Евгений Сухов - Жены, которым не повезло
– Да. Но только не по телефону.
– А где? – осторожно спросил Павел Афанасьевич.
– Приезжайте ко мне, – немного подумав, отозвался я. И назвал свой домашний адрес.
– Хорошо. Буду.
– Дай, дай мне, – послышался приглушенный голос Маши. Надо полагать, что Паша отдал трубку сестре, поскольку я тотчас услышал ее радостный голос: – Спасибо. Спасибо вам!
– Да рано меня благодарить, – заметил я. – И скажите вашему брату, что я его жду.
На этом наш разговор закончился.
Интересно, что представляет собой этот Паша?
Я решил проверить себя и нарисовать портрет вора-«домушника» с тремя ходками за плечами, а потом, когда Паша придет, сравнить представляемое с действительностью.
Итак, возраст. Я о нем не спрашивал, но раз Маша столь энергично хлопочет о Паше, стало быть, она старшая сестра. Привыкла с малолетства вытаскивать младшенького из разного рода передряг и не перестает заботиться о нем даже после того, как он стал закоренелым преступником. И он прекрасно знает о том, что сестра в беде его не оставит. Если Маше сороковник с небольшим, то Паше – лет тридцать пять – тридцать восемь. Или около того.
Рост может быть самый разный – от карлика до долговязого детины. Впрочем, нет, это будет слишком бросаться в глаза. Слишком маленький рост или слишком высокий – это уже особые приметы, а вор должен быть неприметен. Значит, его рост, скорее всего, средний, и комплекция такая же средняя.
Волосы. Вероятно, короткая стрижка. Лохматый вор имеет больше шансов оставить волос на месте преступления, а это ему ни к чему.
Походка у Паши мягкая, почти неслышная, кошачья. Обувь предпочитает мягкую, что-нибудь вроде кроссовок или мокасинов.
Сам он одет в удобную и не стесняющую движений куртку.
У него отличная память, он аккуратен, скорее всего, не курит.
Не женат. Хотя, вполне возможно, где-то живет женщина, растящая его ребенка. Быть может, он об этом и не знает…
Вот такое представление о Паше я составил к его приходу…
Он пришел в девятом часу. На нем была облегающая голову шапка, закрывающая уши, короткая зимняя куртка и ботинки на мягкой подошве. Роста он был чуть выше среднего и комплекции тоже средней. Правда, трудно было определить его возраст, ибо исправительная колония людей не молодит, но я решил его об этом спросить. И когда он вошел и разделся – а волосы на его голове и правда оказались короткими, – первый вопрос у меня был к нему таким:
– Простите, вам сколько лет?
– Тридцать шесть, – ответил он, ничуть не удивившись.
У него было простоватое (как и у Маши) лицо и очень внимательный острый взгляд, чего я, кстати, не отметил, когда составлял мысленно его портрет. Все остальное я угадал правильно. Впрочем, слово «угадал» здесь подходило не очень…
– Чай, кофе? – предложил я.
– Мне все равно, – ответил Паша.
– Павел Афанасьевич, – начал я, когда мы уселись за кухонный стол и стали пить чай с сухариками (больше у меня ничего не оказалось к чаю на тот момент), макая их в чашки, – ваша сестра попросила меня помочь вам по возможности, поэтому я буду задавать разные вопросы, на которые прошу отвечать правдиво и без утайки. Я не полицейский, в данном случае я вообще частное лицо, причем на вашей стороне, наш разговор записываться не будет, поэтому все сказанное вами не выйдет из этой кухни и не сработает каким-либо образом против вас. Вопросы будут самые разные, так что не удивляйтесь…
– Я уже давно ничему не удивляюсь, – кивнул Паша.
– Тогда первый вопрос: сколько в общей сложности вы провели на зоне?
– Четырнадцать лет, – спокойно ответил Павел.
– Ваша сестра Маша носит фамилию мужа? – задал я новый вопрос.
– Да.
– Тогда какая фамилия у вас?
– Кочетков.
– У вас есть… э-э… псевдоним?
– Погонялово? – усмехнулся Паша. – Есть, конечно. Как же без него? Таков порядок. Кочет.
Несмотря на такой внушительный срок неволи, речь моего собеседника была более правильной, нежели у Маши, знающей о зоне только по рассказам брата. Да и феней он ее не приправлял.
– Теперь конкретно об убийстве, в котором вас могут обвинить, – перевел я тему разговора. – Мне нужно знать о нем все, что знаете вы, и все, что вы сами об этом думаете.
– Спрашивайте, – снова коротко произнес Паша.
И я начал спрашивать…
Я. Что это за убийство? Кого именно убили? Когда?
ПАША. Убили женщину. Знаю только, что у нее черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью. Зовут ее Аида Крохина… В смысле звали… Случилось это в субботу шестого декабря…
Я. Где?
ПАША. В квартире по адресу Измайловский бульвар, дом пятьдесят пять, строение два. Это элитный дом. Такой, елочкой, разноэтажный. Квартира убитой на втором этаже.
Я. Сколько лет было этой женщине?
ПАША. Точно не знаю. Что-то около сорока.
Я. Она одна жила?
ПАША. Нет, с мужем.
Я. Дети есть?
ПАША. Кажется, нет.
Я. Кто обнаружил труп?
ПАША. Следак говорил, что труп обнаружили менты, приехавшие по звонку соседки. Это она их вызвала. У соседей ее, Крохиных, телевизор уж слишком громко орал, а время уже позднее было. Вот она и настучала полицейским, что соседи нарушают тишину.
Я. Во сколько это было?
ПАША. Что-то около двенадцати ночи, точнее не скажу.
Я. Где в это время был муж убитой женщины?
ПАША. Не знаю… Но в квартире, кроме покойницы, полицейские никого не обнаружили.
Я. Из квартиры что-нибудь пропало?
ПАША. В том-то и дело, что пропало. Побрякушки[1] дорогие пропали, рыжье[2] всякое.
Я. Значит, следователь считает, что это ограбление?
ПАША. Да. Все ж налицо. Поэтому меня и трясут.
Я. Почему именно вас?
ПАША. А кто ж их знает, что у них там на уме? Мне бы тоже хотелось это узнать. Хотя, по большому счету, удивляться не стоит. Если какая-то кража, так сразу ко мне.
Я. А в районе Измайлово были еще ограбления квартир в последнее время? Только откровенно, пожалуйста. Я вижу, что вы чего-то недоговариваете.
ПАША. Были. Еще три.
Я. За какой период?
ПАША. В последние два месяца.
Я. Вы к этому имеете какое-нибудь отношение?
ПАША. Да. Но я вам ничего не говорил. О них менты не знают.
Я. Понятно… Эти три квартиры взяли вы?
ПАША (с глухим отчаянием). Да, я. Но ту квартиру, где убили женщину, я не брал…
Я. А у следователя на вас что-нибудь есть? Я имею в виду эти три кражи в Измайлово.
ПАША. Нет. Я все сделал чисто. Следов не оставлял. Уж, извините меня, не в первый раз, знаю, что почем.
Я. Но вы на подозрении?
ПАША. Да.
Я. Что следователь говорил о времени убийства?
ПАША. Ничего не говорил. Спрашивал меня, где я был в ту субботу с десяти до половины двенадцатого.
Я (задумчиво). Значит, это и есть время убийства. Ну, и где же вы были в то время?
ПАША. Я был в это время вместе со своим корешем, ну, с приятелем. Пиво с ним пили…
Я. Как зовут вашего кореша?
ПАША. Шалый.
Я. Это погоняло, а как по-настоящему?
ПАША. А зачем вам?
Я. Так, для общего развития.
ПАША (с большой неохотой). Шалимов Борис.
Я. А где вы с ним пиво пили?
ПАША. В «Закусочной» на Измайловском бульваре.
Я. Вы об этом следователю говорили?
ПАША. Говорил.
Я. Кореш подтвердил, что вы были с ним в той «Закусочной»?
ПАША. Подтвердил. Только что в этом толку? Ему веры мало.
Я. Почему?
ПАША (не сразу). Потому что он такой же, как и я.
Я. Что, в той «Закусочной» больше никого не было, кроме вас?
ПАША. Был еще народ. Полно. Но из знакомых никого не было…
Я. А вы что, первый раз туда с корешем вашим зашли?
ПАША. Нет.
Я. Получается, что вас должен был узнать обслуживающий персонал.
ПАША. Может быть. Но следак, кажись, никого не опрашивал.
Я. Это почему?
ПАША. Я так полагаю, не нужно ему мое алиби…
Я. Установление наличия или отсутствия алиби на время убийства – первейшая задача любого следователя.
ПАША (с нескрываемым сарказмом). Ага, наслышан. Это вы тому следаку скажите, Михееву.
Я. Значит, вы полагаете, что рано или поздно вас повяжут?
ПАША. Да это к бабке не ходи! Прижмет начальство следака, скажет ему: время, мол, вышло твое, выкладывай нам на стол убийцу Крохиной немедля. И если к тому времени Михеев настоящего мокрушника[3] не найдет, ему ничего не останется, как меня повязать и перед начальством мною и отрапортоваться. Я ведь для этого самый подходящий кандидат. А мокрушника реального, что Крохину замочил, Михеев ни в жисть не отыщет. Мозгов ему на это не хватит. Вот он меня и прихватит. И улики найдет, и мотив отыщет, можете не сомневаться…
Я. Интересный господин этот следователь Михеев.
ПАША. Да уж куда интереснее!
Я. Я могу сделать ваше фото?
ПАША (удивленно). А это еще зачем?