Владимир Константинов - Город
Правитель откинулся на спинку кресла и злобно посмотрел в зал. Все повскакивали с мест, выдохнули громовое:
- Клянемся!
- Какие будут предложения? - спросил Пантокрин Великий.
- Предлагаю допросить наших агентов, ехавших вместе с вражеским лазутчиком, - сказал премьер Грязнов-Водкин.
- Дельное предложение, - согласился правитель.
Вызвали пассажиров автобуса, а вернее, агентов тайной полиции, дожидавшихся в приемной Высшего Совета, и был учинен их допрос. Вел его несравненный мастер перекрестного допроса Генеральный прокурор города Василий Хитрый. Начинал он свою карьеру с подьячего в церкови. Затем, благодаря хитрости и изворотливому уму, очень скоро возглавил духовную семинарию, где создал главный труд своей жизни: "Божественное предназначение Наисветлейшего Пантокрина Великого", где очень "убедительно" доказал, что род их Правителя произростает от могучего древа самого Линитима Искусителя. После чего Василия Хитрого назначили Генеральным прокурором. Воистину, он оправдывал свое прозвище.
Из перекрестного допроса водителя, кондукторши и агентов явствовало, что вражеский лазутчик проник в автобус прикинувшись самым непотребным хлюндявым. А поскольку в хлюндявых город нуждается, то его взяли в автобус. В пути вел он себя нагло и вызывающе, не скрывая, что является шпионом по кличке "Командировочный", как бы подчеркивал какая за ним стоит могучая сила. Лишь один агент по кличке "Венера молочная" пыталась убедить собравшихся, что вражеский шпион вовсе даже никакой не шпион, а просто очень симпатичный мужчина, случайно перепутавший автобусы. Ее показания лишний раз показали насколько опытен и коварен вражеский лазутчик, насколько он опасен, если даже опытные агенты тайной полиции поддаются его внушению.
Было решено направить в дом Агапкина, где остановился шпион, суперагента 0011, красу и гордость Тайной полиции, с заданием: завладеть сутью лазутчика, определить его био-магнитное поле, параметры, глубины и частоту его внушения с целью последующего стационарного управления им. Нечистой силе было предписано сделать все, чтобы отравить жизнь шпиона, сделать её невыносимой, непредсказуемой и несчастной с целью ослабления, а по-возможности, и полного отключения его имунной системы. В работе с клиентом можно, а в отдельных случаях и должно применять психотропные, галлюцинизирующие препараты и ингредиенты.
В виду особой важности и сложности предстоящей операции для её руководства был создан ГЧК (Городской чрезвычайный комитет) во главе с премьером Грязновым-Водкиным. В комитет также входили: генеральный прокурор Василий Хитрый, начальник полиции Кулинашенский, настоятель собора Линитима Искусителя преподобный отец Валаам, служивший когда-то демоном на задворках Вселенной, но разжалованный по причине беспробудного пьянства, представитель сексуальных меньшинств Моисеев-Касаткина и старший домовой тринадцатого микрорайона Сигизмунд Третий.
В приемной премьер-министра был тут же организован оперативный штаб ГЧК и операция, получившая кодовое название "Черемуха", началась.
3. Дом Агапкина.
Город Орлову откровенно не понравился. Грязный, убогий, мрачный. Было много старых приземистых бараков, на завалинках которых сидели здоровые мужики, грелись на солнце, курили, плевали в вечность, лениво почесывались. Поскольку рядом с Григорием никого не было, он пересел ближе к водителю, спросил, указывая рукой на мужчин:
- Скажите, пожалуйста, а кто это такие?
- Кто? - не понял тот.
- Да вон, - на завалинках?
- Обыватели, - равнодушно ответил водитель.
- Они что же, не работают что ли?
Корсар удивленно на него обернулся.
- Я же сказал, что они обыватели.
Из этого Орлов понял, что обыватели здесь те, кто бьет баклуши и ничего не делает. Но, судя по их благополучным лицам, питаются они исправно и очень даже неплохо.
Сразу за бараками начинались серые, однообразные, как дни необеспеченной старости, и унылые, как общественные обязанности, пятиэтажки, прозванные в народе "хрущевками". И лишь в центре города возвышалось несколько довольно приличных девятиэтажек. Здесь же стояло трехэтажное здание из силикатного кирпича с черно-красным флагом на остроконечной макушке.
"Это мэрия или как там у них", - решил Григорий.
Посреди площади стоял гранитный памятник - огромный человек с самодовольным лицом верхом то ли на коне, то ли на осле. Памятник был таким же нелепым, как и все в этом городе.
- Кто это такой, шеф? - спросил Орлов у водителя.
- Кто? - опять не понял тот.
- Ну этот, на ишаке?
Лицо водителя вдруг покрылось трупными пятнами и стало прямо на глазах разлагаться. Но Григорий не испытывал страха. Нет. Он понимал, что вся эта фантасмагория вовсе не случайна. Кто-то бросал ему вызов и он решил его принять.
- Ды ты что?! - прошипело то, что осталось от шофера. - Это же наш Мудрый, Лучезарный Правитель Наисветлейший Пантокрин Великий!
- Надо же, ну и имечко! Он что, из аптечных работников?
Но ответить водитель уже был ни в состоянии. Кожа и мышцы вместе с волосяным покровом медленно стекали к нему на колени, обнажая ослепительно-белый череп. Зрелище было не для слабонервных.
Автобус, видно, почувствовал неладное, заржал, остановился и открыл двери. Пассажиры и кондукторша, не обращая внимания на водителя, вышли из автобуса. Орлов был вынужден сделать то же самое, поняв, что придется добираться пешком. Обратился за помощью в молочной знакомой.
- Венера, как мне добраться до дома Агапкина?
Она отчего-то испуганно и сочувственно посмотрела на него, потеряно и виновато улыбнулась.
- Это просто. Вот этим проспектом Пантокрина Великого пройдете три квартала и свернете налево на Ведьминскую улицу, через квартал будет Первый бесовский переулок. Свернете налево. Третий дом справа и будет дом Агапкина.
- Спасибо.
Орлов медленно брел по центральной улице города, названной в честь местного правителя, пытаясь хоть как-то понять случившееся. То что это был не Горновск - очевидно. Но откуда взялся этот город, со странными, если не сказать больше, обитателями? И что все это значит? Родители воспитали его законченным атеистом. Он не верил ни в Бога, ни в черта и прочую чепуху. И вот впервые столкнулся с чем-то совершенно непонятным и необъяснимым. Если это была нечистая сила, во что воспитанный на безверии ум Орлова все ещё никак не мог поверить, но даже если это и нечистая сила, то зачем он ей понадобился? Весьма странно. А может быть, не он ей, а она ему необходима? Для чего? Пока трудно во всем этом разобраться. Но он обязательно попытается это сделать. Обязательно.
То, что Григорий видел до этого, было просто эталоном чистоты и порядка в сравнении с тем, что представлял собой Первый бесовский переулок. Грязь просто непролазная. Причем, похоже, что она здесь никогда не просыхала, так как распространяла вокруг ужасающую вонь. Пока он, как кузнечик, прыгал с кочки на кочку, чтобы не утонуть в этой зловонной луже, пошел снег. Натурально! Большими хлопьями. Холодный и колючий. Орлов был почти уверен, что снег идет только в этом чертовом переулке.
Дом Агапкина долго и подозрительно рассматривал его грязными подслеповатыми окнами, раздраженно хлопая, болтавшейся на одной петле дверью. Когда-то, в молодости, он был оштукатурен, но штукатурка уже давно "стекла" с него, как кожа с лица водителя автобуса, обнажив корявые красно-бурые кирпичи. При виде дома хотелось бежать куда подальше. Но поразмыслив, Орлов понял, что бежать ему некуда. Может быть завтра утром что-нибудь и придет в голову, а пока нужно как следует выспаться. И он решительно взялся за ручку двери.
В квадратном большом зале, куда он попал, стояли в несколько рядов столы, засланные линялыми замызганными клеенками. За столами сидело человек десять угрюмых преимущественно молодых людей в рабочих спецовках, методически черпающих алюминиевыми ложками из алюминиевых чашек какую-то серую массу и отправляющих её в рот. На Орлова никто из них не обратил ни малейшего внимания.
За стойкой с большим половником в руке стоял грузный человек лет пятидесяти. Одет он был в клетчатую, с засученными по локти рукавами рубаху и черный клеенчатый, как у палача, передник. Устремленный на вошедшего взгляд не предвещал ничего хорошего. В раскосых калмыцких глазах его неугасимо тлела тяжелая, будто похмелье, неутоленная ненависть. Как понял Григорий, это и был хозяин дома Агапкин. Но вот к нему подскочил долговязый, хилый и прыщеватый юноша (как выяснилось впоследствии, сын хозяина - Агапкин-младший) и, кося на Орлова глаз, стал что-то горячо нашептывать отцу на ухо. Григорий сразу понял, что речь идет о нем. По мере того, как Агапкин-старший слушал, менялось и выражение его лица. Из угрюмо-мрачного, оно стало испуганным, беззащитным, затем лживо умильным, даже радостным. Таким и осталось, когда он, широко улыбаясь, обратился к Орлову:
