Марина Серова - Теплое местечко на двух стульях
Выбросив в окно окурок от сигареты, я не торопясь завела машину, заглянула в листок с записями Христенко и сразу же тронулась с места.
До нужного места я добралась очень быстро. Огромная девятиэтажка отбрасывала тень на половину близлежащих домов и дарила необходимую сейчас прохладу. Возле нее, словно воробьи на проводе, были понатыканы автомашины самых разных марок.
Покинув машину, я заперла ее и пешком направилась к офису Христенко. Его мне удалось найти довольно быстро. Сбоку, у все того же здания, было не так много дверей, да и из тех, что были, две принадлежали аптеке и магазину.
Подойдя ко входу в снимаемое Иваном помещение, я еще раз окинула взглядом его фасад, полюбовалась позолоченной табличкой с очень длинным текстом и только потом поднялась по невысокой металлической лестнице и прошла внутрь. Как и стоило ожидать, я сразу попала в кабинет секретаря.
Бегло осмотрев стандартный и без изысков офис, я перевела взгляд на единственного в этой комнате человека — секретаршу Христенко. Она оказалась женщиной примерно моего возраста, с очень хорошей фигурой — ее я смогла рассмотреть, так как при моем появлении женщина встала из-за стола и направилась с бумагами к стоящему поодаль шкафчику. При этом выражение ее лица было не особенно приятным.
У нее был очень большой прямой нос, узкие, плотно сжатые губы и совсем невыразительные глаза. К тому же женщина почти не пользовалась косметикой, хотя явно в этом нуждалась.
А вот свои волосы она, должно быть, любила. Они были густыми, пышными и очень аккуратно уложенными. Прическу женщины украшали несколько невидимок со стразами. Если бы не это, смотреть и вовсе было бы не на что. Впрочем, меня ее внешность мало интересовала, ну а что касается мужчин — так ведь у каждого свое понятие о красоте.
Да и женщина, как мне показалось, считает себя очень даже ничего. Этим, наверное, и объясняется ее равнодушие к косметике. С другой стороны, ей нравится одеваться по последней моде. Правда, стиль ее пока не определился, и в своем наряде она сочетает несочетаемое. К примеру, сейчас на ней были короткие бриджи со множеством страз на коленях. Такие обычно носят девицы лет пятнадцати. К ним совсем не подходила строгая белая рубашечка с откидным воротником и заворачивающимися манжетами.
— Добрый день. Чем я могу вам помочь? — приветливо улыбнувшись после минутной паузы, за время которой мы друг друга изучали, произнесла секретарша. — По какому вы вопросу?
— Я по поводу вашего директора, — тоже с улыбкой ответила я. Затем представилась: — Татьяна Александровна Иванова, частный детектив. По просьбе вашего начальника занимаюсь расследованием случившегося с ним недавно происшествия.
Сообщение о том, что Иван Васильевич нанял частного детектива, вызвало у девушки недоумение.
— Детектива? Но зачем? — удивленно подняв брови, переспросила она у меня. — Все ведь и так очевидно. Что тут расследовать?
— Для вас, возможно, и очевидно, — пристально глядя в глаза секретарше, ответила я. — А для него — нет.
Выдержать мой тяжелый взгляд секретарше не удалось, поэтому, торопливо ретировавшись, фыркнула:
— Похоже, у него действительно крыша поехала.
Девушка начала передвигать что-то на своем рабочем столе, стараясь не смотреть на меня.
Даже не спрашивая разрешения, я присела на свободный стул, выудила из памяти информацию о том, как зовут секретаршу, и снова обратилась к ней:
— Ольга Васильевна, у меня к вам несколько вопросов. Хотелось бы, чтобы вы ответили на них как можно честнее.
— А меня что, уже подозревают во лжи? — надула губки Назарова.
— Вы сами это сказали, значит… — я сделала небольшую паузу, — вас это пугает. А если человека что-то пугает, то его рыльце явно в пушку.
— Глупости! Неужели вы поверили всему тому, что он навыдумывал? — эмоционально всплеснула руками секретарша. — Я слышала эту историю о каких-то там похождениях жены, но совершенно в нее не верю.
— Почему же? Вы так близко знакомы с женой своего босса, что можете утверждать, что она способна сделать, а чего — нет? — прицепилась я.
Сказанное слегка уязвило Назарову: ей явно не нравилось, что каждое ее слово я воспринимаю совсем не так, как ей бы хотелось, да к тому же постоянно намекаю на ее нечистую совесть. И все же она сдержала себя и спокойно произнесла:
— С Лилией Федоровной я знакома постольку поскольку. Она несколько раз приезжала к мужу, и я имела возможность ее видеть. Мне она показалась женщиной порядочной.
— А в какую сумму вы оцениваете собственную порядочность? — совсем не придерживаясь правил этикета, поинтересовалась я, с улыбкой глядя в лицо секретарши. — Сколько вам нужно, чтобы слегка потерять память?
В первый момент Назарова изумленно расширила глаза, не в силах произнести ни слова. Она беззвучно открывала рот, потом густо покраснела и наконец сумела выпалить:
— Ну знаете что, я никому не позволю себя так оскорблять! Я здесь только работаю, и мне совсем нет дела до каких-то личных отношений между директором и его женой. Но и слепой я тоже прикидываться не могу.
Ее голос все больше переходил на крик, периодически вздрагивал, что было явным подтверждением ее волнения и растерянности. Я же только радовалась тому, что выбила ее из накатанной колеи своими наглыми вопросами, а значит, могу надеяться на то, что она забудется и ляпнет то, чего говорить не следует.
— Можете сами посмотреть, если мне не верите. — Она выскочила из-за стола, подскочила к двери, ведущей в кабинет босса, и с силой толкнула ее от себя. Затем она глубоко вздохнула, понимая, что излишне погорячилась, и спокойно добавила: — Как иначе вы можете вот это объяснить?
Проигнорировав адресованный мне вопрос, я спокойно прошла к двери и, войдя в кабинет Христенко, остановилась на пороге. В офисе царил жуткий беспорядок. Все было перевернуто, многие из предметов сломаны, жалюзи стянуты на пол, а местами даже изрезаны ножницами. Последний момент заинтересовал меня особенно сильно. Не задерживаясь в дверях, я прошла в кабинет и, присев над изрезанными жалюзи, принялась пристально их изучать. Сомнений быть не могло: на жалюзи отчетливо были видны ровные порезы, сделать которые можно лишь чем-то очень острым. Я повертела головой по сторонам в поисках этого самого орудия и очень скоро обнаружила зафутболенные в противоположный угол кабинета ножницы. Рядом с ними валялись еще какие-то бумаги, которые просто были изорваны в клочья.
Я встала и попыталась представить себе, как полоумный Христенко ищет ножницы и, вместо того чтобы просто порвать руками полоски жалюзи, принимается стричь их ножницами. Получилось довольно-таки глупо и неправдоподобно. У мужчины и так хватило бы сил изодрать вещь, особенно если он пребывал в состоянии ярости или невменяемости. Совсем иначе обстоит дело с женщиной: ей порвать жалюзи не по силам, а значит, она найдет то, чем их можно испортить. Теперь уже я начинала верить словам Ивана Васильевича. Отыскав одно подтверждение того, что в кабинете орудовал не сумасшедший, я на этом не остановилась, а напротив, стала прохаживаться по комнате туда-сюда, внимательно осматривая каждую сломанную вещь. Я предположила, что исполнитель всего этого беспорядка мог обронить на пол что-то из своих вещей, и очень надеялась их отыскать. Пока результата не было: вокруг валялись лишь канцелярские принадлежности, переломанные надвое карандаши, ручки и линейки, смятые или изорванные документы и папки, рекламные журналы с вырванными из них листами. Один из таких журналов я подняла с пола.
«Интересно, а почему „сумасшедший“ не вырвал все листы отсюда? Не хватило сил? — с легкой усмешкой спрашивала я у себя и сама же отвечала: — Естественно, не хватило. Этой женщине хотелось устроить погром как можно быстрее, а чтобы вырвать все листы из толстенного журнала, требовалось много времени и сил».
У меня вдруг возникла мысль, что на тех вырванных листах могли остаться отпечатки нашего шутника. На остальных-то вещах, как и положено, везде отпечатки Христенко, ведь он — владелец всего этого, но вот тут… Попросив у секретарши пакетик, я осторожно собрала с пола все листы журнала и аккуратно поместила их в пакет. Потом повернулась к Назаровой и вновь принялась донимать ее своими вопросами:
— Расскажите, как все произошло в тот день?
— Что рассказывать-то? — Секретарша передернула плечами. — И так все понятно.
— Для меня совершенно непонятно, — возразила я. — Особенно непонятно, почему вы не вошли и не остановили зверский погром, устроенный вашим директором, как только тот его начал. Вы же не могли не услышать шума, криков, стуков. К тому же ни за что не поверю, что ваш директор сам запер дверь. Следовательно, как преданный сотрудник, вы были просто обязаны заглянуть и, увидев происходящее, вызвать врачей, милицию, кого-то, кто мог все остановить. Вот и объясните, почему ничего этого не случилось.