Елена Михалкова - Пари с морским дьяволом
Как говаривал в таких случаях мой дед, спаси господь волков от нашего стада».
Глава 3
Бригантина «Мечта» вышла из порта рано утром.
Маша стояла на палубе, вцепившись в ванты, и остро страдала от собственного несовершенства. Шарф, которому, по замыслу, предстояло красиво развеваться за спиной, был обмотан вокруг головы на манер платка. На чудесный вязаный жакет надета теплая куртка, а сверху еще и жилет – чтобы не продувало.
Таким образом, вместо элегантной женщины палубу «Мечты» украшала деревенская баба с картин передвижников, выбежавшая в феврале на двор.
Маша шмыгнула носом. А что делать, если холодно!
Не так, совсем не так воображала она себе первое утро на корабле.
Да и корабль представляла иначе.
Разве можно было ожидать, что повсюду, куда ни глянь, окажется такелаж? Блоки, скобы, тросы, канаты… «Мечта» казалась опутанной веревками!
И все до единой гудели, ныли, стонали, пели. Корабль перекликался сам с собой на разные лады. Маша думала, что две недели будет слышать только шум моря, но едва поднявшись на палубу, поняла, что отныне ее сопровождает голос парусника. На мгновение ее охватила диковатая уверенность, что бригантина – вовсе не средство для перевозки людей по воде, как самонадеянно они полагают, а немыслимый музыкальный инструмент, на котором ветер играет, будто шаман, сжимающий в зубах концы разномастных струн и тренькающий всеми пальцами.
Но музыка, если только эти звуки можно назвать музыкой, не услаждала слух. Она пугала. Заставляла чувствовать себя маленькой и беспомощной. Слишком явственно напоминала о том, что не ты играешь эту мелодию.
И море было не синим. Сейчас, когда дрожащий край солнца только набухал над горизонтом, вода имела отчетливо серебристый, ледяной оттенок. Так мог бы выглядеть северный ветер, если бы вздумал стать волной.
А чайки! Вместо прекрасных птиц, чьи крики рождают в сердце печаль о несбыточном – какие-то свирепые грязно-белые гарпии. Летят за кораблем и гнусаво орут.
О спутниках и подавно думать не хочется – одно расстройство.
На этом месте размышлений Машу деликатно тронули за плечо. Обернувшись, она увидела ту самую девушку, из-за которой, собственно, и расстраивалась.
– Я полагаю, – серьезно и вежливо сказала та, – мне следует объясниться.
Наташа Симонова
Наташа вышла замуж в порядке эксперимента. Тетя Соня так настаивала, так переживала из-за того, что Наташе уже двадцать четыре, а она еще ни разу не вступала в брак! В тетушкином мире ценность женщины определялась тем, сколько раз ей делали предложение. И, конечно, сколько раз оно было принято. Существовала сложная система, которую Наташа так до конца и не уяснила. Например, соседка Верка, бабенка разбитная, веселая и любвеобильная, только официально была замужем пять раз, и тетя ее осуждала: «Скачет по мужикам, как блоха по головам!» Но и один брак, особенно скоротечный, не слишком котировался. «Не стоило и хвост задирать!» – презрительно отзывалась о таких замужествах Соня.
Сама она, конечно, замужем никогда не была и благополучно доживала свой век старой девой.
Наташу тетушка любила, истово жалела и… чуточку опасалась. Странный ей достался ребенок – тихий, постоянно будто обращенный куда-то в глубь себя, неулыбчивый, неласковый. Никогда первой не заговорит, не подойдет. Окликнешь – не сразу отзывается. А то и вообще мимо ушей слова пропускает, как не слышит.
Когда-то знакомый врач, лечивший тетю от всех болезней – от мигрени до насморка – бросил мимоходом: «У вашей девочки, похоже, аутизм!» Тетушка Соня зарыдала сразу от всего: и от того, как ужасно это звучит, и от того, что у бедной сироты, вдобавок к горькой доле, еще и какое-то страшное заболевание. Доктор, втайне довольный эффектом, ободряюще похлопал ее по плечу. «Ничего, ничего. И не с такими диагнозами люди живут». Он любил сперва ошеломить пациента, выбить почву из-под ног, а затем красивым жестом протянуть руку профессиональной помощи. «Эмоциональная сфера, конечно, всегда останется бедной. Говоря проще, ваша племянница никогда не научится нормально жить с людьми – дружить, любить. Она – Человек дождя. Есть такой американский фильм, я недавно видел».
Эскулап упивался вытянувшимся лицом Сони.
«Лечить-то как, доктор?» – всхлипнула несчастная женщина. «Никак. Только адаптировать к обществу».
Девочка, о которой шла речь, стояла за приоткрытой дверью и слышала все от первого до последнего слова.
Тетушка Соня рьяно принялась выполнять наказ врача, и делала это с таким энтузиазмом, что в пятнадцать лет Наташа сбежала от нее в квартиру родителей. После этого две женщины, юная и пожилая, зажили мирно. Соня смирилась с тем, что никогда не сделает из Наташи образцового члена общества, и оставила лишь одну цель – выдать бедную девочку замуж.
Борис, с ее точки зрения, выглядел идеальной партией.
Наташа об идеальной партии не думала вовсе. Она пыталась представить, каково это – когда два человека постоянно сосуществуют рядом. Если с пятнадцати лет живешь одна, понемногу приходишь к выводу, что лучший партнер для человека – это кошка. Единственный недостаток кошки в том, что она не убирает за собой. Но это и ко многим людям относится.
Однако Борис был очень настойчив. Даже настойчивее, чем тетушка Соня.
Они познакомились в ресторане, на дне рождения у Наташиной подруги. Борис с приятелем сидели за столиком и развлекались, оценивая окружающих женщин. Десять баллов – годная самочка. Один балл – некондиция.
Наташа встала со своего места, чтобы сказать тост, и Борис поперхнулся баллами.
Три месяца спустя он привез ее знакомиться с родителями.
Она им понравилась. Молоденькая, славная, глазки умненькие. «Интеллигентная девочка, – одобрила мама. – Сразу видно, из хорошей семьи».
– Только ты вот чего, Боря… – сказал отец, пощипывая усы, – ты там контракт подпиши с ней. Этот, брачный. Чтобы не дай бог чего! А то эти москвички… Чтобы вот она где у тебя сидела!
И вскинул крепко сжатый кулак.
Опасения родителей Борису были понятны. Пятнадцать лет назад он перебрался из Копейска в Москву – нищий парень с угрюмым взглядом и волчьей хваткой – и с тех пор неуклонно выцарапывал у судьбы свою долю счастья. Доля, в основном, имела денежное выражение.
Теперь он с полным правом мог назвать себя состоявшимся человеком.
Бизнес – свой.
Квартира – отличная, на Соколе: мечта, а не квартира!
Родители под боком, живут не тужат в своей двушке.
А Наташа кто? Бедолажка, сирота московская. Ютится в комнатушке, оставшейся от покойных родителей. Закончила искусствоведческий, поработала в музее, потом ушла и занялась совсем уж полной ерундой: научилась из бисера и камешков плести бусы и стала продавать их через интернет. Всех развлечений – раз в пару месяцев съездить в Европу, ухватив самые дешевые билеты, а там бродить по барахолкам, выискивать всякую старомодную дрянь.
Впрочем, Бориса этот ее образ жизни устраивал. Не хватало еще, чтобы будущая жена карьеру строила.
Он смотрел на нее с умилением. Мышка музейная! Одеваться совсем не умеет. Длинная юбка в лохмотьях и заплатках, сверху кофта с отвисшими карманами, ботинки армейские на ногах, волосы банданой перехвачены – ну что за вид! А все равно хорошенькая.
На «хорошенькая» Борис каждый раз спотыкался. Где-то в глубине души он понимал, что подобная внешность не оценивается такими словами, как «хорошенькая» или «симпатяшка». Но подобрать нужное не мог.
Глазищи вот эти… Серые, как дождь, громадные, и будто сквозь тебя смотрят. И все время она словно прислушивается к чему-то. Борис поначалу тоже пытался прислушиваться, потом понял, что выглядит дураком.
После визита к родителям он поговорил с ней начистоту. Объяснил, что будет несправедливо, если все совместно нажитое они станут делить пополам при разводе. Наташа слушала внимательно, соглашалась. Конечно, каждый должен остаться при своем, сказала она. Конечно, подпишем брачный контракт.
Умница девочка. Борис сразу это понял.
Они поженились.
Жили ровно, хорошо. Борис возил жену за границу – в нормальные страны, а не на задворки Европы. Мальдивские острова, Бали, Таити… Пытался порадовать украшениями, но оказалось, что она носит только свои безумные ожерелья с торчащими веревками и свисающими циферблатами. Из подаренного им кулона с изумрудом сделала такую фиговину, что смотреть страшно: вставила драгоценный камень в глаз ящерице из медной проволоки, прицепила скрепку – получилась брошь. Борис посмотрел, погладил жену по голове: мышь ты моя музейная, птичка не от мира сего.
Хотя изумруд было жалко.
Несколько раз Наташа пыталась показать ему что-то из своих работ. Борис улыбался, как улыбается мать калякам-малякам своего ребенка. Его смешила и трогала сосредоточенность жены на всей этой бисерно-веревочной ерунде.
