Чингиз Абдуллаев - Лето двух президентов
– В таком случае поезжайте, – разрешил Шенин. – Но учтите, что мы не являемся стороной конфликта и никак в нем не участвуем. Я позвоню Борису Карловичу и попытаюсь убедить его взять это дело под свой контроль. Ваша задача – наблюдение за ситуацией и объективный анализ. Вот и все, что от вас требуется. Вы меня понимаете?
Сафаров кивнул. Вместе с заведующим отделом они вышли из кабинета. Шенин недовольно нахмурился.
– Никогда не думал, что буду говорить подобные слова инструктору ЦК КПСС, – признался он. – Вот поэтому мы все время и отступаем, что от нас требуют не вмешиваться в эти конфликты.
– С российскими депутатами будет трудно договориться, – вздохнул Дзасохов, – они ждут июньских выборов президента.
– Представляю, что тогда начнется, – сказал Шенин. – Два президента в одном городе – слишком тесно обоим, особенно если учесть характер Бориса Николаевича.
Сидевший рядом с ним секретарь ЦК Бакланов промолчал. Он вообще не любил много говорить. В течение пяти лет Бакланов работал министром общего машиностроения СССР. Немногие знали, что этим термином обозначались закрытые предприятия военного и космического характера, называемые «почтовыми ящиками». В восемьдесят восьмом году, по предложению самого Горбачева, Бакланова избрали секретарем ЦК КПСС и поставили на руководство военно-промышленным комплексом страны. Все знали, что на предстоящем апрельском Пленуме ЦК КПСС, через несколько дней, Бакланов перейдет заместителем председателя Совета обороны при президенте СССР. Даже формально это продвижение. Именно поэтому Шенин пригласил своего коллегу на заседание. Бакланов мрачно слушал, почти не вмешиваясь в разговор. Привыкший к порядку и дисциплине в своем бывшем министерстве, он не понимал и не принимал процессов, происходивших в обществе. В этом вопросе они были твердыми единомышленниками с Шениным. Бакланов с сомнением и опаской наблюдал за разрушением некогда мощного военно-промышленного потенциала страны, считая это недопустимым и опасным не только для Советского Союза, но и для всего мира.
Когда Сафаров и заведующий отделом вышли из кабинета, Савинкин покачал головой:
– Вам просто повезло, что сейчас другие времена. И другие секретари ЦК. Если бы вы посмели сказать одну десятую того, что говорили сегодня, Суслову или Кириленко, вас бы не только выгнали отсюда, но и исключили бы из партии. Но вообще – молодец, – неожиданно улыбнулся он, – здорово проявил себя. Пусть знают, что мы не только в кабинетах сидим.
В кабинете Эльдара уже ждал Журин.
– Был у Шенина? – уточнил всезнающий Михаил Алексеевич. – Говорят, что тебя там встречал целый триумвират. Даже Бакланов пришел.
– Так это был Бакланов, – понял Эльдар, – а я его и не узнал. Дзасохова узнал сразу. Он еще уточнил: действительно я из Баку?
– Можно сказать, что ты докладывал секретариату о своей работе, – усмехнулся Журин. – Учти, что Бакланов идет на повышение, а Шенин у нас восходящая звезда. Говорят, скоро нашего тусклого Ивашко уберут и на его место заместителем Генерального секретаря рекомендуют Шенина. Ивашко уже давно никто всерьез не воспринимает, как и Янаева. А вот Шенин и Лукьянов, которые формально считаются стоящими на одну ступеньку ниже, – настоящие лидеры. Держись за них – не прогадаешь.
– Они посылают меня завтра на Петровку, присутствовать при «драке» между двумя группами, – с тревогой в голосе сообщил Сафаров.
– Это испытание, – согласился Журин, – хотят тебя проверить. Справишься – значит, будешь на хорошем счету. А не справишься – быстро вылетишь отсюда и полетишь обратно в Баку заместителем министра внутренних дел или начальником вашего ГУВД. Это уж как повезет. Только учти, что тебе нужно быть осторожнее. Не дергаться, не лезть со своим авторитетным мнением и вообще стараться меньше говорить и больше слушать.
– Постараюсь, – улыбнулся Эльдар.
– Когда квартиру думаешь обмывать? – поинтересовался Журин. – Ты даже не представляешь, как тебе повезло. Сейчас Мосгорисполком принципиально не выделяет нам новые квартиры. Попробовали бы они раньше хотя бы пикнуть… При Промыслове все было, как нужно, а сейчас демократия. Все ждут, когда построят наш новый дом. На московское руководство теперь рассчитывать не приходится.
– Мне об этом уже говорили.
– Значит, должен обязательно обмыть. И пригласить всех товарищей. Не забудь Коломенцева и Мягкова из соседнего кабинета. Они ведь кураторы КГБ; может, по знакомству сразу поставят у тебя в квартире «жучок», чтобы ты чувствовал себя спокойно. Хотя думаю, там все уже оборудовано по первому разряду. Вдовин был послом, а до этого работал в общем отделе ЦК КПСС. За такими нужно приглядывать, и наши доблестные органы наверняка иногда прослушивали, о чем говорит его выжившая из ума теща и с кем она разговаривает.
– Насколько я слышал, есть категорический запрет на разработку органами КГБ сотрудников партийных органов, – напомнил Эльдар.
– Это при Хрущеве ввели, чтобы оградить партийных работников от всесильных органов, – согласился Журин. – Только тогда партия была у нас «ведущей и направляющей», и мы все готовились дружно строить коммунизм. А сейчас выяснилось, что до коммунизма нам еще очень далеко, партия уже не единственная и не ведущая, и из Конституции соответствующую статью убрали. То есть мы опять превратились в обычных смертных. И вообще, я люблю все наши органы – и государственные, и мои личные! – громко крикнул Журин. Ему нравилось шутить.
На следующий день Эльдар поехал на Петровку, чтобы присутствовать при встрече депутатов Моссовета с представителями министерства внутренних дел Союза. В приемной ему выписали пропуск. Генерал Сергеев, с которым они вместе летали в январе этого года в Вильнюс, уже ждал его и предложил:
– Идем ко мне в кабинет, встреча начнется через час. Они уже звонили из Мосгорисполкома, что собираются выезжать. Этот Лужков такой напористый мужик оказался, все время давит на наших генералов.
– А они как реагируют?
– Как все. Что им остается? Ты посмотри, как спланированно нападают на Пуго в нашем союзном парламенте и как российский парламент поддерживает Мосгорисполком. Все это видят, и никто не знает, как себя вести. Такой всеобщий бардак. Везде. Но когда бардак в колхозе, то бывает плохо свиньям или коровам. Когда на фабрике, там начинаются перебои с поставками продукции. А вот когда бардак в милиции – это уже катастрофа. У меня тут сводка за последние сутки – триста сорок четыре преступления по городу. А начальники выясняют, кто из них главный. Глупо и стыдно.
– Тогда скажи, что ты предлагаешь?
– Я тебе сразу скажу. Комиссарова я давно знаю. Он мужик настоящий, порядочный. С Шиловом тоже знаком. Оба – профессионалы. Но за каждым из них амбиции наших лидеров. Сейчас все грамотные, все понимают, что происходит. В июне будут выборы президента России, и там наверняка победит Борис Николаевич. Значит, нужно иметь начальником милиции своего человека. Горбачеву это не нравится, он хочет иметь своего. Вот они и устраивают такое «перетягивание каната», кто кого. Все понимают, что Лужков и Попов стараются для Ельцина, а Пуго и весь ваш отдел работают на Горбачева. Два президента, две власти, два руководителя.
– Это и я понимаю. Что же делать?
– Я бы тебе сказал, но ты у нас большой партийный начальник. Нужно стукнуть кулаком по столу и послать всех подальше. Это милиция, здесь десятки тысяч вооруженных людей, которые обеспечивают порядок в многомиллионном городе. Нельзя устраивать выборы или переговоры. Раз Шилова назначил президент СССР, значит, он и должен сидеть. Все, дискуссии закончились. Это не колхоз, где выбирают председателя. Хотя вы все равно и там не давали выбирать. Уже много лет было «мнение райкома партии», и все. Люди дружно поднимали руки.
– Ты сам из колхоза, – улыбнулся Эльдар.
– Да, из Тамбова. Моего прадеда еще Тухачевский газом травил, когда они всей деревней Антонова поддерживали. Потом прадеда убили в глупой перестрелке, и это спасло его семью от раскулачивания. Дед мой долго в колхоз вступать не хотел, пока ему не пригрозили выселением. Пришлось вступить, хотя всю жизнь в душе он был убежденным антисоветчиком. А вот отец был секретарем комсомола. Такое получилось противоречие в одной семье. Они все время спорили, ссорились, ругались, но друг друга любили. После войны мой отец восстанавливал Днепрогэс и там женился. Только ты не думай, что меня напрасно генералом сделали. Биография у меня чистая. Отец всю войну прошел в пехоте, три ранения получил, но остался жив. Два ордена Славы имел. Все время жалел, что их часть на японскую войну не перебросили, как планировали. Он бы тогда наверняка третий орден Славы получил и стал бы полным кавалером.
– Дурак ты, Виктор, – перебил его Сафаров, – твою анкету уже сто раз проверяли, прежде чем генералом сделать и в этот кабинет посадить. Ты сам ведь ранен был, настоящий боевой офицер. Кто у тебя твои заслуги отнимет?
