Иван Сербин - Гилгул
– Успокоили?
– Зачем? Вывели просто. Но, ежли честно, я бы этого… – мощное движение челюстью в сторону бокса, – сам топориком по темечку с удовольствием… Или вывел бы на крыльцо и в толпу кинул. Пускай рвут, не жалко. Костя остановился, вздохнул тяжко, сказал негромко:
– Мне, сержант, много чего хотелось бы сделать. Но я сижу себе и помалкиваю в тряпочку, потому что мы называемся «органы охраны правопорядка». Охраны, понял? Думать я тебе, конечно, запретить не могу, а вот язык ты, сержант, лучше попридержи. Не дай Бог, насчет этих твоих разговорчиков кто-нибудь стукнет в Главное управление. В отдел внутренних расследований. Сам знаешь, что может случиться.
– Кто стукнет-то? – Сержант озадаченно обвел взглядом пустынный ввиду обеденного часа коридор.
– Кому надо, тот и стукнет, – объяснил Костя.
– Понял, тарищ капитан, – руоповец набычился.
– Ничего ты не понял. Палаты кругом, в них больные. И двери тонкие. А ты разоряешься на весь коридор. Теперь-то понял?
– Так точно.
– Молодец. – Костя оглянулся. – Теперь слушайте, мужики. Сейчас наш доктор побеседует с задержанным, а вы следите, чтобы их никто не беспокоил. Если у кого-то возникнут вопросы, посылайте ко мне. Я в ординаторской. И от монитора глаз не отводить. Заметите что-нибудь неладное – сразу в палату. Чтобы с головы доктора ни один волос не упал. А ты, Саша, если почувствуешь, что дело запахло керосином, сразу подай знак.
– Какой знак?
– Ну… – Костя на секунду задумался. – Хотя бы руку подними. Правую.
– Хорошо, – согласился Саша. – Подниму. Если почувствую.
– Вот и хорошо. Договорились. Давай, удачи тебе. Створка распахивалась все шире, и Саше открывался интерьер небольшого бокса. Рядом с дверью видеокамера, водруженная на массивный черный штатив. Справа, у стены, старенькое кресло, на спинке которого видны надписи, сделанные шариковой ручкой. У противоположной стены – аккуратно застеленная больничная кровать и серая обшарпанная тумбочка, на которой в стеклянном стакане бумажный цветок. И фигура человека у окна. Высокая, тонкая, не слишком худая, но изящная. Казалось, она висит в воздухе. Даже безразмерная больничная пижама не могла скрыть отличного сложения Потрошителя. Убийца наблюдал за происходящим на улице, привычно скрестив руки на груди и задумчиво наклонив голову. Он даже не обернулся на звук открываемой двери.
13 апреля, четверг. День. Гончий Саша шагнул в бокс, прислушиваясь к собственным ощущениям. Он сам не знал, почему это делает. Скорее всего Костя и два этих бугая заразили его своей неуверенностью. Но в отличие от них у него имелся довольно богатый опыт общения с… скажем так, не совсем стабильными в психическом плане людьми, и он полагался именно на врачебный инстинкт и интуицию. Однако, к немалому своему удивлению, не чувствовал какого-либо дискомфорта. Створка закрылась, дважды щелкнул замок. Саша шагнул к креслу. В это мгновение Потрошитель заговорил.
– Я уже начал беспокоиться, что вы не придете, – сказал он. Голос убийцы оказался совсем не таким, как на записи. Встроенный микрофон видеокамеры здорово менял тембр. Потрошитель говорил мягко и не просто спокойно, а умиротворяюще.
– Вы знали, что я приду? – спросил Саша и сразу же почувствовал себя увереннее. Гром не грянул, молния не сверкнула. Потрошитель не кинулся на него с опасной бритвой. «Господи, – подумал он, – это же самый обычный случай. ОБЫЧНЫЙ. Убийца – всего-навсего убийца, не более того. Не с точки зрения противозаконных действий, а с точки зрения психики. Точнее, психопатологии. Я уже видел сумасшедших, имел с ними дело, разговаривал. И не один раз».
– Кто-то должен был прийти, – философски заметил Потрошитель.
– Я не журналист, – понял его по-своему Саша. – И не следователь.
– Я знаю. Взгляните в окно, – предложил убийца. – Это интересно.
– Что именно? – спросил Саша, останавливаясь у кресла.
– Посмотрите. – Потрошитель не оборачивался. Саша подошел к окну и посмотрел сквозь грязноватое стекло на улицу. Внизу бурлила толпа. Человек двести. Темное море людских голов волновалось, то наступая на крыльцо, то откатываясь назад. Саша даже заметил мелькание плаката, укрепленного на высоком древке. Правда, из-за большого расстояния он не смог прочесть, что на нем написано.
– Смерть Потрошителю, – пробормотал убийца. – Эти люди требуют моей смерти, даже не зная, кто я. Забавно, не правда ли?
– Их можно понять. Они жаждут правосудия.
– Правосудия? – медленно повторил Потрошитель. – Эти люди знают о правосудии не больше, чем болтун о силе слова. Саша пожал плечами:
– Женщин-то вы убили.
– Может быть, – неопределенно качнул головой Потрошитель.
– Теперь они требуют мести. Их нельзя осуждать за это.
– Так все-таки мести, а не правосудия. Мести!
– Есть разница?
– Такая же, как между церковью и инквизицией. Ничего общего. Вторая лишь прикрывается именем первой. Потрошитель повернулся и внимательно посмотрел на Сашу. Надо заметить, взгляд у него был не слишком приятный. Острый, пронзительный, однако ничего жуткого в нем Саша не заметил. Тем не менее он почувствовал некоторую неловкость.
– Присаживайтесь, – пригласил Потрошитель. – Боюсь, это не самое удобное кресло, но другого я предложить не могу. Саша опустился в кресло, сказал:
– Думаю, нам обоим будет удобнее, если и вы присядете тоже.
– Я не люблю сидеть на полу, – убийца усмехнулся.
– А чем вас не устраивает кровать?
– Я в ней сплю, – ответил Потрошитель таким тоном, словно сама мысль о сидении на кровати казалась ему кощунственной. – Благодарю вас, но не стоит беспокоиться. Итак? С самого начала от их разговора стало здорово потягивать официозом. Чтобы хоть немного сгладить это ощущение, Саша достал из кармана блокнотик, ручку, спокойно перебросил страничку. Спросил вроде бы слегка рассеянно:
– Почему вы прогнали врача? Вчера вечером? Потрошитель презрительно фыркнул:
– Врача?
– Допускаю, что он не слишком понравился вам как человек, но как врач…
– Вы называете врачом человека, с которым даже не знакомы.
– Это необязательно. Я не был знаком и с… ну, хотя бы с Наполеоном Бонапартом, тем не менее мне известно, что он – гениальный полководец.
– А вы уверены в том, что не были знакомы с Бонапартом? Скажем, в прошлой жизни? – спросил Потрошитель и улыбнулся. – Я бы, на вашем месте, не был столь категоричен. Это первое. Второе: вы готовы отдать руку за то, что человек, беседовавший со мной вчера, – действительно врач? Саша не без интереса взглянул на собеседника. Заявление о знакомстве с Наполеоном прозвучало как дешевая симуляция. Того и гляди дальше последует что-нибудь вроде: «Разве вы не помните? Вас познакомили в Версале, в 1793 году». Хотя, подумал он, в определенной логике этому человеку не откажешь.
– Я задал вопрос: готовы ли вы отдать руку на отсечение за то, что мой вчерашний посетитель – врач? Саша усмехнулся. Он не замечал отчетливого кататонического возбуждения у собеседника, но тот говорил напористо и жестко, что свидетельствовало об определенной эмоциональной неустойчивости.
– Положим, нет. Но если он не врач, то кто же?
– Кто угодно, только не врач. Сто лет назад его и близко не подпустили бы к полноценной врачебной практике. В лучшем случае он осматривал бы богатых бездельников и подавал бессмысленные советы.
– Чтобы делать подобные заявления, надо хорошо знать человека.
– Вовсе нет, – фыркнул Потрошитель.
– Вы лечились у этого врача?
– Нет. И вам не советую.
– Но, если вы никогда раньше с ним не встречались, откуда вам известно, что он плохой врач? – нанес удар Саша и с любопытством уставился на Потрошителя. Какова будет реакция? Он ведь попался сам в собственную ловушку. По идее, тот должен был озадаченно замолчать, но вместо этого убийца засмеялся и хлопнул в ладоши:
– Чудо! Чудо, чудо, чудо!
– Вы хотите сказать, что это было знание свыше? – констатировал Саша, ожидая закономерного ответа. Если бы Потрошитель сказал «да», можно было бы вставать и уходить. На девяносто девять и девять десятых Саша был бы уверен в симуляции. Однако вместо прямого ответа собеседник поинтересовался:
– А вам бы этого хотелось?
– По крайней мере, такое начало разговора получилось бы интригующим. Потрошитель улыбнулся.
– Персонал меняется утром. Вчера я слышал, как одна из сестер сказала своей напарнице о том, что после замечательного ночного веселья ей очень не хотелось идти на работу. – Он поднял руку с оттопыренным пальцем и чуть пригнул голову, словно прислушиваясь к чему-то. – Наша беседа состоялась около восемнадцати часов, а от этого врача уже пахло спиртным. Между тем, поздний вечер – самое напряженное время, особенно в такой больнице, как эта. Выйдите в коридор и спросите любого из служащих. К тому же, человек, с которым я разговаривал, – неврастеник, у него обкусаны ногти на руках. Вы по-прежнему станете утверждать, что он – достойный врач? – Саша усмехнулся и покачал головой. – Как видите, никакого чуда и никаких мистических сил. Я вас разочаровал?
