Наталья Солнцева - Натюрморт с серебряной вазой
– Торчишь от этих глиняных обломков? – разозлилась она. – Я думала, мы…
– Ты ошиблась, – спокойно перебил он.
– Тебе сегодня звонила жена?
– С чего ты взяла?
– После ее звонков ты становишься невыносим! Она заведет тебя, а страдаю я.
Блондинка скорчила мученическую мину. Она знала, что Ордынцев не выносит женских слез, что стоит ей расплакаться, и он уступит. Но ей, как назло, не удавалось выдавить ни слезинки.
– Иди к себе, дорогая, – попросил он. – Уже поздно.
– Ну признайся же! Она звонила?
– Разумеется, нет. Мы в ссоре, если ты помнишь.
Руслане не стоило спрашивать его о жене. Чувство вины ужасно некстати охватило неверного супруга и заставило его сердце болезненно сжаться. Иногда он просто не мог понять, что тянет его к любовнице. Ира и моложе, и умнее, и…
– Никакого золота вы не найдете! – с досадой вырвалось у блондинки. – Уж если искать, так на пляже или в воде у берега, там, где люди купаются. Понырять с металлоискателем, и пара-тройка колечек и цепочек непременно в песке попадется. Отдыхающие теряют. Я сама в позапрошлом году потеряла на пляже золотую сережку. Правда, не здесь, а в Черногории.
– Какая же ты… – «дура», чуть не брякнул Ордынцев. Успел заменить грубое слово на более мягкое: – … дуреха! Зачем мне обычное золото? Легче купить его в ювелирном салоне, чем рыскать на пляже.
– Вот и я говорю…
– Ты только представь, Русик… что держишь в руках украшение скифской принцессы или монету, которой больше тысячи лет. Возможно, ее чеканил сам царь Митридат!
В подведенных глазах любовницы не отразилось ничего, кроме презрительного нетерпения. Ее не интересовала история. Гораздо сильнее ее волновало подозрительное равнодушие Ордынцева. Еще вчера он пылал страстью, а сегодня к нему не подходи. Неужели он увлекся другой женщиной? Ради нее он нанял этих дайверов, которые только и делают, что едят и ныряют! Ради нее хочет поднять со дна морского древнее золото…
Ревность затопила Руслану, как хлынувшая в пробоину вода затапливает трюм торгового судна. Ревность, казалось, могла убить… так она была сильна.
Боясь выдать вспыхнувшую ненависть, блондинка прикусила губу и вскочила. Почему ей не везет с мужчинами? Почему они охотно делят с ней постель, а женятся на других? Ордынцев хоть и изменяет своей Ирке, а разводиться не торопится. Выжидает чего-то… раздумывает. Может, он собирается помириться с ней? Надеется, что ожерелье скифской красавицы или боспорской путаны вернет ему былое счастье? На самом деле ему нужно не золото, а любовный талисман?
Злые мысли захлестнули Руслану, она покраснела, задохнулась от негодования. Выдавила, пятясь к дверям:
– Пойду спать. Не буду тебе мешать…
Но вместо каюты ноги вынесли ее на палубу. Соленый ветер охладил горящую кожу. На чернильных волнах покачивалась багровая лунная дорожка. Две темных фигуры застыли у борта, тихо переговариваясь. Это были Стас и Антон.
– Луна какая красная… – донеслось до Русланы. – Словно кровь.
– Что-то не так?
– У Ордынцева во время подъема кровь носом пошла…
– Бывает.
– Не нравится мне все это…
– Да брось ты, Антоха! Заладил: кровь, кровь… Мы за неделю заработали больше, чем за весь прошлый месяц. Максим Сергеич мужик щедрый и не придирчивый. Чего тебе неймется?
– Мне самому сегодня под водой дурно стало, – признался Антон. – На глубине.
– Ты небось на палубе перегрелся… или слишком быстро погрузился…
Глава 4
– Фу-у-ух! Ты меня напугала!
Лавров подошел к «русалке» и перевел дух. Это была Глория в батистовой пижаме. Ее распущенные волосы отливали красным.
– Я думал, ты спишь…
– Ты когда-нибудь видел такую луну?
– Зачем ты вышла?
– Мне приснился странный сон… Кстати, где ты был? – спросила она, совершенно не стесняясь своего неглиже.
– Решил прогуляться.
– Ночью?
– Днем жарко. Я и так сгорел. Все болит, уснуть не мог. Надо же как-то развлекаться.
Она недоверчиво покачала головой:
– Не хочешь говорить?
Лавров не собирался признаваться, что ему померещился карлик. Глупо и недостойно ревновать к мертвому. Тем более что повода нет.
– Послушай… а что тебе приснилось?
– Мой повторяющийся сон. Опять анфилада залов, золоченые двери, высокие окна… я иду, иду… и вдруг в одном из залов вижу колесо. Оно вращается, на нем – непонятные символы. А сверху на облаке сидит Сфинкс и наблюдает…
– За вращением колеса? – осведомился Роман, продолжая думать о карлике.
Неужели ему все почудилось? Может, он тоже спал и видел сон? Который принял за действительность?
– Наверное, – неуверенно вымолвила Глория.
– Что? – спохватился он. – Ты о чем?
– Я о Сфинксе! – Она подозрительно уставилась на него, протянула руку и пощупала лоб. – Ты в порядке?
– Не знаю… – вырвалось у Лаврова. – Похоже, у меня вчера случился солнечный удар. От этого глюки бывают?
– Вряд ли. Жара у тебя нет. Голова болит?
– Кружится, – соврал он.
– Идем в дом…
Он покорно поплелся за Глорией, которая на ходу объясняла, как проснулась, решила рассказать ему сон и… обнаружила пустую постель. Убедившись, что в доме его нет, вышла во двор…
– Я ужасно испугалась. Побежала тебя искать.
В доме Роман сразу отправился в ванную мыть ноги. Погнавшись за призраком карлика, он забыл надеть шлепанцы. Он вообще обо всем забыл.
– Хорошо же ты меня охраняешь, – усмехнулась Глория, делая ему чай. – Бросил женщину одну и подался куда глаза глядят. Ты уверен, что просто захотел прогуляться?
Лавров неуклюже оправдывался. Глория права. Он не имел права оставлять ее в доме одну. На него будто затмение нашло.
После чая он принялся корить себя. Глория сидела на стуле, слушала, как он посыпает голову пеплом, и зевала. Сквозь тонкий батист просвечивала ее грудь. Могла бы и халат накинуть.
– Больше это не повторится, – заверил ее Роман.
– По крайней мере, предупреждай меня, если захочешь пойти куда-нибудь посреди ночи.
– Конечно…
Часы на стене показывали два часа пополуночи.
– Тебе лучше? – спросила Глория, с состраданием глядя на него.
– Да… намного.
Для мужчины он был очень красив. Строен, широкоплеч, с серыми глазами и темным ежиком волос. Даже воспаленная кожа на лице не портила его. Глория подавила желание подойти и обнять его… ощутить на губах его поцелуй…
– Пожалуй, я еще успею выспаться, – сказала она, поднимаясь. – Утром хозяйка должна принести завтрак. Посмотрим, как она готовит. Не ездить же в местный кафетерий? Подъем в семь утра.
– Боже! – простонал он. – И это называется отдыхом?
Впрочем, какая ему разница. Он-то все равно глаз не сомкнет. Проклятый карлик и тут лишает его покоя.
– Дай мне книжку, – попросил Лавров. – Попробую освежить в памяти школьную программу.
– Лермонтова? Бери…
Он проводил Глорию до спальни с напрасной надеждой, что она предложит остаться. Ничего подобного.
На тумбочке лежал томик Лермонтова с ее закладкой. Она протянула книгу со словами:
– Приятного чтения, Рома.
Как будто нельзя провести время за более приятным занятием.
Когда дверь захлопнулась перед его носом, он сунул томик под мышку и понуро побрел к своему дивану. Простыня сбилась, подушка в углу… Лавров нанес по ней несколько боксерских ударов, выпустил пар и улегся.
«Журнал Печорина»… Бред. Он давным-давно не брал в руки Лермонтова. Пожалуй, с того времени, как распрощался со школьной партой.
– Тамань… – прочитал он вслух. – Самый скверный городишко из всех приморских городов России. Вот уж с чем не поспоришь! Истинная правда. Значит, знаменитому поэту здесь тоже несладко пришлось.
Строчка за строчкой – Лавров втянулся в неторопливое повествование. Сюжет сводился к тому, что Печорина в Тамани пыталась соблазнить и чуть не утопила подружка контрабандиста, которая таким образом хотела спасти своего Янко. Ведь приезжий сдуру припугнул ее, что донесет на них коменданту крепости. Вроде бы простенькая история. Однако Лаврова поразила одна вещь: в «Тамани» присутствовал слепой мальчик, который помогал Янко и его сообщнице…
Глория неспроста взяла с собой именно эту книгу, и неспроста ее закладка указывала именно на «Тамань». Почему-то она выбрала для отдыха этот поселок. Не другой, каких десятки разбросаны по побережью. Не заграничный курорт, не острова, не тур по Европе.
Тамань…
Лавров вспомнил маленькую фигурку, которую они видели на тропинке у подножия обрыва. Глория назвала мальчика слепым. А она знает что говорит.
«Мальчишка! – внезапно осенило Романа. – Я принял его за карлика, потому что он мал ростом. Мне не померещилось. Но что он делал ночью в нашем дворе? Хотя… может, он живет поблизости. В этом необходимо разобраться…»
«Печорин попробовал, и к чему это привело? – отозвался внутренний голос. – Он едва не стал жертвой хитрой бестии в женском обличье! Контрабандисты улизнули, бросив слепого на произвол судьбы. Без всякой на то необходимости Печорин возмутил чужое спокойствие, за что сам чуть не поплатился… и обездолил слепого сироту».
