Михаил Серегин - Воля под наркозом
– Что ты мечешься? Проспится, сам все расскажет. Ты бы тоже пошел, чайку выпил, а то чего покрепче. В целях профилактики, так сказать, неврозов и прочих неприятностей. А домыслы свои советую пока при себе держать. Кстати, неплохо бы какую-нибудь вразумительную историю к приходу начальства подготовить, как мыслишь, а? Между прочим, ты глаза его видел? Может, он того, свихнулся? А что, это многое бы объяснило. Да ты не дергайся, как только клиент проснется, я тебя тут же позову, мне завтра еще до обеда тут торчать.
Следуя совету мудрого Щербакова, я отправился в ординаторскую пить крепкий чай с Алевтиниными плюшками. От мысли употребить что покрепче пришлось отказаться – дежурство было в самом разгаре, а потом еще до полудня в терапии трудиться.
Вразумительную историю для дотошного начальства я состряпал за минуту, тщательно причесав и пригладив первоначальную версию с «заботливым приятелем». Окончательный вариант версии звучал примерно так, что некий приятель случайно наткнулся на Колесова на улице уже в том состоянии, в котором я доставил его в клинику, – и пусть кто попробует доказать обратное или заявить, что это неправда! – собрался было в спешном порядке везти его в больницу, а тут нашу «Скорую» судьба послала.
Благополучно разделавшись с официальной частью, я вернулся к мучительным раздумьям о том, что же произошло с Мишкой на самом деле. Мучительными мои размышления были потому, что известные мне немногочисленные факты никак не желали увязываться друг с другом. Я понимал, что пытаюсь составить цельную мозаику из случайных фрагментов, но упорно продолжал перетасовывать разрозненные кусочки информации в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку.
Одинаково сильно влюбленные в медицину, женщин и спорт, мы с Мишкой быстро нашли общий язык и ко второму курсу были уже закадычными друзьями. После окончания института пути наши разошлись. Меня больше привлекала практика, Мишку – наука. Встречались мы все реже и реже, по уши завязнув каждый в своих проблемах. Последние несколько лет не виделись вообще, пока недели три назад не столкнулись случайно около цветочного лотка. Столкнулись в буквальном смысле.
Окрыленный любовью, я торопился к Марине. Чудный, со вкусом оформленный букет цветов я приметил еще на подходе. Подлетев к лотку, небрежно оттеснил высокого плечистого франта и ткнул пальцем в приглянувшийся букет: «Вот этот, пожалуйста». «Ошибаетесь, уважаемый, – насмешливо произнес франт, поигрывая увесистой связкой ключей и чувствительно упираясь мне в бок острым локтем. – Эти цветы беру я. Они как нельзя лучше подходят к цвету глаз моей возлюбленной». «Надо же, какое совпадение! – воскликнул я, «случайно» наступая ему на ногу. – Глаза моей возлюбленной такого же оттенка». «А вот это вы напрасно сделали», – с высоты своего роста нахал брезгливо осмотрел испачканную обувь и в упор уставился на меня. В следующее мгновение с воплями «Мишка!», «Володька!» мы бросились обниматься и хлопать друг друга по плечам, приведя в окончательное недоумение толстую тетку за прилавком.
После бурных приветствий последовало не менее бурное выяснение, кому же все-таки достанется букет, только теперь каждый уже пытался настойчиво уступить его другому. Вдоволь нахохотавшись, мы обнаружили, что, во-первых, собрали вокруг себя небольшую толпу любопытных, что немедленно вызвало новый взрыв веселья, а во-вторых, что мы оба рискуем окончательно опоздать к нашим возлюбленным. Поэтому последними новостями о себе обменивались мы уже в спешке.
– Дня через два обязательно позвоню, – горячо обещал Мишка, торопливо записывая мой рабочий телефон. – Я недавно переехал, телефон поставить еще не успел. Но, знаешь, вот тебе на всякий случай контактный. Если что, ты звякни.
Он нацарапал номер, подхватил цветы и скрылся в толпе, крикнув напоследок:
– Я обязательно позвоню! Извини, подвезти не могу, любовь, брат!
Мишка не позвонил ни через два дня, ни через десять. А я, честно признаться, забыл в суете и о старом приятеле, и о нашем уговоре.
Куда же я дел записку с телефоном? Я бросился лихорадочно обшаривать карманы. Так, спокойно. От Марины раненько утром я поехал сразу на работу. Записку из кармана вынул, это точно. Вынул из пиджака и переложил в карман халата, чтобы позже вложить ее в записную книжку. В книжку я ее не вложил, следовательно… Я постучал себя по лбу. Склеротик чертов! Листочек с контактным телефоном конечно же остался в кармане халата, который спустя отведенное ему время подвергся неизбежному кипячению и глажке.
Накрахмаленный и тщательно отутюженный халат среди других белоснежных собратьев дожидался своей очереди в шкафу. Бережно, словно завещание престарелого богатого родственника, я извлек из кармана то, что осталось от блокнотного листочка. Осталось от него, прямо скажем, немного. Точнее, самому листочку банно-прачечные процедуры особого вреда не причинили – подумаешь, потерял фактуру, да кое-где форму. Но вот чернила разглядеть было практически невозможно. Не к месту вспомнился рекламный ролик, в котором очаровательно улыбающийся молодец опускал в серную кислоту какую-то бумажную продукцию. Я нервно хихикнул. Да, здесь даже спецтехника вряд ли в состоянии помочь. А, впрочем, мне ли, профану, судить о возможностях спецприборов? На это есть специалисты. И один, правильнее сказать, одна из них является очень даже близкой моей знакомой. И, опять же, повод будет если не помириться с Мариной, то, по крайней мере, почву прощупать.
Приняв решение сразу же после работы отправиться к Марине, я категорически запретил себе в ближайшие несколько часов терзаться мыслями о наших с ней отношениях и, окрыленный предстоящей встречей – что ни говори, а я чертовски соскучился по нежным Марининым объятиям, – с головой погрузился в работу.
С тем же усердием я старался не думать о Колесове. Лишних вопросов мне никто не задавал, во всяком случае, пока. Клиент не за спасибо «койко-место», то есть отдельную комфортабельную палату, начиненную новейшим оборудованием, занимает, а за реальные, осязаемые банковские билеты исключительно крупного достоинства.
Периодически меня посещала мысль заглянуть в реанимацию, но Щербаков недвусмысленно дал понять, чтобы я не стоял без нужды над душой. Поэтому я терпеливо ждал, а между делом размышлял над вопросом, стоит ли обратиться в компетентные органы немедленно или лучше немного подождать. С одной стороны, внезапное превращение благополучного Колесова в грязного и основательно потасканного субъекта, который, кажется, был еще и немного не в себе, упорно навевало мысли о криминале. С другой же стороны, имело смысл вначале пролить хотя бы немного света на эту темную историю.
Мало ли что с человеком приключиться может, тем более с таким человеком, как Мишка. Хорош я буду, если поставлю на уши всю московскую милицию, а потом выяснится, что Колесова застукал в объятиях прелестницы внезапно вернувшийся из дальних странствий муж, и мой институтский приятель был вынужден защищаться от ревнивца, спасаться бегством, в результате чего и получил многочисленные мелкие и крупные ранения. Ага, при этом каким-то образом умудрился еще и похудеть на несколько десятков килограммов, вероятно, от нервного перенапряжения.
В конце концов я пришел к разумному выводу, что, к кому бы я ни обратился за помощью, проблема нехватки информации останется все равно первым и главным препятствием. А потому, какая разница, я потяну за ниточку или кто-то другой? Одно я знал точно – до сути дела я все равно докопаюсь, чего бы мне это ни стоило.
Часов в двенадцать я был выловлен в коридоре юным – слишком юным, с сожалением отметил я, – и чрезвычайно прелестным созданием в белом халате, которое еще издали защебетало:
– Владимир Сергеевич! Щербаков просил срочно зайти!
– Благодарю вас, мадемуазель, – произнес я с легким поклоном. – Уже лечу!
Создание звонко рассмеялось и упорхнуло, а я поспешил в отделение реанимации.
Колесов, напряженно выпрямившись, сидел на кровати. Глаза его были устремлены в одну точку. При моем появлении он не шелохнулся, но, могу поклясться, он меня заметил.
– Вот, полюбуйся, – сделал приглашающий жест рукой Щербаков. – Минут десять уже так сидит. Ноль реакции. Слава богу, не буянит и бежать вроде тоже не собирается.
Я подошел вплотную и помахал ладонью перед Мишкиными глазами. Веки его чуть заметно дрогнули, но взгляд с места не двинулся. Я наклонился, заглянул ему в глаза и невольно поежился. Мишка смотрел бездумно, не бессмысленно, а именно бездумно и немного настороженно. Так смотрит зверь на объект, не представляющий реальной опасности.
– Я же говорю, ноль реакции, – удовлетворенно констатировал Щербаков. – Капельницу пришлось отсоединить, чуть иглу не сломал, зараза. Собираемся попытаться подкормить клиента естественным путем. Попробовать не желаешь?
