Дик Фрэнсис - Смертельная скачка
— Вы должны прийти к нам еще, — сказала Кари, — я приготовлю настоящий обед.
Арне горячо поддержал ее приглашение и открыл еще одну бутылку вина.
— Великий маленький повар, — с чувством собственника заранее оценил он кулинарное искусство жены.
Великий маленький повар откинул назад густые светлые волосы, и они рассыпались по длинной элегантной шее. У нее был благородный овал лица и на щеке три маленькие коричневые родинки, будто небрежно брошенные веснушки.
— Приходите в любое время, — еще раз пригласила она.
* * *Я вернулся на такси в отель и только через час с трудом заснул. Утром проснулся в семь, чувствуя себя как боксерская груша. Принимая ванну, я заметил в зеркале на левом плече темно-малиновый кровоподтек размером с тарелку — воспоминание о столкновении с катером. Вдобавок от вчерашнего чрезмерного напряжения ныла каждая мышца. Дэйвид Кливленд явно не годился в чемпионы по плаванию.
Ванна, завтрак и костюм не улучшили настроения, не добавил бодрости и звонок Гуннару Холту.
— Приезжайте, если хотите, — проворчал он. — Но мне нечего вам сказать. Вы напрасно потратите время.
Как и все следователи, которые тратят уйму времени, слушая людей, которым нечего сказать, я, разумеется, поехал. У него была конюшня, примыкавшая к скаковой дорожке, и агрессивные манеры.
— Вопросы, вопросы, — сердито бормотал он, — а говорить-то не о чем.
Я расплатился с водителем такси.
— Не надо было отпускать такси, — заметил он, — вы же скоро поедете назад.
— Я могу вернуться поездом, — улыбнулся я.
— Вы не похожи на официального представителя Жокейского клуба. — Он с ухмылкой разглядывал меня.
— Буду очень признателен, если вы покажете мне своих лошадей, — сказал я. — Арне Кристиансен говорил, что у вас хорошие скакуны, и они в этом году выиграют много призов.
Естественно, он сразу расслабился и жестом показал на большое строение, расположенное на противоположной стороне утопающего в грязи двора, куда мы и направились. Он в высоких резиновых сапогах, я в начищенных ботинках. Всем своим видом он показывал, что мне не стоило приезжать без соответствующей экипировки. Гуннар Холт, маленький крепыш средних лет, был типичным тренером, который прекрасно ладил с лошадьми и, как я догадывался, гораздо хуже с их владельцами. На английском он говорил с ирландским акцентом.
Конюшня состояла из двух рядов стойл, повернутых «лицом» к широкому проходу посередине. Больше чем из половины дверей выглядывали лошадиные морды, и три или четыре конюха несли ведра с водой и корзины с сеном.
— Лошади только что вернулись с тренировки, — объяснил Гуннар Холт. — Мы тренируем их на песчаном покрытии скаковых дорожек. — Он открыл дверь первого в левом ряду стойла. — Этот парень завтра будет участвовать в Больших национальных. Видите его плечи? Великолепный экземпляр.
— Боб Шерман победил на нем в тот день, когда исчез, — заметил я.
Гуннар Холт без слов сердито взглянул на меня и вошел в стойло. Он осмотрел ноги лошади, в ней была не столько порода, сколько сила и характер. Крепкий орешек. Гуннар вернулся ко мне, вроде бы удовлетворенный осмотром.
— Откуда вы знаете? — спросил он.
Вряд ли я кому-нибудь поврежу, если отвечу.
— Арне Кристиансен дал мне список последних скачек Боба Шермана в Норвегии. Он считает, что на этой вашей лошади Боб мог бы выиграть Большие национальные скачки, и, если бы у Шермана была хоть капля здравого смысла, он бы приехал на эти скачки и украл бы их денежный фонд, то есть самый большой из всех.
— Да, это правда. — Холт разрешил себе чуть усмехнуться.
Мы продолжали обход конюшни, восхищаясь каждым ее обитателем. Там было лошадей двадцать, три четверти из них участвовали в гладких скачках, а не в стипль-чезе. И хотя все они прекрасно выглядели, ни одна не победила бы в Англии на более-менее приличных соревнованиях. Но по их виду и порядку в конюшне я сделал вывод, что Холт знает свое дело.
В дальнем конце здания, отделенном от конюшни, жили конюхи. Холт решил показать мне и это помещение. Спальню, умывальную, кухню.
— Боб много раз останавливался здесь, — сказал Холт.
Я окинул взглядом большую комнату: полдюжины двухъярусных коек, дощатый пол без ковра, грубо сколоченный деревянный стол и такие же стулья. Большая коричневая кафельная плита и окна с двойными рамами, завешанные похожими на одеяла занавесками, обещали защитить от будущих морозов. Несколько календарей с фотографиями девушек и детей украшали стены. Ничего похожего на номер в «Гранд-отеле».
— Боб останавливался здесь?
— Он считал, что здесь вполне прилично, — пожал плечами Холт. — И он экономил, не тратя на отель. Ведь правильно? И в этом нет никаких нарушений.
— Все правильно, — подтвердил я. Холт помолчал.
— Иногда он останавливался у владельца.
— У какого владельца?
— Ну-у... у того, кому принадлежит Уайтфайер. У Пера Бьорна Сэндвика.
— И много раз?
— Какое это имеет значение, сколько раз? — рассердился Холт. — Ну, может, два раза. Да, точно, два раза. Но не в последний приезд, а раньше.
— А вообще часто Боб приезжал?
— Раз шесть. Или семь... Или восемь.
— Этим летом?
— В прошлом году он не приезжал, если вы это имеете в виду.
— Ему нравилось работать здесь?
— Конечно, нравилось. Всем британским жокеям, которых приглашают, нравится. Понимаете, здесь хорошо платят.
— Что значит хорошо?
— Ну, им оплачивают проезд, жилье и другие расходы. Призовые деньги. Кроме того, гонорар за участие в скачках.
— Комитет платит за участие в скачках?
— Не совсем так. Ну-у... комитет платит жокею, но собирает эти деньги у владельцев, с чьими лошадьми жокей работает.
— Получается, что владелец оплачивает все: проезд, жилье, участие в скачках, процент от выигрыша и так далее. Правильно я понял?
— Правильно.
— А что делают, если, получая все это, жокей мухлюет в своем заезде?
— Владелец больше никогда не пригласит его работать, — с убийственной серьезностью ответил Холт.
Мы вышли из конюшни и снова пошлепали по грязи. Сегодня дождя не было, но казалось, он вот-вот начнется, и в воздухе висел туман.
— Зайдемте в дом, — предложил Холт. — Выпейте кофе перед тем, как пойдете на станцию.
— Великолепно, — согласился я.
Дом, маленькое деревянное бунгало, украшали тюлевые занавески и горшки с геранью на каждом подоконнике. Плита уже топилась, сбоку стоял оранжевый эмалированный кофейник. Гуннар взял на полке, висевшей над столом, две глиняные кружки и пакетики с сахаром.
— А Боба Шермана владельцы стали бы снова приглашать работать? — спросил я.
Он наливал кофе, помешивая его белой пластмассовой ложкой.
— Пер Бьорн Сэндвик пригласил бы. И Свен Ван-ген. Это владелец гнедой кобылы, что в дальнем конце конюшни. — Он помолчал. — Есть еще Рольф Торп. Боб проиграл скачки в тот день, когда приехал. А Рольф Торп считал, что лошадь могла бы победить.
— А он бы пригласил?
— Лошади не машины. — Пожал плечами Холт. — Понимаете, я не тренирую лошадей Рольфа Торпа. Поэтому откуда мне знать, пригласил бы он или нет.
— А кто их тренирует?
— Пол Сандби.
— Рольф Торп будет завтра на скачках?
— Естественно, — ответил Холт. — Он выставил фаворита на Большие национальные.
— А вы? Вы пригласили бы Боба опять работать для вас?
— Конечно, — без колебаний ответил он. — Боб хороший жокей. Он прислушивается к тому, что говорят ему о лошади. Он работает головой. Его бы столько раз не приглашали, если бы он был плохим жокеем.
Дверь без стука приоткрылась, и один из конюхов всунул голову. Светловолосый парень лет двадцати пяти в вязаной шапке с помпоном.
— Гунни, — сказал он, — не посмотрите кобылу, которая кровила, вроде она собирается рожать.
Тренер пообещал, что через минуту придет, и голова с помпоном скрылась.
— Он ирландец? — удивился я.
— Конечно. У меня три ирландца и один из Йоркшира. А трое местных. На норвежских скачках работает много британских конюхов.
— Почему?
— Здесь у них есть возможность стать жокеями, понимаете? Больше шансов, чем дома.
Мы допили кофе, хорошо сваренный и крепкий.
— А на чем Боб ездил? Он брал напрокат машину?
— Нет, не думаю. Когда он останавливался здесь, мы вместе ездили на скачки.
— Он когда-нибудь брал у вас машину? Или у кого-нибудь другого?
— У меня никогда не брал. По-моему, он ни у кого не брал, когда приезжал сюда.
— Вы куда-нибудь возили его в тот день, когда он исчез?
— Нет.
Из протоколов показаний свидетелей, которые ждали меня в день прибытия в отеле, я знал, что сразу после соревнований Боб Шерман собирался на такси ехать в аэропорт, чтобы успеть на последний самолет, вылетающий в Лондон. Но он к такси не пришел. Нанятый заранее водитель, не дождавшись пассажира, взял возвращавшихся в город после скачек зрителей.
