Владимир Колычев - Картель
– Думаю, что да… – кивнула она.
– Если вы будете навещать Василису хотя бы раз в день, вопросы отпадут… Хотя, если честно, я в этом не уверен, – замялся Севастьян.
Он чувствовал себя дураком, который сам же и выставил себя на посмешище. Известно же, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным… И дернул его черт взяться за гуж.
– Я могу навещать Василису и два раза в день… – задумчиво проговорила Елена Матвеевна. – Но что скажет ваша жена?
– Если бы я жил с женой, то вопросов бы не было. Но я в разводе, поэтому живу один.
– Теперь понятно, что вас смущает…
– Думаю, что я зря поднял этот вопрос. Поговорим с Прокоповым, пусть еще недельку Василису подержит.
– Неделю подержит, показания для этого есть. А что дальше?
– Думаю, за неделю ситуация изменится. Или мы что-то узнаем, или родители Василисы на нее выйдут… Кстати, сегодня она вспомнила, что ей шестнадцать лет. А может, и придумала, – озадачился Севастьян.
Они поднялись к заведующему отделением, не оставив ему никаких шансов, затем зашли в палату к Василисе.
– Я вспомнила! – радостно встретила их она. – Я вспомнила, где живет Женя! Я вспомнила его дом!
– И где он находится? – разволновался Севастьян.
– Не знаю… То есть я знаю, что это где-то на Осташковском шоссе, а где именно… Там деревня какая-то, за ней – поселок элитный…
– Может, ты и сама жила в этом поселке?
– Нет, я на машине туда приехала.
– На какой машине?
– Не знаю, может, на такси…
– А родителей своих вспомнила?
– Нет. Это все в темноте. А Женю вспомнила. И ребята с ним были. Ну, и девчонки. Все из нашего класса… Да, из нашего класса, точно из нашего класса! – просияла Василиса.
– Ну вот! А номер школы какой?
– Не знаю. Не помню… Так, обрывки какие-то кружатся в голове…
– Кружатся, – кивнула Елена Матвеевна. – А завтра сложатся в целую картину. Завтра ты назовешь номер школы, где учишься, и адрес, где живешь.
– Вы думаете?
– Я уверена.
Но, увы, прогноз врача не сбылся, и Василиса ничего интересного не вспомнила. Но про Женю она не забыла и вызвалась показать, где он живет.
Поселок действительно был элитным – дома как на подбор: высокие, красивые и, конечно же, дорогие. Только въезд в этот поселок почему-то не охранялся. Ограда, ворота, сторожка, шлагбаум – все есть, но въезд свободный.
– Вот Женькин дом! – Василиса показала пальцем на белый коттедж с коричневыми фахверками.
Дом был третьим по счету от бездействующего контрольного пункта. Высокая ограда из белого кирпича, красивые кованые ворота.
Севастьян вышел из машины, нажал на кнопку встроенного в калитку домофона. Ждать пришлось недолго.
– Что такое? – недовольно спросил густой мужской голос.
– Майор юстиции Глушков, Следственный комитет, – приложил Севастьян к глазку видеокамеры служебное удостоверение.
– Одну секунду! – Хозяин дома резко сменил тон.
И еще страх в его голосе появился. Во всяком случае, майору так показалось. Может, у него с законом нелады? Время нынче суровое, нечистые на руку дельцы уже далеко не так спокойны за свою шкуру, как прежде. Возможно, и за этим человеком какие-то грешки водятся.
К Севастьяну вышел средних лет мужчина с широкой залысиной на крупной и круглой как шар голове. Он не пытался изображать перед ним крутого, но чувствовалось, что нрав у него суровый, жесткий.
– Какие-то проблемы? – спросил мужчина, внимательно глядя на Севастьяна.
– Скажите, у вас есть сын?
– Сын?! А что с моим сыном не так?
– Его зовут Евгений?
– Ну, допустим…
– А я могу с ним поговорить?
– Зачем?
– У меня к нему несколько вопросов.
– Так вас мой сын интересует? – едва сдерживая вздох облегчения, спросил мужчина.
– Я могу с ним поговорить? – повторил Севастьян.
– Он что-то натворил?
– Надеюсь, что нет…
– Ладно.
Мужчина закрыл калитку и спустя время вышел за ворота вместе со своим сыном.
К шестнадцати годам девчонки обычно перегоняют в физическом развитии мальчишек, но в этом случае все было как раз наоборот. Если, конечно, Жене действительно было шестнадцать лет. Выглядел он на все восемнадцать – рост под метр восемьдесят, плечи широкие и жирные, брюшко. И голова крупней, чем у отца. И черты лица такие же тяжелые. Взгляд осмысленно-недовольный.
Василиса узнала его, вышла из машины:
– Привет!
Парень растерянно посмотрел на нее, затем перевел взгляд на следователя.
– Ну, что скажешь, Евгений… – Севастьян выразительно глянул на отца.
– Евгений Степанович… – подсказал тот. – Что скажешь, Евгений Степанович? Что ты там опять натворил?
– Э-э… Ничего, – попятился парень.
– Узнаешь Василису? – кивнул на девушку Глушков.
– Ну и что? – буркнул Женя.
Севастьян знаком велел Василисе вернуться в машину. Если она ему понадобится, он ее позовет.
– Степан… Извините, не знаю вашего отчества… Степан, я бы хотел поговорить с вашим сыном наедине.
– Степан Игнатьевич я. Степан Игнатьевич Дубенский, – неохотно представился мужчина. – А с сыном говорите при мне.
– Ну, как знаете… Вы в курсе, что примерно неделю назад ваш сын устраивал дома вечеринку? – глядя на Женю, спросил Севастьян.
– Не знал. Но догадывался.
– После этой вечеринки Василиса попала в больницу с черепно-мозговой травмой.
– Это не я! – шарахнулся парень.
– А кто?
– Санька за ней побежал!
– Куда побежал?
– Ну, Василиса убегать стала, а он за ней…
– А убегала она почему?
– Ну, не знаю, – отвел взгляд Женя.
– Почему она убегала? – Дубенский схватил сына за шкирку, с силой тряхнул и процедил: – Смотри, если девчонку изнасиловали, я тебе все там оторву!
Севастьян спрятал усмешку, глядя на сурового родителя. Изнасилование – это срок, а Степан Игнатьевич явно не желал этого для сына. Поэтому он делает вид, что сам готов наказать своего непутевого отпрыска с тем, чтобы затем договориться со следователем. Дескать, я понимаю, что так делать нельзя, но надо войти в положение… Только не войдет Севастьян в положение, если Василису пытались изнасиловать.
– Да никто никого не насиловал! – взвизгнул парень.
– А наркотики?
– Не было ничего такого! – побледнел Женя. И вдруг спрятал за спину правую руку.
И Севастьян сообразил, зачем он это сделал, и отец.
– А ну-ка!
Тепло на улице, а Женя в рубашке с длинным рукавом. В общем-то, ничего подозрительного, если не знать, что этот парень предлагал Василисе уколоться. Или даже заставлял ее это сделать.
Дубенский схватил сына за руку, закатал рукав, побледнев, заорал:
– Я тебя убью, барана!
На внешней стороне локтевого сгиба Севастьян заметил синяки от внутривенного укола.
– Употребление наркотиков – это одна статья, а организация притонов для потребления наркотических средств – другая. До четырех лет лишения свободы, – беспристрастно выдал Глушков.
– Ну, это еще доказать надо! – зло глянул на него взбешенный родитель.
– Доказательства у Василисы на руке. Там такие же следы от инъекций.
– Не кололась она! – с ненавистью глядя на Севастьяна, мотнул головой парень.
– Но ты же предлагал ей?
– Да, но не уколоться…
– А что?
– Понюхать.
– Что понюхать?
– Ну, кокаин у нас был… А она не захотела. И сбежала. Сбежала она! У Саньки спросите! У Генки!
– С тобой еще и Санька с Генкой были? Это уже организованная группа. До семи лет, – безжалостно отчеканил Глушков.
– Слышь, командир! Давай не будем гнать коней! – чуть ли не умоляюще посмотрел на него Дубенский. – С Женькой я разберусь. Я ему такую жизнь устрою, что ад раем покажется. Это я тебе обещаю! А притон ему клеить не надо. Зачем пацану жизнь ломать? Тем более не далась ему Василиса.
– Не далась! – со слезами на глазах всхлипнул парень.
Только что волчонком смотрел на Севастьяна, а тут вдруг в общипанного воробья превратился.
– Значит, кокаин, говоришь, был?
– Ну-у, – начал было парень, но, глянув на разозленного отца, замолк.
– А это у тебя что? – Севастьян пальцем коснулся его руки.
– Ну, попробовать хотел.
– Героин?
– Я всего один разок!
– Будет тебе разок! И два будет! И три! – сквозь зубы процедил Дубенский.
– Значит, тогда на вечеринке кокаин был? – стараясь не обращать на него внимания, спросил Севастьян.
– Да, кокаин… Совсем чуть-чуть…
Василиса вспомнила, ей предлагали наркотики, а какие, не суть важно, главное, что она отказалась. А что было конкретно – кокаин или героин, можно выяснить у дружков Дубенского.
– И долго ваша вечеринка продолжалась?
– До утра.
– До утра чего?
– Ну, до утра субботы…
– А началась когда?
– Ну, вечером, в пятницу…
– Мы с женой к друзьям с ночевкой уехали, – дрожащим от перевозбуждения голосом проговорил Степан Игнатьевич. – Должны были в понедельник вернуться, а приехали в субботу… Я же как чувствовал, что в доме бардак был!
