Галина Романова - Амур с оптической винтовкой
– Я не знаю. – Она встала у раковины к нему спиной, принялась мыть посуду. – Что скажешь? Я со всем соглашусь.
Золото, а не женщина, вздохнул Артем. И тут же вспомнил свою бывшую возлюбленную, с которой, случалось, даже сходился врукопашную. Тина, сокращенное от Кристины, была просто бешеной! И в постели, и в жизни. Она алчно жила, алчно его любила и точно не хотела его делить ни с кем и ни с чем: ни с работой, ни с друзьями. Но Леху, что странно, терпела. И он к ней относился нормально. И никаких подвохов в ее необузданном характере не находил. Считал это для бабы типичным.
«Они все ненормальные, – кивал он, прикладывая к синяку на локте друга замороженную щучью голову. – Моя тоже как разойдется…»
С Кристиной они разбежались неожиданно и легко. Она просто съехала, забрав свои вещи, и все. Ни записки, ни объяснения. На звонки два месяца не отвечала. Потом позвонила сама и попросила прощения. И сказала, что выходит замуж за нормального мужика. А он, стало быть, ненормальный? Она нормальная, кидавшая в гневе в его сторону все, что подворачивалось под руку, а он ненормальный.
«Здорово!» – ахнул тогда уязвленный в самое сердце Артем и прекратил разговор.
И больше никогда ее не видел и не слышал. А потом появилась Наталья. Любящая, нежная, услужливая. И его мама, познакомившись с ней, сразу сказала, что именно на таких женщинах и следует жениться. И он с ней согласился. И кольцо купил. А прошло полгода – и ничего. Кольцо так и лежит.
Почему?
– Может, съездим к моим за город? – неожиданно предложила Наталья, не поворачиваясь.
Она будто боялась увидеть его недовольную гримасу. Артем терпеть не мог общаться с ее папашей – грубым, горластым, без конца требующим внуков. Гримаса и в самом деле появилась, и даже в желудке закололо от перспективы бесконечной игры в шашки с будущим тестем. Тот обожал эту игру и слушать ничего не хотел, усаживая Артема часа на три за игровой стол.
– Так что, съездим? – повторила Наталья вопрос с легким нажимом и покосилась на него через плечо. – Мама пироги затеяла. Со смородиной.
– Пироги – это хорошо, – отозвался Артем едва слышно.
И тут же проклял себя за то, что забыл вчера вернуть телефону громкий звонок. Сидел бы сейчас с Лехой на берегу под старой скрипучей лозинкой – их любимое место. Слушал треск хвороста в костре, смотрел на воду, рябую от легкого ветра. Слушал бы Лехино нытье и был бы если не абсолютно, то вполне счастлив. Потом бы они наварили ухи из рыбы, которую Леха ухитрялся поймать, кажется, даже в луже. Выпили бы по сто граммов коньячку, поговорили бы за жизнь. Обсудили бы кое-что, о чем нельзя было говорить ни дома, ни на службе, ни в машине. Потому что везде есть уши. Постарались бы что-то понять, подумать, что можно было предпринять.
А теперь что? Тащиться за город к родителям Натальи? Сидеть полдня в старом дощатом доме, пропахшем насквозь мышами. Играть в шашки со старым придурком. А потом жрать пироги со смородиной, от которых у него непременно случалась изжога. Странно, да? В «стекляшке», что ни съедали бы, ни разу не жгло. А у тещи будущей…
– Звонят, – навострила уши Наталья, свесив в раковину мокрые руки. – Артем, кажется, звонят?
Точно, звонили на домашний. Из дежурки звонили. Вызов нарисовался.
Вот поверить сложно, но так обрадовался! Даже то, что единственный выходной, случайно выпавший на воскресенье, будет теперь проведен на месте происшествия, настроения не испортило. Лучше там, чем на даче у будущих родственников.
– Я пошел.
Он оделся за три минуты. Вошел на кухню. Обнял со спины Наталью, которая все еще возилась с чем-то у раковины. Поцеловал ее в шею, вкусно пахнувшую кремом и духами.
– Не скучай тут. Хочешь, к родителям съезди, – предложил, уловив ее подавленный вздох.
– А может, ты недолго? – Она повернулась, прильнула к нему, потерлась носом о гладкий подбородок, мокрые руки держала на весу. – Может, одна нога там, а вторая уже тут? И мы вместе тогда съездим?
– Может. – Он даже пальцы скрестил, чтобы было не так. – Позвоню.
– Ага. – Она послушно подставила обе щеки для поцелуя, вздохнула и повторила: – Ага…
Ехать пришлось на адрес на своей машине. Все уже были на месте происшествия.
– Что там? – Артем поздоровался с водителем дежурной машины, кивнул на подъезд.
– Ясно что – жмур! – хохотнул водитель Степа, обладавший уникальным черным чувством юмора. – Не было бы жмура, не было бы вас, Артемий Николаевич.
– Понятно…
Артем окинул взглядом двор четырехподъездной многоэтажки. Серо, сумрачно, народу никого.
– Что это зрителей нету? – удивился он.
– Так на что смотреть-то? Алкоголичка удавилась! – фыркнул Степа весело. – Зрелище не из приятных. И, думаю, ожидаемых. Похмелки не случилось, видимо, вот в петлю и полезла. Ты ступай. Ступай, Артемий Николаевич, там напарник твой уже шустрит.
– Алексей? – удивленно выгнул брови Артем. – Он здесь?
– А то как же! Прямо с маршрута его вернули. На рыбалку он, вишь, собрался, деловой! А тут другая рыбка на веревочке мотается. – И зычно заржав, Степа полез в машину. – Лови, не хочу!
Артем вошел в пыльный подъезд, где было холодно и отвратительно воняло кошками. Поднялся на третий этаж, именно там обнаружилась настежь распахнутая дверь. Вошел в квартиру. Начал привычно осматриваться прямо в прихожей.
Обычная «трешка», знавшая лучшие времена. Ремонт давно не делался. Дорогая мебель обветшала. Ковры вытоптаны или затоптаны, черт разберет. Ребят из группы он обнаружил в спальне, что поменьше. Двое опрашивали высокого темноволосого парня, видимо, родственника покойницы. Эксперт стоял на коленках над трупом, уложенным на пол. Леха сидел на корточках с другой стороны и очень, очень задумчиво рассматривал тело.
Женщина, не старая, но спившаяся. В стареньком выцветшем, но странно чистом халатике. Босая. Ступни, что поразило Артема, с идеальным педикюром. И ногти на руках, уложенных вдоль тела, тоже ухожены. Хотя кисти морщинистые. То ли женщина всегда за состоянием своих ногтей следила, то ли к смерти подготовилась.
– Что здесь?
Артем подошел поближе к телу, наклонился, коротко поздоровался с экспертом и напарником. Последний не удостоил его даже кивком – обижается.
– Здесь у нас, Тёмочка, суицид, – нараспев произнес эксперт Стасик.
Мужик под шестьдесят, маленький, кругленький, с абсолютно гладким черепом. Жена звала его любовно – Шарик. И они все подхватили. Стасик не обижался.
– Стопроцентный суицид. Ни тебе следов борьбы. Ни тебе свежих синяков. Ни тебе оторванной пуговицы на халатике, – продолжил нараспев Шарик. – Суицид, к гадалке не ходи. Но точнее скажу после вскрытия, конечно.
– Она была в состоянии алкогольного опьянения, когда повесилась? – спросил Артем, старательно пытаясь поймать взгляд обиженного друга.
– Ты знаешь, не похоже. Характерный запах отсутствует. – Шарик выкатил нижнюю губу, втянул шумно носом воздух, еще ниже склоняясь над покойницей. – Не похоже, Тёмочка. Но ты сам знаешь теперешних алкашей, могут чего-нибудь такого нажраться, что только тщательный анализ…
– Ноготь… – скрипучим, наверняка от обиды на друга, голосом произнес Леха и ткнул пальцем в правую руку покойницы.
– Что – ноготь? – спросил Артем одновременно с Шариком.
– Ноготь сломан, видишь? – Леха упорно обходил его вниманием, обращаясь лишь к Стасу.
– И что? – Эксперт взял бледную до синевы руку женщины, внимательно осмотрел все пальцы.
– А то! Все ногти целы, а один сломан. Почему?
– О господи, Алексей Сергеевич! Что вы, в самом деле!!! – запыхтел бедный Стасик, успевший обрадоваться тому, что случай не срочный и вскрытие можно отложить до понедельника. – Она могла его изгрызть, когда в петлю собралась!
– Не могла. Сломан он. Я его нашел, – настырно покачал головой Леха и впервые глянул на друга. – Под кроватью нашел, в пыли. И еще кое-что обнаружил на самой кромке этой пыли.
– Что?!
Артем почувствовал привычный азарт, который Лехе удавалось разбудить в нем легким движением бровей.
– След. Посторонний след.
Леха резко поднялся с корточек. Поморщился, поскольку отсидел ноги. Дошел до широкой кровати, заправленной странно чистым для комнаты алкоголички атласным покрывалом. Задрал его край, поджав губы, кивнул на пол:
– Что там?
Артем послушно рухнул на колени, глянул под кровать. Пыли было немного, видимо, пол женщина все же мыла. Но и того, что обнаружилось под кроватью, оказалось достаточно для того, чтобы рассмотреть четкий отпечаток носа мужского ботинка. Этот оттиск был сделан не тапком и не женской туфлей, это точно был мужской ботинок. Вопрос: когда он сюда наступал?
– Роман! – громко позвал Леха.
