Клаудиа Пиньейро - Твоя
Ничего, немного денег, немного чеков, которые можно предъявить к оплате. Очень много ключей. Это меня заинтересовало — каждый ключ со своим ярлычком. Действительно денная секретарша. «Кабинет сеньора Эрнесто». «Сеньор Эрнесто», вот ведь стерва какая! «Приемная», «Служебный вход», «Главный вход», «Переговорная». «Копия Авельянеда» — два разных ключа на одном кольце. Я сжала эти ключи в руке, раздумывая.
С ее собственного телефона я позвонила в отдел персонала. Я представилась — почему бы нет? — и сказала, что у меня срочное сообщение от моего мужа для Твоей. Конечно же я назвала ее Алисией. «И так как ее нет на месте, то мне нужен номер ее домашнего телефона и, если возможно, адрес, чтобы передать папку с бумагами». Должно быть, моего мужа на работе очень уважают, или в отделе персонала сидят круглые идиоты, потому что мне немедленно выдали эту информацию, не задавая больше никаких вопросов. Авельянеда, 345, 5-й этаж «В». Больше не потребовалось подсказок, чтобы догадаться, что означают слова «копия Авельянеда».
У меня удачный день, я и не думала, что мне так легко удастся открыть двери дома Твоей. Благословение небес. И не просто благословение, а знак. Кто-то там, наверху, хочет, чтобы я обыскала эту квартиру раньше, чем туда нагрянет полиция.
Спускаясь по лестнице, я просто сияла. Я была счастлива. «Ликовала» — вот правильное слово. Никогда бы не подумала, что посещение офиса моего мужа так плодотворно скажется на наших планах. Наших, Эрнесто и моих, хотя Эрнесто тут пока что не при делах. Широко улыбаясь, я попрощалась с девушкой в приемной. Затем взглянула на стеклянную дверь офиса и украдкой подмигнула сама себе.
Двигаясь к выходу, я поигрывала связкой ключей в кармане пиджака песочного цвета.
9
— Кто тебя прислал?
— Кузина подруги.
— Она лечилась у нас?
— Не знаю. Она мне не сказала.
— Как ее зовут?
— Белен Агирре.
— А, да. Ты, мамочка моя, знаешь, как это делается?
— Ну, да, более-менее.
— На каком ты сроке?
— Не знаю.
— Когда была последняя менструация?
— Я точно не помню.
— Попробуй вспомнить, это самое важное.
— Ну… два месяца назад, где-то так.
— Ладно, если не тянуть с этим, то можем тебя по чистить вакуумной аспирацией.
— Что это?
— Это, мамочка, когда все вытягивается через трубочку, такую малюсенькую, что ты даже ее не почувствуешь. Ее вставляют, отсасывают, и все выходит. Никаких швов, ничего.
— …
— И будешь чистенькая-чистенькая.
— …
— Тебе плохо?
— Болит желудок.
— А, успокойся, это нормальнее некуда. Скоро пройдет. Договоримся о дате, затем два дня для отдыха и восстановления, и все будет шито-крыто. Станешь как новенькая, жить нормально.
— По мне это будет заметно?
— Что именно?
— То, что мы собираемся сделать.
— Что это по тебе заметят, мы же и делать-то ничего не собираемся!
— …
— Если ты, мамочка моя, не хочешь, чтобы кто-то об этом узнал, то никто и не узнает, ага?
— Да.
— Я тебе выпишу рецепт на необходимый препарат. Антибиотики на потом, а накануне тебе нужно принять валиум, чтобы хорошенько расслабиться, ага? От него тебя может немного пошатывать. Тебя кто-нибудь проводит сюда?
— Не знаю.
— Ладно, я советую, чтобы ты пришла не одна, а с кем-нибудь, кому доверяешь, с подругой, ну не знаю, тебе виднее. Потому что после валиума и до анестезии у тебя будет немного кружиться голова, и не стоит тебе, мамочка моя, ходить по улице в одиночку.
— Ладно.
— Хочешь задать мне какой-нибудь вопрос?
— Нет.
— Тогда поговорим о вознаграждении. Это обойдется тебе в две тысячи песо. Принесешь их мне наличными, ведь мы не работаем с банковскими счетами, ага? Песо или доллары, все равно.
— …
— Деньги-то, мамочка, у тебя есть?
— Да-да, есть.
— Ладно, ну что, назначим дату сейчас? Тебе подходит десятое июля?
— Нет, мы как раз в тот день уезжаем в выпускное путешествие.
— Так сколько тебе лет, мамочка?
— Девятнадцать.
— Точно?
— Да. Я оставалась на второй год.
— Потому что, знаешь, мы не принимаем несовершеннолетних, если они приходят без взрослых.
— Мне девятнадцать.
— На этот счет у нас строгие правила, проблем нам не нужно.
— Говорю же, я совершеннолетняя.
— Ладно, мамочка, только в день операции принесешь мне документ, ага?
— Ладно.
— Как лучше, до или после твоего путешествия?
— После.
— Слушай, мы не можем сильно затягивать с этим, потому что… Ты когда возвращаешься?
— Восемнадцатого.
— Восемнадцатое — это воскресенье. Понедельник у нас весь занят. Вторник, двадцатое, тебе подходит?
— Да.
— Значит, во вторник, двадцатого, в десять утра.
— Ладно, придется мне пропустить колледж.
— Ну, мамочка, смотри не перепутай.
— Так я тебя записываю на вторник, двадцатое?
— Да.
— Ладно, жду тебя во вторник, двадцатого, в десять утра. Не забудь, что платить нужно наличными, и документ, пожалуйста.
— …
— Вот тебе рецепт на валиум.
— Да.
— Пока, мамочка.
— Пока.
— Удачного путешествия.
10
Я вошла в квартиру Твоей, как в свою собственную. Ключ побольше был от двери в подъезд. Я никого не встретила ни у входа, ни на лестничной клетке. Прежде чем войти, я надела резиновые перчатки, которые купила по дороге. За свою жизнь я видела достаточно детективных сериалов, чтобы не оставлять отпечатков пальцев где попало. Позвонила в квартиру — на случай, если Алисия жила не одна. Никто не ответил. Я вставила ключ в замочную скважину и вошла. Это была двухкомнатная квартирка, небольшая, но уютная и очень чисто прибранная.
До того как проверять шкафы и ящики, я огляделась вокруг. Множество фотографий в рамках. Семейные портреты. Все улыбаются, как на рекламе стоматологической клиники. «Думаю, скоро все эти люди будут очень долго плакать». Две фотографии занимали особое место и привлекали взгляд: черно-белый портрет Твоей и цветное фото, на котором она обнимала девушку лет двадцати с небольшим, высокую и черноволосую. Я поискала фотографию, с которой скалился бы мой муж, но такой не нашла. Хорошо, значит, ему пока что не нашлось места среди родственников. «Невозможно повесить фотографию любовника рядом с портретом бабушки или племянницы, будто бы он такая же родня», — решила я. Но тут я ошибалась, причина была совсем в другом.
Тщательный обыск я начала с гостиной. Я не обнаружила ничего подозрительного, того, что могло быть связано с моим мужем или где упоминалось его имя, не считая рабочих бумаг. Затем я занялась ванной и кухней. Тоже ничего. Спальню я оставила напоследок. Я знала, что если что-то и найдется, то только там. Так оно и вышло. Открыв дверь, я просто ахнула при виде двуспальной кровати. На минуту я представила себе, как Эрнесто барахтается на этой кровати и до седьмого пота занимается здесь любовью с Твоей. Меня охватила жгучая ненависть, захотелось кого-нибудь убить. Но она уже мертва. Я успокоилась, глубоко вдохнула и снова сосредоточилась на том, ради чего явилась. Я здесь не для того, чтобы раздувать пожар, а для того, чтобы погасить угли. Надо уметь видеть положительные стороны во всем, даже в этой кровати, потому что, в конце концов, если меня беспокоит то, что Эрнесто на ней валялся, теперь ведь ясно, что больше он уже тут валяться не будет. Единственное, что мне следует сделать, — это отыскать и забрать улики, которые ему потом могут предъявить. А двуспальную кровать никому предъявить нельзя, потому что от лежания на ней следов не остается. «Или остаются?» — вдруг пришло мне в голову. И я стала проверять простыни. Они были такими гладкими и чистыми, словно на них никто прежде не спал. Ни пятнышка, ни волоса, ни малейшей складочки.
Через двадцать минут я закончила с обыском шкафа и всех ящичков, в которых Твоя хранила разные мелочи. Все такое простенькое. Открытки, фотографии, куча конвертов, ракушки, салфетки из разных кафе, ложечки с длинными ручками, дневники из начальной школы. Определенно, Твоя любила собирать всякий хлам. Если бы я могла выкинуть все барахло, оказала бы большую услугу тому, кому потом придется убираться в этой квартире. Только я не хотела распоряжаться тем, что мне не принадлежит.
Но по-настоящему я удивилась, когда открыла ящик единственного в спальне прикроватного столика. Я нашла там револьвер, а под ним — два конверта. В присутствии револьвера не было ничего странного. Довольно часто бывает, что одинокая женщина, как Твоя, к примеру, покупает себе револьвер. Времена сегодня неспокойные. Я сама немного разбираюсь в оружии, потому что, когда папа ушел из дома, мама купила револьвер и научила меня им пользоваться. «Две одинокие женщины без него не могут чувствовать себя в безопасности», — сказала она. Но воспользоваться им нам так ни разу и не пришлось.
