все это не могло длиться долго. Все бы закончилось разводом, однако…
Все могло бы закончиться бракоразводным процессом, грязным, громким и дорогостоящим для обеих сторон, однако Дороти внезапно исчезла. Просто растворилась в воздухе. С того момента прошло уже почти восемь лет. Ходили разнообразные слухи о том, что приключилось с Дороти: то она сбежала с любовником, то ее в самом деле украли столь любимые ею инопланетяне.
В ночь ее исчезновения из нашего калифорнийского поместья местные жители якобы видели недалеко от ранчо непонятные цветные всполохи, гул, а затем взмывающий ввысь аппарат «зеленых человечков». Дороти всегда всем говорила, что если те явятся за ней, чтобы увезти ее с собой на Марс или Альфу Центавра, то она, не думая, согласится.
По существу вопроса я ничего не мог сказать шерифу, который выяснял подробности исчезновения моей супруги, так как большую часть той ночи, как и многие ночи до и после, я провел в бессознательном состоянии из-за алкогольного опьянения. Помнится, я даже цинично шутил, что Дороти, как и ее тезку, подхватил ураган, и она перенеслась в сказочную страну Оз, где наверняка нашла себе то, чего ей так не хватало в нашем жестоком мире.
После исчезновения моей четвертой жены я дал себе зарок, что больше не обзаведусь супругой, и до настоящего момента я держу свое слово. Да и любовниц стало поменьше, а спиртного – только больше. Я все еще появляюсь на экране, в основном в роли соблазнителей-старикашек, а также мошенников и проходимцев.
Кирилл Терц, великий и неподражаемый, мировая легенда, символ времени, а на самом деле спившийся старый хрыч, который сам не знает, что же ему делать, – вот кем я стал. Я знаком со многими сильными мира сего. Помимо Рейганов, закадычных приятелей моей Дороти, я знавал и коронованных особ, и миллиардеров, и поп-звезд.
Клементиной Бертранской, когда она была жива, я восхищался. О, что за женщина! Из заштатного, замшелого княжества она сделала мечту любого богатея. Я искренне скорбел по поводу ее гибели, столь нелепой и ужасной.
Когда в начале девяностых Клементина решила организовать в Бертране собственный кинофестиваль, никто не верил в успех затеи. И надо же, меньше чем за десять лет ей удалось превратить «Крылатого льва» в забаву для всего мира. Этот кинофестиваль, конечно, не такой влиятельный, как в Каннах, однако он находится по престижу где-то между Венецией и Берлином. В общем, я всегда знал, что здесь можно недурно отдохнуть и позабавиться.
Поэтому, когда в этом году меня сделали почетным гостем фестиваля и к тому же присудили «Крылатого льва» за многолетнюю кинокарьеру, я был польщен. Меня пригласили в Бертран, поселили в лучшем отеле, в лучшем пентхаузе.
И именно там, глядя на себя в зеркало, я понял, что единственный выход из всей запутанной ситуации – это самоубийство. Почему? А почему бы, собственно, и нет? Чего еще я могу добиться от жизни? Мне и так осталось всего несколько лет, вряд ли с таким здоровьем, расшатанным постоянными попойками и излишествами, я протяну до ста. Почему меня до сих пор считают образцом мужской сексуальности, загадка для меня самого. И что женщины нашли в старом, толстом и лысом субъекте, каким я являюсь на данный момент? Изящный темноволосый Кирилл Терц, каким я был в начале карьеры, давно исчез, уступив место грузному старику с ослепительно белыми зубами – работой голливудских дантистов.
Я прибыл в Бертран в отвратительном настроении. Как всегда, много пил, на публике не появлялся, игнорируя любезные приглашения Великого князя Клода-Ноэля и прочих влиятельных особ. К чему мне тешить самолюбие визитами к сильным мира сего? Я давно прошел все это.
Потому-то мысль о том, что неплохо бы завершить свой земной путь, и засела у меня в голове. Я не был пьян, наоборот, от этой жуткой идеи я сразу протрезвел: стал строить планы, как мне эффектнее уйти из жизни. Итак, решено, я покончу с собой! Какой будет театр после того, как обнаружат – в самый разгар кинофестиваля – хладный труп Кирилла Терца! Причем ни у кого не должно быть сомнений в том, что это самоубийство, я не хочу, чтобы это приняли за естественную смерть, несчастный случай или ограбление.
Планы собственной кончины так меня захватили, что я даже посетил несколько вечеринок. Мило улыбаясь, я думал о том, не пройти ли мне сейчас к балкону и не прыгнуть ли на глазах рафинированной публики вниз, на террасу? Будь я уверен, что точно расшибусь насмерть, так бы и сделал. Однако что может быть смешнее, чем спасенный самоубийца, более того, самоубийца, который привел в исполнение свою идиотскую затею, но остался-таки в живых. Если так случится, все будут полны ко мне жалости и сочувствия, а именно это я ненавижу более всего.
Возвращался я в отель по набережной, любуясь, возможно, в последний раз, заходящим солнцем. Отравиться? Но тогда не будет никакой ясности, да и со снотворным нужно быть осторожным, можно проглотить пятьдесят таблеток и очнуться в реанимации.
Я бы с радостью застрелился прямо во время присуждения мне «Крылатого льва» на сцене, перед залом в две тысячи человек и стрекочущими камерами. Но во дворец кинофестивалей пистолет не пронести, там все охраняется строжайшим образом. На церемонию пожаловала первая леди США, миссис Тира Мэй Эллиот, супруга бывшего губернатора штата Иллинойс Джеральда Эллиота, который год назад был избран президентом. Симпатичные люди, я голосовал за Джеральда, впрочем, я всегда голосовал за демократов. Да и огнестрельного оружия у меня никогда не было и достать его так быстро проблематично.
Поэтому я принял решение утопиться. Оставлю в пентхаузе недвусмысленную записку о своих намерениях, отправлюсь на набережную и утоплюсь! Я бы сделал это и в роскошной мраморной ванне, но решил, что это будет слишком уж для всех удобно. Нет, пусть помучаются, пусть поищут мое тело в море. Я не буду забираться далеко, чтобы мой труп потом никогда бы не нашли.
Топиться – что может быть противнее и утомительнее. Не с камнем же на шее бросаться в воду! Нет, не с камнем, а вот если как следует напиться, а потом залезть в море и заплыть достаточно далеко, то сил вернуться обратно уже не будет. Я всегда плавал ахово, так что отплыть от берега я смогу, а вот вернуться… Вернуться мне придется, возможно, только через несколько дней и уже в чрезвычайно мокром и безжизненном виде.
Я размышлял о собственной смерти, как об очередной роли. Ну что ж, это будет мой коронный выход. Надеюсь, мне будут аплодировать во время похорон. Захватив с собой бутылку наикрепчайшего бренди, я вышел вечером из отеля и направился в сторону моря. Сейчас во дворце кинофестивалей идет вручение наград, я тоже должен быть там, чтобы получить свого «Крылатого льва». Ничего, им придется подождать…
Вот будет-то сюрприз, первая леди США останется недовольна тем, что я выбрал для самоубийства столь неподходящий момент. Еще бы, только она с мужем приехала в первое европейское турне, чтобы налаживать связи с европейскими странами, которые были порядком разрушены упрямым и самоуверенным предшественником Джеральда Эллиота, только Тира Мэй оказалась в Бертране, где ее приветствовали овациями и цветами, как все внимание переключится с нее на самоубийцу Кирилла Терца.
Я намеренно не пошел на центральную набережную Бертрана, здесь топиться нельзя, сразу же спасут. И вообще, у них не принято купаться, это же фешенебельное место, здесь у каждого есть по три ванных и два бассейна.
В итоге я оказался в укромном и заброшенном закутке княжества. Кажется, здесь раньше был старый порт, а теперь возвышались складские постройки. Но и те обветшали и опустели. Пустырь был огорожен, однако в заборе зияла огромная дыра. Вывеска гласила, что в скором будущем здесь будет возведен элитный жилой комплекс. Кто бы сомневался, тут не принято бездарно расходовать площадь и без того крошечного княжества.
Но пока на пустыре никого не было, кроме стрекочущих цикад, и я смело прошел мимо темных помещений к морю и очутился вскоре у старого и скрипящего пирса. Ногой я едва не наступил на крысу, которая с писком унеслась прочь. Фу, какая мерзость!
