Полина Дашкова - Херувим (Том 2)
Сергей молча пожал плечами и углубился в чтение протокола допроса свидетельницы Дерябиной Эвелины Геннадьевны. Чем дальше он читал, тем больше удивлялся. Женщина говорила о мужчине с холодной, отчужденной брезгливостью. Она знала ему цену и тем не менее спала с ним, пустила в свой дом. Так не бывает даже у животных. Зачем он ей? Зачем она ему?
- Я не сумею, - сказал он, не поднимая глаз от листа.
- Что? - встрепенулся Райский.
- Я не смогу стать Станиславом. Я ничего не понимаю в этом человеке, в его мире.
- Ой, перестаньте,- поморщился Райский, - не прибедняйтесь. Его мир не бином Ньютона. Там все грубо и примитивно.
- Да, возможно. Но Эвелина Дерябина не производит впечатления примитивной дуры. Она расколет меня как пустой орех.
- Не исключено, - кивнул Райский, - однако не сразу. Она, конечно, заметит некоторые странности, перемены, она будет думать, решать задачку, но правильный ответ вряд ли ей придет в голову мгновенно. Не забывайте, вы больны. Вы еще не пришли в себя после автокатастрофы. У вас было сотрясение мозга и слегка изменилась личность. Почему нет? Главное, чтобы вас не расколола другая женщина. Подруга Исмаилова. Но это вряд ли. Она вас не так хорошо знает.
- Я должен буду с ней встретиться?
- А как же! Вы первым делом встретитесь с ней. Вы явитесь к ней домой с большим букетом цветов просить прощения. Вообще для того, чтобы просуществовать некоторое время с лицом Станислава Герасимова, вам придется сначала расчистить себе жизненное пространство, исправить кое-какие ошибки вашего недотепы-двойника. На сегодня все, майор. Можете идти. Внимательно ознакомьтесь с делом, а когда устанете, посмотрите видеокассеты, на которых заснят Станислав. Это любительская, домашняя съемка. Ничего интересного, просто вам надо изучить его мимику, привычные жесты. Порепетируйте перед зеркалом. Если понадобится, с вами поработает профессиональный преподаватель актерского мастерства.
У двери кабинета Сергей остановился:
- Михаил Евгеньевич, а что потом?
- То есть? - полковник удивленно поднял брови.
- После того как я исправлю его ошибки. Чем я буду заниматься дальше? Где жить?
- А, вы об этом? - Райский слегка поморщился. - Ну конечно, в свою бывшую квартиру вы вернуться не сможете. Там уже живут другие люди и никакой компенсации вам получить не удастся, к сожалению. Но отдельную комнату в общежитии Академии ФСБ я вам гарантирую. И работу тоже. А дальше все зависит от вас. Думаю, у вас есть перспектива заработать на приличное жилье.
***Телефонный звонок заставил Анжелу подпрыгнуть на диване. У изголовья на журнальном столике мелодично тренькал новенький мобильный аппарат.
Эту крошечную серебристую игрушку она обнаружила, когда вернулась из больницы, на тумбе в прихожей, в подарочной коробке, украшенной золотой ленточкой. Домработница Милка сообщила, что за несколько часов до ее возвращения коробку принес курьер службы "Товары на дом". Сказал, что все оплачено и попросил расписаться.
В коробке оказался аппарат "Моторолла", совершенно новый и книжка с инструкцией к нему на русском языке. Стоило его включить и он тут же зазвонил.
- С возвращением, моя птичка, - ласково прорычал в трубке голос Шамиля Исмаилова, - как ты себя чувствуешь?
Она поблагодарила за подарок. Он объяснил, что эта игрушка должна быть постоянно при ней.
- Никогда не выключай. По нему только я тебе буду звонить, только я и больше никто. Когда я буду звонить, ты сразу иди с телефоном в ванную и включай воду. Поняла?
- А я могу тебе позвонить? - спросила она, закрывшись в ванной и включив воду.
- Нет. Пока нет.
- Зачем ты хотел встретиться?
- Просто соскучился, - пробасил он насмешливо.
- Врешь. У тебя было ко мне какое-то дела.
- Ну зачем ты так, девочка? Неужели до сих пор злишься?
- Уже нет. Но все-таки не понимаю, для чего ты неделю назад сорвал меня из больницы?
- Мне надо было проверить, насколько серьезно тебя пасут.
- А то ты без проверок не мог догадаться, что пасут серьезно?
- Мог, конечно. Слушай, а эта твоя докторша, она вообще что за человек?
У Анжелы противно сжался желудок.
- Я тебя просила оставить ее в покое! - рявкнула она так громко, что в дверь постучала Милка и тревожно спросила, все ли в порядке. Анжела ответила, что все нормально и перешла на шепот. - Ты можешь понять, что из-за тебя она чуть не отказалась оперировать меня?
- Не волнуйся, девочка. Деньги заплачены, никуда она не денется. Скажи, она задавала тебе какие-нибудь вопросы?
- Ой, елки зеленые! Ну какие вопросы? Ты совсем очумел? Она меня лечит. Она мой врач. Что ты к ней привязался?
- Почему она согласилась везти тебя домой? Она врач, но не шофер. О чем вы говорили по дороге в машине?
- О лечении говорили. Об операциях. О чем еще?
- Она была рядом, когда я тебе звонил. Она дважды была рядом. Ты говорила со мной при ней, в ее машине. Она спрашивала, с кем ты говоришь?
- Да ничего она не спрашивала. На хрен ты ей сдался! - Анжела опять сорвалась на крик.
- Потише, девочка,- мягко напомнил Шамиль.
- Извини, - прошептала Анжела.
- Ничего, малышка. Но вообще я не люблю, когда ты кричишь. Почему она согласилась отвезти тебя домой? - повторил он задумчиво, словно спрашивал себя самого.
- Да просто так! Я попросила, она согласилась. Больше некому было. Генка заболел и денег не оставил ни копейки. Мне что, на метро надо было ехать?
- Ладно, лапушка. Успокойся и попытайся вспомнить очень подробно, о чем ты говорила с докторшей. А я позвоню тебе на днях.
Анжела вышла из ванной, выключила телефон и отбросила его, как будто он был мерзкой лягушкой. Правда, отбросила осторожно, не на пол, а на мягкий диван и уже через несколько минут опять включила, положила в карман халата и больше не выключала.
"А что будет, если при следующем звонке не уйду в ванную? - подумала она. - Моя квартира утыкана маленькими микрофончиками. Они повсюду. Они как тараканы. В детстве я больше всего на свете боялась тараканов. От них не было спасения, они выползали из всех щелей в доме моих родителей, стоило погасить свет. Их травили, приходилось уходить из дома, и потом неделю у всех болела голова. А тараканам хоть бы что. Интересно, когда-нибудь я поживу нормально, как человек, а не как подстилка чеченского террориста? Впрочем, что значит нормально? Где бы я была без Шамиля, без своего нежного, щедрого Шамочки? Пела романсы в ресторанах? Грызла бы стеклянные стены, пытаясь прорваться в большой шоу-бизнес?"
Она уселась в кресло, принялась листать журналы. На глянцевых страницах пестрели фотографии ее знакомых. Журналисты все так же щелкали знаменитостей на модных тусовках. Знаменитости все так же улыбались, меняли туалеты, выкидывали всякие двусмысленные фортели, подогревая интерес публики.
Мальчик с козлиным фальцетом женился на шестидесятилетней звезде, которая в советские времена пела лирическим басом песни о России, а теперь после десятка пластических операций решила опять выскочить на сцену. В журнале три разворота были заняты интервью с молодоженами и фоторепортажем со свадебного торжества. Звезда, давно пережившая климакс, застенчиво поведала корреспонденту or своей беременности. Зачем, интересно? И как потом она будет выкручиваться? Купит младенца или возьмет напрокат?
Молоденькая безголосая дурочка, которую патронировал какой-то бандитский авторитет, была заснята в обнимку с холеной коротко стриженной дамой. Подпись под снимком гласила: "Такая-то с близкой подругой". Скорее всего, никакой близости там не было. Безголосая дурочка обожала мужиков, однако голубизна и розовость не выходили из моды.
"Эстрадная популярность - это акула, которая должна постоянно жрать парное мясо живого скандала. Так выпьем же за скандалы!" Анжела со злорадным удовольствием вспомнила фразу, произнесенную на пьянке в закрытом клубе каким-то истасканным продюсером. Кажется, его тогда не поняли. С ним не согласились. Все присутствующие предпочитали рассказывать в интервью о своих сложных художественных исканиях, о вдохновении и каторжном труде, о чуде, о Божьем даре.
Этот мир, с его фарфоровыми улыбками, силиконовыми грудями, оголенными спинами, бесконечно перекрашенными волосами, с его томным враньем, с его запредельной наглостью, с его прожорливым цинизмом, не стоил жизни и свободы маленькой девочки Анжелы, которая выбегала пописать на снег и смотрела на звезды со дна бескрайней тайги. Он мизинца ее не стоил, этот паршивый мир. Он так просто, так безжалостно забыл о ней, выплюнул, как косточку от сливы. Разглядывая фотографии в журналах, она видела свою тонкую грустную тень за спинами веселящихся знакомых и мучительно ненавидела их, и больше всего на свете желала вернуться к ним не тенью, а живой и невредимой звездой.
