Фридрих Незнанский - Отмороженный
– Я тоже не целую его портрет перед сном, – сказал Костя. – Речь не о нем. Речь об офицере Российской Армии Павле Тягунове, без вести пропавшем в Чечне.
– Вот и объясни мне! – завопил я, руки к груди. – В Чечне люди пропадают каждый день. И этим занимаются военные дознаватели, а не прокуратура России. Почему надо мне, следователю Генпрокуратуры, заниматься несвойственным делом и искать именно его, а не кого-то другого? Чем они, другие, провинились? Тем, что их папы не замминистра?
Он вздохнул и показал глазами на потолок. Ясно, не сам придумал. Папа, а может, сам министр позвонил генеральному, тот отреагировал… И возбудил дело по факту исчезновения офицера Российской Армии. А расследовать важные дела должны «важняки».
– Во-первых, ты не спросил меня, почему сын замминистра обороны воюет в Чечне.
– Тут прокол, – согласился я. – Что-то здесь не так.
– Пропали без вести многие, но это не значит, что не следует никого искать, исходя из категории равенства.
– И это в точку, – снова кивнул я. – Попахивает откровенной демагогией. Что есть, то есть. Обещаю искоренить из своего сознания.
– Вот его личное дело, – Костя протянул мне серую папку. – Взгляни, полистай, не морщись.
Я и не думал морщиться. Взял, полистал, как велело руководство. Фотография. Открытое, мужественное лицо. Такого действительно хотелось спасать. Награды… Всего-то двадцать три года. И уже майор. Впрочем, в Чечне не только пули летают, но и офицерские звездочки. Уж кому как повезет. Кому пуля в грудь, кому звездочка на погон.
Впрочем, и капитана он получил как внеочередное звание. Закончил высшие курсы переподготовки при Министерстве обороны. Благодарность как лучшему курсанту. Хорошо водит танк. Что еще? Мастер рукопашного боя. Ничего себе генеральский сынок! Взял бы на перевоспитание папашу. Ради одного этого стоило бы его найти…
– И потом, старик убит горем, – продолжал Костя. – Всячески отговаривал сына. Мол, безрассудно смел и отчаян.
– Мне действительно жаль тех, кто погиб там, в этой Чечне! – отрезал я.
– Их не вернешь, – печально сказал Костя. – А тут хоть какая-то надежда. Ладно, не хочешь – как хочешь. Розыск майора Тягунова отменяем. Тем более есть для тебя другое срочное дело. Про убийство банкира Салуцкого слышал?
– Но там уже кто-то работает? – Я оторвал взгляд от папки.
– Кому там работать, Саша! Молодые специалисты, стажеры, студенты – следователи прокуратуры…
– Это у меня ты просишь сочувствия! – воскликнул я. – Ты мне сколько платишь, не забыл?
– Не я тебе плачу, Саша. Я только плачу, когда вижу, как разваливается наш Российский следственный аппарат. И если бы дело было только в деньгах.
Многие ребята-следователи не в состоянии составить сносный план следственных мероприятий по делу, представляешь?
– Представляю, – вздохнул я.
Костя махнул рукой. Он-то понимал: когда на тебе столько следственных дел и добрая половина из них – висяки, то не знаешь, за что хвататься в первую очередь. Там убили телезвезду. Там шлепнули заезжего вора в законе. Или вот недавнее дело об убийстве заместителя министра экономики. Конечно, преступники должны быть найдены и наказаны по закону. Но и жертвы, как говорит наука – виктимология, тоже не сахар. Они сами спровоцировали финал своего бытия на грешной земле.
Все это я высказал Косте в афористичной форме.
– Поплакали – и будет, – сказал Костя. – Мы с тобой этот мир не переделаем. Все несовершенно, потому что совершенствуется. Идет процесс в обществе. Ну как, берешься?
– Это ты про что? – спросил я. – Про банкира или про сына генерала Тягунова?
– От майора ты уже отказался. Забудем. Я тебе про него ничего не говорил, усек? – наклонился он ко мне через стол.
– Ну вот, уже обиделся. Ладно, беру банкира. Как его – Салуцкий? Кстати, странно, что прокурор Москвы поручил это дело зеленым следователям, почти студентам. Тебе не кажется?
– А кому поручать? – горестно спросил Костя и махнул рукой. – Штат прокуратуры не укомплектован, приходится набирать студентов с последнего курса, а иногда и практикантам поручать сложнейшие дела. Ну все? Не до тебя. Через час у генерального совещание. На нас уже десяток банкиров висит. Одним больше, одним меньше… Ты все понял?
Я вышел от него, стараясь вспомнить, что знаю либо слышал о Салуцком. Об этом деле что-то показывали по телевизору, если не ошибаюсь…
Его убили, когда он выходил из своей машины среди бела дня возле его банка. Выстрела никто не слышал. Свидетелей было полно. Хотя что значит – свидетели? Убийцу не видел никто.
А потом эксперты НТО сказали, будто стреляли с другой стороны Садового кольца. Пуля калибра 7,62 миллиметра. Скорее всего, снайперская винтовка Драгунова.
– Именно так, – сказал, не скрывая облегчения, новоиспеченный следователь межрайонной прокуратуры Володя Фрязин, когда я принимал от него дело. – Выстрел был произведен с другой стороны улицы. Криминалисты, оперы МУРа и свидетели были едины в том мнении, что пуля попала в спину.
– А есть свидетели, – спросил я, – которые видели, откуда и кто стрелял?
Он явно смешался. О том, что свидетели бывают разные в подобной ситуации, он как-то не подумал. Про это они не проходили. Черт знает чему их там учат.
Он не понимал еще, что степень важности свидетелей бывает разная. По нашему уголовно-процессуальному закону любой человек, допрошенный по уголовному делу, – свидетель. Но польза от многих свидетелей – нулевая. Доказательственное значение таких показаний ничтожно.
Это убийство выпадало из ряда. Обычно банкиров убивали в подъездах, наверняка при посадке в лифт или при выходе из оного. Этим наши лифты напоминают самолеты – самое опасное взлет и посадка. Тот, кто стрелял, с другой стороны Садового, – настоящий снайпер, ничего не скажешь. И очень уверен в себе.
Правда, не совсем понятна мотивация тех, кто его нанимал. Тот, кто это совершает в подъезде, больше рискует сам, но исполнение – сто процентов. Здесь, в толпе, надо выждать, когда цель никто не загораживает. Или этот кто-то хочет изменить почерк? Такое тоже бывает. Во всех детективах ищут сходства почерка. На том будто бы и попадаются. Значит, насмотрелся, начитался киллер подобных историй, голова опухла, а ночью осенило: изменю-ка я почерк! Не в подъезде, а с крыши из снайперской винтовки с глушителем. Пусть ломают головы. Где вот только найти этого умельца?
Уже дома, после ужина, я позвонил Славе Грязнову, временно исполняющему обязанности начальника Московского уголовного розыска.
– Наш общий приятель задал мне задачу, – пожаловался я. – Представляешь, сначала хотел, чтобы я нашел генеральского сынка, пропавшего в Чечне, а потом подсунул мне дохлое дело об убийстве банкира Салуцкого. Пусть твои ребята пошарят по сводкам и компьютерным файлам: нет ли чего подобного в последнее время? И что-нибудь на убиенного воротилу бизнеса.
– Для него нет большего удовольствия, чем ткнуть нас с тобой носом в какое-нибудь дерьмо, – поддакнул Слава.
– Вот-вот, – сказал я. – Ну ладно, ритуальные причитания закончили. Давай к делу. Что ты слышал про Салуцкого? Хоть по телевизору видел, как его кокнули?
– Смотрел и радовался: не нам перепадет этот дохляк.
– Теперь тебе радости прибавилось, – заметил я.
– Что, дело попало к тебе? – хмыкнул Слава. – Это считай что и ко мне. Взвалишь на меня всю грязную работу. В первый раз, что ли.
– Отмоешься, – сказал я. – Когда заберут тебя с Петровки в МВД. Каким-нибудь начальником управления станешь на Огарева. По телевизору покажут.
– Нечего мне там делать, – сказал он с чувством. – Наверное, я вам всем надоел своим занудством. Только по телефону меня спокойно и воспринимаете.
– А там будешь прятаться от нас по министерским кабинетам.
Через пару минут мы устали препираться, и я положил трубку. Слава такой, ему дай поработать в коллективе единомышленников, чтобы было кому поныть, с кем поспорить.
Утром я взял с собой начинающего следователя Фрязина и пару девчонок-практиканток с последнего курса и велел им прочесать дом напротив места, где убит Салуцкий. Судя по входному отверстию в голове потерпевшего, стреляли откуда-то с крыши восьмиэтажного дома с другой стороны трассы, впрочем, об этом я уже говорил.
Сам я остановился возле офиса банка, где Салуцкий председательствовал. «Лютеция». Название ничего не говорило, хотя о чем-то напоминало. А раз напоминало, то у Славы должна найтись зацепка.
Хоть какая-то.
Почему убивают именно банкиров? Политиков – не трогают. Хотя кое-кому стоило бы влепить. Банкиры более безответные? Или являются хранителями, подобно господину Савранскому, неких коммерческих тайн?
За что их убивают? Кстати, поговорить об этом не мешало бы с Борисом Львовичем. Имя-отчество Савранского я прочитал на визитке, которую он мне сунул, когда я уходил. Кстати, почему-то невозможно представить, чтобы кто-то покусился на драгоценную жизнь Савранского.
