Марина Серова - Фантазии господина Фрейда
Я сидела в машине и с нетерпением поглядывала на часы в ожидании встречи. Никогда ни один мужчина не интересовал меня настолько, чтобы я, выехав задолго до назначенного времени, сидела, ждала и считала минуты до того момента, когда можно будет подъехать к видневшимся невдалеке воротам в ограде, отделявшей поселок «Волжанка» от всего остального мира. И вот это момент настал. Я остановилась у ворот и объяснила охранникам, что прибыла к Клавдии Петровне Полянской. Проверка здесь была не в пример серьезнее, чем в «Графских развалинах»: меня попросили выйти из машины и открыть багажник, а потом еще и все двери автомобиля проверили – не прячется ли кто-нибудь на полу. И только после этого мне позволили проехать, причем еще и объяснили, что сворачивать надо налево, а восемнадцатый дом стоит по правой стороне.
Подъехав, я удивилась – при такой-то охране поселка необходимости в собственном солидном заборе вроде бы не было, но он здесь наличествовал. Я вышла из машины, достала с заднего сиденья букет и позвонила. Дверь (назвать ее калиткой язык не поворачивался) приоткрылась, и я, толкнув ее, вошла во двор. Земля была полностью покрыта листьями и напоминала ковер, что меня обнадежило – значит, у меня с Клавдией Петровной одинаковые вкусы, потому что я тоже люблю бродить по опавшей листве. Честное слово, мне еще никогда и никому не хотелось так понравиться, как этой женщине, – я ею искренне восхищалась! Я направилась к дому, в дверях которого уже стояла горничная, когда мне под ноги выкатились два бело-серых шара и с любопытством уставились на меня. Это были собаки, причем наивно-радостное выражение их морд свидетельствовало о том, что это еще щенки, но вот их размеры! Они были ростом с некрупную овчарку, да и весом ей не уступали. Наверное, они уже всласть набегались и наигрались, потому что часто дышали и языки их свесились набок. В их открытых пастях виднелись таки-и-ие клыки, что мне стало не по себе – мало ли что эти псинки по глупости и малолетству могут выкинуть? Ну и что делать? Дверь-то входная за моей спиной уже закрылась! Бежать? Глупо! У меня всего две ноги, к тому же я на каблуках, а у этих псин по четыре лапищи!
– Проходите, пожалуйста! – пригласила меня горничная. – Они вас не тронут!
В этом я сомневалась, потому что любопытство песиков перешло из пассивной стадии в активную и они направились ко мне, явно желая познакомиться поближе. Оставив дверь открытой, горничная вышла из дома, чтобы проводить меня, но тут собаки, увидев вожделенную, наверное, лазейку, со всех своих лап рванули к двери. Горничная пискнула и, забыв о политесе, бросилась за ними, а я, заинтересовавшись, поспешила следом. Войдя в дом, я сориентировалась на шум и, попав в большую комнату, по виду гостиную, искренне восхитилась, увидев творившееся там безобразие.
На диване сидела Зинаида Тимофеевна, рядом лежало вязанье, а она с мухобойкой в руках воевала со щенками, защищая большого пушистого кота, который, выгнув спину и вздыбив шерсть, яростно шипел на собак, прячась у нее за спиной на спинке дивана. Щенки же, поставив передние лапы на сиденье, изо всех сил тянулись к коту, не обращая внимания на удары, которые щедрой рукой раздавала им Зинаида Тимофеевна, – видимо, они считали это частью игры.
– А ну кыш, бесстыжие! – приговаривала она. – Он вам что, игрушка, что ли!
Не одну меня привлек шум, потому что в дверях появилась Надежда, а за ней вбежали два мальчика лет семи и пяти.
– Ты, Тимофеевна, не напрягайся, а то у тебя опять аритмия разыграется, – сказала Надя Зинаиде Тимофеевне и грозно обратилась к собакам: – Опять? Ну, я вам сейчас задам!
Видимо, щенки знали, чем это кончится, потому что, оставив кота в покое, мигом, чуть не сбив каждый по стулу, нырнули под большой обеденный стол, покрытый спускавшейся до пола скатертью. Мальчики в полном восторге полезли за ними. Надежда отодвинула пару стульев, закинула скатерть наверх и потребовала:
– А ну, вылезайте немедленно! Все четверо!
Ответом ей был радостный смех детей и сопение щенков.
– Господи! В мои-то годы! – горестно сказала она, кряхтя, опустилась на четвереньки и полезла под стол.
В полном восторге наблюдая эту картину, я совсем не заметила, что в комнате появилась Клавдия Петровна. С ходу оценив происходящее, она громко позвала:
– Дима-а-а!
Почти тут же раздался его голос:
– Лада, что случилось?
– Забери отсюда этих бандитов, пока они весь дом не разнесли! – попросила она, но никакого недовольства в ее голосе даже близко не было – она сама веселилась, глядя на эту возню.
Горничная, все это время тихой мышкой простоявшая у стены, наконец отважилась и извиняющимся голосом сказала:
– Клавдия Петровна! Я не виновата! Они сами!
– Да ладно тебе! – отмахнулась та. – А то я сама не знаю, на что эти черти способны!
Тут и Дмитрий Дмитриевич появился, в спортивном костюме, из-под ворота которого виднелась десантная тельняшка, и в тапочках. Он, посмеиваясь, посмотрел на торчавший из-под стола зад Надежды, послушал, как безобразничают под столом дети и щенки, и, развернувшись, ушел. Вернулся он почти мгновенно, но был уже в кроссовках и ветровке.
– Всем немедленно вылезти из-под стола! – приказал он.
Под столом тут же все стихло. Первой вылезла Надежда. Тяжело дыша, она пожаловалась – почему-то мне:
– Как хорошо мне жилось в «Развалинах»! Тихо и спокойно!
– Устала? – спросила ее Клавдия Петровна. – Может, на пенсию пойдешь?
– Не дождетесь! – выразительно сказала Надя. – Я еще до Митькиных правнуков доскриплю!
Следом за ней из-под стола выбрались виновато потупившиеся дети, а потом и собаки высунулись, с несколько смущенным видом.
– Безобразничаете, значит? – строго спросил Дмитрий Дмитриевич.
Головы детей поникли еще ниже, а щенки окончательно сконфузились. И тут он произнес магическое для каждой собаки слово:
– Гулять!
Разом воспрянув, щенки в полном восторге бросились к нему и заюлили, запрыгали, ставя передние лапы ему на ноги и заглядывая хозяину в глаза.
– И мы тоже! И мы тоже! – обрадовались мальчишки.
– Куда же без вас? – усмехнулся он и позвал: – Галя! Одень детей и отведи их на берег!
– Хорошо, папа! – донесся до нас женский голос – наверное, Митиной жены, и дети убежали к ней.
Дмитрий Дмитриевич увел собак, и в комнате сразу стало тихо. Надежда, потирая поясницу, укоризненно сказала горничной:
– Прими плащ у Татьяны Александровны!
Та приблизилась ко мне с виноватым видом, и я отдала ей плащ, после чего спохватилась и наконец-то поздоровалась со всеми, вручив букет Клавдии Петровне.
– Какая прелесть! – улыбнулась она, приблизив цветы к лицу.
– Давай я их в воду поставлю, – сказала Надежда, забирая у нее букет.
– Весело тут у вас, – сказала я.
– Скучать не приходится, – подтвердила Надежда и пообещала: – Сейчас насчет чая распоряжусь.
– Мне, если можно, кофе, – попросила я.
– Значит, кофе, – согласилась она.
Мы с Клавдией Петровной прошли к стоявшим рядом с диваном креслам с журнальным столиком перед ними и сели. Оставшись наедине с ней и с Зинаидой Тимофеевной – успокоившийся кот не в счет, – я немного растерялась, потому что не знала, как начать разговор, Клавдия Петровна меня поняла и сказала:
– Таня, ты хотела меня о чем-то спросить?
– У меня так много вопросов, что я даже не знаю, с чего начать, – призналась я, а потом решилась: – Клавдия Петровна…
– Зови меня как все – Лада, – предложила она.
– Спасибо, Лада! – согласилась я. – Так вот, я не могу понять, зачем вы вообще вышли замуж за Семена! Ну, не укладывается это у меня в голове!
– Я попробую тебе объяснить, но не уверена, что ты поймешь, – сказала она. – И не потому, что ты глупая, а просто поколение другое, воспитание, менталитет… Только долгая это история.
– И все-таки, очень прошу вас, расскажите! – попросила я.
– Ну, хорошо! Дима тогда прямо с выпускного вечера ушел, и я страшно на него обиделась, а уж когда узнала, что он, не попрощавшись со мной, из Расловки уехал, мне уже не до обид стало! Поняла я, что бросил он меня! И это после всего того, что между нами было! Вот и я решила уехать из деревни побыстрее, чтобы ничего мне о нем не напоминало. Мама, конечно, ничего понять не могла, сердилась на меня… До вступительных экзаменов еще целый месяц, а я уже лыжи куда-то навострила. А мне в деревне невмоготу было оставаться, на меня же все пальцем показывали – брошенная, мол! Любовь-то наша с Димой у всех на виду протекала. А если узнал бы кто-нибудь, что я не девица уже?! Тут уж не только мне, но и маме моей позор несмываемый! Словом, поругались мы с ней страшно, но я на своем настояла!
– В отца пошла! У него характер был крутой, да и я тоже не сахар! – подала голос Зинаида Тимофеевна. – Словом, собрала она вещички, а я тем временем отцу ее в Тарасов позвонила и попросила дочке с жильем помочь.
