Владимир Кашин - Следы на воде
От этой мысли Юрась улыбнулся. Как-то оно будет?
Он решительно двинулся к дому. Быстро переоделся. Потом пробрался в спальню и, незаметно для матери и Насти, взял Андреево ружье и ключ от лодки. Без оружия ехать ночью в плавни нечего и думать. Наскочишь на браконьеров — эти люди без жалости утопят. Сколько уже топили и подстреливали. Да и между собой не раз схватывались: друг у друга сети очищали или из капкана зверюшек забирали. Плавни на такие трагедии богаты, и не одну из них навеки спрятала вода.
Уже совсем стемнело, когда он вышел с ружьем, на ощупь, не светя, отыскал в сарае мотор. На крыльце дома появилась мать, спросила, что он делает там ночью. Юрась буркнул в ответ что-то неразборчивое, успокаивающее. Спрятав ружье в сарае, поднял мотор на плечи и медленно побрел к обрыву.
Хоть и крепкий парень был, имел спортивный разряд, но под тяжелым мотором все равно гнулся, чуть ли не падал на крутой дорожке. Андрей, старше и посильнее, никогда не носил мотор напрямик, а вез его по дороге на мотоцикле. Споткнувшись на обрыве, можно свернуть шею. Но Юрася сейчас ничто не останавливало. Все, что делал, было ради Лизы. А для нее ничего тяжелого или не исполнимого не было.
Отыскал на причале лодку брата, приладил мотор. Потом сбегал за ружьем…
Тихонько отгреб на глубину. Уже когда рванул на себя заводной тросик и мотор заревел, разрывая тишину, из помещения рыбинспекции выбежала сонная сторожиха Нюрка. Тем временем Юрась успел нырнуть с лодкой в ночь, и Нюрка, решив, что это Андрей Комышан — он еще с вечера расписался в журнале о дежурстве, — спокойно пошла досматривать сны.
Юрась плыл по тусклой, словно свинцовой воде. Темнота окружала его, присасывалась как пиявка. Над заливом царила ночь, и когда он выключил мотор, стало слышно, как за черной завесой тяжело дышит далекое море, а у борта плещет волна, мягко поднимая на своей груди лодку.
Ритмично, на выходе в море, мигал длинным острым оком маяк, притягивая за мгновенной вспышкой еще большую темень.
Вскоре завеса ночи словно бы раздвинулась, и Юрась вспомнил про этот известный оптический обман: он подъехал к плавням, и высокая стена камышей отразила слабый свет далеких звезд.
Юрась почувствовал знакомый запах детства, который и в армии, далеко отсюда, не забывался. У берегов лимана уже «зацветала» вода. Пахло зеленью, соленым и еще чем-то непостижимым, но таким волнующим, что дышалось легко и хотелось дышать поглубже, побольше вбирать в себя этот пьянящий аромат.
Взлетела испуганная шумом дикая утка, забарахталось что-то в камышах.
Юрась осмотрелся в серой мгле, старался определить, где могут стоять капканы. Он заехал на сильное течение. Убедившись, что без света ничего не найдет, включил электрический фонарик. Свет ослепил глаза. Одной рукой подгонял лодку легкой правилкой, держась у камышей, второй подсвечивал. Внезапно увидел вершу — над ней торчал поплавок.
Юрась вытащил снасть; в ней бился килограммовый осетр. «Не нагулялся, дружище. Что поделаешь, такова доля твоя», — сочувственно подумал Юрась, все же бросая его в лодку. Не оставлять же добычу на произвол судьбы!
Осетрик проблемы не решал — в Лиманском им никого не удивишь. Нужна была хотя бы одна ондатра. Да разве заметишь в такой темноте чужие капканы — здесь и хозяину не просто их найти. Одна надежда — подстрелить. Но он уже наделал столько шума здесь, что перепугал все зверье.
Он снова затаился, выключил свет и предоставил лодку течению, которое между стенами камыша несло ее в темный пролив. Потом зацепился за камышину, вытащил весло и тихо положил его на дно лодки, придерживая на коленях ружье со взведенным курком.
Немного мучила совесть: «Будущий защитник природы!» В конце концов, один раз можно. Если и подстрелит какую-нибудь зверюшку, то эту небольшую утрату потом возместит безжалостной борьбой с губителями природы — спасет, быть может, тысячи ондатр.
Обманываться было нетрудно. Мысль о Лизином дне рождения, о подарке для нее помогала одолевать сомнения.
Шло время. Замершие было плавни понемногу оживали. Заскулила в камышах лисица. Недалеко от лодки взбурлил воду большущий лещ. Через несколько минут по воде ударил хвостом карп. Юрась услышал, как вышла кормиться ондатра и начала грызть молодые побеги камыша. Зашевелился и «хозяин» зарослей — дикий кабан. Юрась догадался, что темная масса, которая раздвинула камыши, отчего качнулись и замерли на фоне неба высокие пирамидальные метелки, — и есть вепрь. Через несколько минут его догадка подтвердилась — зверь подошел к воде, настороженно постоял, хрюкнул и снова ушел в камыши.
Над головой пролетели чирки.
Ноги замлели, палец на спусковом крючке онемел. Вдруг тишину прорезал трубный зов оленя. Юрась невольно подумал, что тому явно не терпится дождаться осени, уже ищет подругу.
Почему-то захотелось разорвать тишину ревом мотора и вернуться в Лиманское, ничего не ловить, никого не убивать среди этого праздника жизни…
Но, подчиняясь запрограммированности задуманного, Юрась лишь тихо отпустил камышину, за которую держался, и разрешил течению подхватить лодку.
За лодкой вдруг поплыл бобер. Заметив, что по воде движется какой-то предмет, и не очень быстро, он явно полюбопытствовал: что же это такое?
Юрась знал, что бобров тут водится много. Но охотиться на них настрого запрещалось, невозможно было и шкурку продать.
Бобер долго сопровождал лодку, подплывал все ближе и ближе; вдруг испугавшись, почувствовав присутствие человека, сильно ударил хвостом и ушел под воду. Эхо покатилось от этого удара по всему лиману и долго не затихало.
Но вот недалеко от лодки зажурчала, словно бы запела вода. Как ни тихо плыла ондатра, но Юрась расслышал. Он медленно поднял ружье и, целясь по едва заметному темному следу на воде, нажал на крючок.
Выстрел расколол мир. Юрась мигом бросил ружье на дно лодки, нащупал подсаку и подхватил зверька, который еще бился в агонии. Не успел он положить добычу в лодку, как неподалеку взревел мотор. «Инспектор в засаде или браконьер», — мелькнула мысль, и Юрась стремительно рванул заводной тросик. «Если инспектор — может, выкручусь; хуже, если браконьер, в чью вершу залез. С ним шутки плохи. Такой без разбору жахнет…»
Юрась дал газ и вскоре вылетел на свободную воду. Лодка, которая мчалась к нему, не успела развернуться и проскочила в пролив.
Нарушитель начал отдаляться от преследователя. И сразу, словно подтверждая худшие опасения, бабахнул выстрел.
Юрась полностью выжал ручку газа, потом схватил ружье и, не целясь, выстрелил вверх, предупреждая, что и он вооружен и легко не дастся в руки.
Ревел мотор, растревоженная вода пенилась, брызги залетали в лодку, окатывая Юрася с ног до головы. Черный маяк бешено летел ему навстречу. Но у того, кто гнался, мотор был, видимо, сильней или просто преследователь был более сноровистый — Юрась чувствовал, что его догоняют. Бросился в сторону, снова к камышам, надеясь спрятаться в них. Тогда преследователь начал обходить Юрася, преграждая дорогу в плавни.
И вдруг Юрась чуть не вылетел за борт: мотор заглох, и лодка резко затормозила. Юрась лихорадочно дернул трос раз… другой… Рывком поднял винт — так и есть: намоталась трава.
Пока освобождал винт, преследователь подплыл и притерся бортом, освещая его лодку мощным фонарем. Белый луч скользнул по Юрасю, заплясал по лицу.
— А-а-а, малой черкес! — вырвалось у преследователя, и по силуэту и голосу Юрась узнал инспектора Козака-Сирого, которого в Лиманском называли Сирый Козак, или просто Сирый, и который был самым непримиримым к браконьерам чуть ли не во всем бассейне Нижнего Днепра. — Ого!.. Андреева лодка!..
В голосе Козака-Сирого, казалось, прозвучали нотки разочарования, и Юрась обрадовался, что преследователем оказался инспектор, который работает вместе с его старшим братом.
Луч света забегал по дну лодки, нащупал убитую ондатру, осетра, задержался на ружье.
— Дядька Михайло… — начал было Юрась, но Сирый не дал ему договорить.
— Цепляйся! — сурово приказал, бросая конец веревки. — Давай сюда ружье! — скомандовал, когда Юрась послушно затянул на носу лодки узел. — Прикладом вперед.
Юрась подал.
Козак-Сирый прибавил газ, и лодка его рванула вперед. Черная вода расступилась, словно раскрывая перед Юрасем его печальное будущее. Он сидел на корме, думал не о брате и нагоняе от него, не о штрафе и позоре, а только о том, что не отметит Лизин день рождения.
Не знал, как помочь своей беде. На Андрея надежды мало, и Сирого не уговоришь. Тот был неумолим, и об этом в Лиманском знали все. Несколько лет тому назад рассказывали о случившемся с ним происшествии. Браконьеры выследили инспектора ночью в глухих плавнях, где он сидел в засаде, ударили веслом по голове и, решив, что забили насмерть, бросили в воду. Какой-то дачник-рыболов, прятавшийся с лодкой в камышах, оказался невольным свидетелем этой трагедии и, как только браконьеры отъехали, сумел вытащить инспектора из воды, оказал ему первую помощь и повез в медпункт. Придя в себя, залитый кровью Козак-Сирый увидел на дне лодки у своего спасителя несколько мелких осетриков, ловить которых категорически было запрещено. На берегу инспектор поблагодарил дачника за спасение, но протокол о нарушении им правил рыбной ловли составил и соответственно оштрафовал…
