Татьяна Рябинина - Убить Герострата
Я подошла к посту и стала набирать номер. Только, разумеется, не реанимации, а Пети, который, как и я, сидел в туалете, только в мужском, на втором этаже.
- Ну что? – спросила я, заходя в палату.
- Хренуево! – Антон притворялся, что делает искусственное дыхание.
Герострат выглядел идеальным трупом, даже, вроде, нос заострился. Менты заглядывали в дверь, таращили глаза, обсуждали, стоит ли позвонить начальству.
- Тише вы там, - прикрикнул “нейрохирург”. – Нечего больных пугать, ночь на дворе.
- Что у вас? – распихав охрану, в палату ввалился Петя.
Увидев его, я едва сдержалась, чтобы не прыснуть. Хирургическая пижама, такая же, как у Антона, только не голубая, я зеленая, сидела на нем, как перчатка, волосатые руки торчали из коротких рукавов почти по локоть. Кургузая шапчонка не прикрывала и половины бритого черепа. Из-под слоя тонального крема на щеке проступали три параллельные царапины. Максимум на кого он был похож, так это на санитара из психушки.
- Черепно-мозговая. Кома. Машенька, быстро найдите его карточку.
- Эй, парни, давайте сюда каталку! – скомандовал Петя. – Перекладываем. По моей команде. Кислород из мешка. Кто качать будет? Вы! – он ткнул в меня пальцем. – Потом карточку найдете. Все, повезли. С дороги!
- Может, помочь? – пискнул парнишка, страдальчески нахмурив лоб.
- Не надо, - рыкнул Петя, выкатывая Герострата в коридор. – Можете, домой ехать. Хотите, здесь сидите. Только у реанимации не болтайтесь, инфекцию занесете.
Затолкав Корнилова в лифт, мы подождали, пока двери закроются, и не отказали себе в удовольствии тихонько посмеяться. Лифт ехал, разумеется, не на второй этаж, в реанимацию, а в подвал – в морг. Там был выход, который не охранялся и не закрывался, а рядом – удобный подъезд для катафалков.
Еще раз строго-настрого наказав Корнилову молчать и не шевелиться, мы с Петей выволокли каталку и потащили ее по выложенному плиткой коридору. Антон поехал обратно на второй этаж - сообщить в реанимацию, что больной, которого должны были доставить к ним из травмы, благополучно умер и доставлен в морг.
Насчет этого пункта программы у нас были разногласия в виду его рискованности. В самом деле, если больной немножко умер, почему его не привезли к ним немедленно? На то они и реаниматоры, чтобы реанимировать. Но что будет, если вдруг появится настоящий дежурный врач или медсестра, доказывал Антон. Менты им доложатся, или сами больным поинтересуются. Что тогда? Позвонят в реанимацию, а там скажут: я не я, и лошадь не моя. А так – все в порядке, больной скончался и складирован. Врачу с сестрой самим невыгодно шухер поднимать, они-то чем в это время занимались? Вот то-то. А что касается праведного негодования реаниматоров… Ну что ж, больной умер во сне, часа два назад, какая там реанимация. Почему не заметили? А почему, собственно, должны были заметить? Спит себе спокойненько, зачем будить. Ну хорошо, а почему же тогда должны были в реанимацию перевести? Да вот поэтому же. Сообразили, что слишком крепко спит, повезли и только по дороге сообразили, что к чему.
Навстречу нам из небольшого чуланчика, освещенного мигающей лампой дневного света, вышел молодой парень в грязно-белом халате. Сторож. Или, скорее, санитар. Наверно, студент-медик. Тощий, бледный, как и его клиенты, под глазами темные круги.
- Бумаги давайте! – заорал он неожиданно громким и густым для его комплекции голосом.
- С ума спрыгнул? - возмутился Петя. – Какие еще тебе бумаги, час ночи. Пусть постоит до утра. Хоть в коридоре. Не в палате же его оставлять, соседи волнуются.
- Ага! А потом еще кого-нибудь привезут, все перепутается. У меня один раз так уже было. И сопроводиловки перепутали, и заключения, и самих трупаков. Только на кладбище заметили. На больницу чуть в суд не подали, еле удалось замять. Нет, не приму. Куда хотите, туда и девайте.
- Тогда я знаешь, что сейчас сделаю? – грозно надвинулся на него Петя, и я уловила в его голосе нотки глубокого удовлетворения. – Я его вывезу во двор. И пойду спать. А он пусть стоит. И плевать я хотел на тебя, шитхед долбаный! Каждая жаба будет из себя подводную лодку корчить!
- Пусть стоит, - покладисто согласился санитар, нисколько не обижаясь. – Раз я его не принял, то и отвечать за него, если что, тоже не буду.
Он развернулся и ушел обратно в свою каморку, а Петя, исполнив дивный нецензурный звукоряд и стараясь производить побольше шума, выволок Корнилова во двор.
Дело в том, что первый этаж больницы был очень высоким, к нему вели лестница и пологий пандус, а подвал находился вровень с асфальтом, даже небольшое крылечко имелось в наличии.
- Все, Маша, пошли, - сказал Петя, громко хлопнув дверью, - и нехай они все тут сгниют.
Для конспирации мы сели в лифт, поднялись на первый этаж и вышли через разные выходы. А потом обошли больницу кругом и вернулись к моргу. Антон уже ждал в машине – он коротко мигнул нам фарами из-за толстенного дерева. Оставалось только привести Корнилова и уехать.
Петя шел впереди. Не доходя нескольких шагов до крыльца он резко остановился, и я по инерции налетела на него. Фонарь у входа освещал пустую площадку. Герострат исчез.
- Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд, - протянул Петя. – Сбежал твой драгоценный. Ну, ему не привыкать.
Я зашипела, как паровой утюг. Такого страху натерпелась, на такой риск пошла, а этот… Даже и слово не подберешь сразу, хотя лексикон у меня далеко не бедный.
- Подожди-ка, - вдруг сообразила я. – А где тогда каталка? Он что, на ней уехал?
- Каталку мог кто-нибудь забрать. Тот же санитар. Ладно, сейчас узнаем. Пошли!
Он решительно распахнул дверь и заорал:
- Эй ты, малахольный! Где мертвяк?
Но я уже видела стоящую в коридоре каталку, Корнилова на ней и санитара рядом. Мальчишка наклонился и с ужасом вглядывался в “труп”.
- Вы что это привезли? – дрожащим голосом спросил он. – Я вышел покурить, смотрю, а он шевелится. Я его затащил сюда. У него, между прочим, пульс есть. Он живой. Надо в реанимацию срочно.
- Ну-ка, ну-ка, - отодвинул его Петя. – Маша, иди сюда.
Мне уже надоело быть Машей, но делать нечего, назвался груздем…
- Нет у него никакого пульса. Ни на руке, ни на шее. Хватит сочинять.
Я тоже пощупала сонную артерию и подтвердила – нет, мол.
- Но как же так? – прошептал парень и снова дотронулся до Геростратовой шеи. – Да вот же, пульс!
Я давно уже заметила, что человеку можно впарить любую глупость, если говорить с достаточной степенью уверенности. При известной сноровке можно даже убедить, что черное – это белое, особенно если человек привык в себе сомневаться. Мордатый милиционер у дверей палаты, несмотря на свою наглость, был, похоже, как раз из таких. Парнишка-санитар – тоже.
- Ребенок, - сказала я со снисходительной усмешкой, как у доброй усталой матери семейства, - это не его пульс, а твой. Ты прижимаешь пальцы и чувствуешь свой пульс в периферических сосудах. В капиллярах то бишь.
- Да? – удивился он и прижал пальцы к щербатому столику. – Правда.
- Ну вот, - удовлетворенно кивнул Петя. – Или, может, это пульс стола?
- Но ведь он же шевелился! Я видел!
- А тебе не приснилось?
- Да нет же! – Парень чуть не плакал.
- Ничего не приснилось, - я решила прийти к нему на помощь. – Просто ветер, фонарь качается, тени от деревьев ползают. Вот и показалось.
- Смотрите, он дышит! – санитар тыкал пальцем в Корнилова, который, устав следовать моим наказам, действительно глубоко вздохнул.
- Тебя как зовут? – сварливо спросила я.
- Олег.
- Ты студент?
- Да, на второй курс перешел.
- Послушай, Алик, не знаю, может, вам это еще не объясняли, а может, ты просто вместо лекций по девкам бегал. Но, к твоему сведению, когда труп разлагается, внутри образуются газы. Которые периодически выходят через все имеющиеся в наличии отверстия. При этом происходят изменения плотности тканей, которые по неопытности можно принять за дыхание.
- Но ведь он же совсем недавно умер, - прошептал в конце сбитый с толку Алик. – Даже остыть еще не успел. Разве может образоваться столько газов?
- Может, Алик, может, - похлопал его по плечу Петя. – Все может быть, все может статься, машина может поломаться, девчонка может разлюбить, но чтоб мы бросили курить – такого, брат, не может быть! Так что давай покурим и мирно разойдемся. Брось эти свои глупости. А то так и свихнуться недолго. Будут везде живые мертвецы мерещиться.
- А что, если он еще на улице постоит? – робко предложил санитар. – Честно говоря, мне тут с ним что-то страшновато. Не поверите, совсем трупов не боюсь, в анатомичке ни разу не стошнило, но этот… какой-то жуткий. Честное слово, как живой.
- Я бы на твоем месте выпил спирту и пару раз прочитал “Отче наш”, - на полном серьезе посоветовал Петя. – Ладно, пусть торчит на улице, мне-то что. Чай не простудится. Но если что – я не виноват!
