Антон Леонтьев - Часовня погубленных душ
Тотчас туда выслана группа захвата. И надо же, слова бывшей пассии подтвердились – Борщевского обнаружили на квартире его нынешней любовницы.
Как позже выяснилось, в доме Аллы Ковтун не было ни телевизора, ни даже радио, а газет там отродясь никто не читал, посему Алла была не в курсе того, что ее любовника разыскивают. Сама хозяйка квартиры находилась в невменяемом состоянии – ее нашли в спальне, на грязной кровати, в пьяном виде. Давать показания она не могла, поэтому женщину отправили в вытрезвитель.
Борщевский же при аресте оказал отчаянное сопротивление и пытался даже удрать через окно. Однако ему не повезло: хоть квартира Аллы располагалась на первом этаже, мужчина, вылезая из кухни, неудачно упал и сломал правую ногу. Но и в таком состоянии он пытался скрыться. Правда, далеко, конечно же, не ушел – его поймали за гаражами, расположенными в непосредственной близости от дома.
На теле Борщевского были обнаружены собачьи укусы, что лишний раз подтверждало – именно на него и напала овчарка Джек, именно он являлся новым дядей Крюком.
Весть о том, что маньяка арестовали, распространилась по Заволжску в считаные минуты. Около здания прокуратуры, мэрии и управления внутренних дел собрались спонтанные митинги – люди, державшие в руках транспаранты, требовали снятия моратория на смертную казнь и публичной экзекуции Борщевского. По лицам горожан было видно, что они чрезвычайно рады факту задержания серийного убийцы.
Прокурор Заволжска Вениамин Юлианович Кот был на седьмом небе – еще бы, он уже планировал сенсационный процесс по типу американских, на котором будет одна-единственная звезда: он сам! По этой причине он сделался весьма любезным с работниками милиции и, сменив гнев на милость, не только разрешил, а прямо-таки приказал вытрясти из Борщевского чистосердечное признание.
Екатерина Станиславовна Стекольщикова тоже была счастлива, узнав об аресте маньяка, который пытался убить ее единственного сына. Госпожа мэр дала пресс-конференцию, на которой заверила, что опасность миновала и что теперь в городе будет так же спокойно, как и прежде, до ужасных убийств, произошедших в последние недели.
Наконец, начальник следственного управления Следственного комитета при прокуратуре Заволжска Михаил Федорович Пономарев не скрывал своих положительных эмоций: дело было сделано, серийный убийца пойман, причем весьма оперативно. Однако это не меняло того факта, что на совести Борщевского по крайней мере четыре зверских убийства. Ни у кого не было сомнений, что арестован подлинный убийца – улик было уж слишком большое количество. Неизвестным оставалось, однако, местонахождение отрезанных голов жертв, и Михаил Федорович поклялся, что вытрясет данную информацию из Борщевского любыми путями.
Допрос состоялся вечером того же дня, когда маньяк был схвачен. Пономарев решил тряхнуть стариной и лично допросить Борщевского. Присутствовал также и Илья Новгородцев, которого Михаил Федорович специально попросил об этом.
Войдя в комнату для допросов, Илья увидел арестованного – довольно высокого, сутулого мужчину лет сорока, с узким бритым лицом, крошечными глазками и с остатками рыжих волос на продолговатой формы черепе. Внешность у Борщевского была запоминающаяся и – весьма отталкивающая.
Мужчина сидел, развалившись на стуле, и ковырял в носу, несмотря на то что его руки были скованы наручниками. Завидев вошедших следователей, Борщевский ухмыльнулся, отчего его лицо сделалось еще более непривлекательным.
– А, вот и мои старые друзья менты! – заявил он неприятным, писклявым тоном. – Вернее, как я понимаю, новые! Привет, гражданин начальник!
И Новгородцев понял, что Борщевский принадлежит к числу преступников, которые намеренно пытаются вывести следователей из душевного равновесия, желая спровоцировать их на истеричную выходку или рукоприкладство, чтобы позднее заявить об их недостойном поведении на суде.
Михаил Федорович и Илья договорились о распределении ролей – Пономарев пожелал играть роль «плохого следователя», а его помощнику выпала роль «доброго следователя». Таким незамысловатым образом они намеревались склонить Борщевского к даче показаний – то, что тот не намеревается добровольно сотрудничать со следствием, было ясно с самого начала.
Михаил Федорович подошел к арестованному и столкнул его руки со стола. Мужчина уставился на Пономарева и прошипел:
– Эй, что вы себе позволяете, гражданин начальник? Сейчас вам не тридцать седьмой год!
– Я тебе покажу, какой именно сейчас год! – взревел Михаил Федорович и тряхнул Борщевского как следует. А затем с силой ударил его по загипсованной ноге.
Борщевский взвыл, и Илья тотчас вмешался – даже не потому, что был «добрым следователем», а потому, что Пономарев уж слишком вдохновенно играл свою роль «плохого следователя».
Затем последовала игра в кошки-мышки. Борщевский оказалася тертым калачом. Еще бы, в его домашней библиотеке имелась масса книг с описанием процессов над знаменитыми маньяками в Америке и Европе и о том, как они вели себя в суде и во время следствия. По всей видимости, Борщевский прекрасно изучил их, потому что вел себя нагло, вызывающе, даже по-хамски. Не поддавался ни на какие психологические уловки и не желал давать показания.
– Что, гражданин начальник, ничего не выходит? – заявил с ухмылкой Борщевский, заметив, что Пономарев вспотел и покраснел. – Вы себе все намного легче представляли? Конечно, детишек же сейчас нет! Некому вам помочь!
Тут Михаил Федорович бросился на Борщевского, и Илье пришлось встать между Пономаревым и арестованным. Борщевский перевел взгляд на Новгородцева и произнес:
– А, молодая поросль… Сенсей и его ученик, так сказать…
– Николай Емельянович, – заговорил спокойно Илья, пристально глядя в глаза Борщевскому. – Вы добились того, к чему стремились. О вас говорит весь город, более того – вся страна. В Заволжск понаехало множество телевизионщиков. Все они хотят одного – поведать зрителям о вас и о ваших злодеяниях.
Новгородцев продолжал смотреть Борщевскому в глаза, и тот с ухмылкой принял вызов – не отрываясь, пялился на Илью. Совсем как во время детской игры в гляделки! И Илья знал, что не имеет права проиграть ее. Потому что ему требовалось если не сломать морально Борщевского, так хотя бы принудить его к даче показаний.
– О каких таких моих злодеяниях? – перебил следователя Борщевский. – Что вы мне тут пытаетесь навесить? Ага, понимаю, желаете обвинить меня в убийствах, совершенных дядей Крюком…
– В чрезвычайно жестоких и в то же время вызывающих дрожь восторга убийствах! – заявил Илья. Он знал, что Борщевский, как и любой маньяк, желает быть особым и исключительным. – О вас знают теперь везде, даже за границей!
Борщевский ухмыльнулся, но взгляда не отвел.
– Но какое ко всему этому имею отношение я? – заявил он. – Гражданин начальник втулял тут что-то про книги, которые обнаружили в моей квартире. И про газетные вырезки о дяде Крюке. А что, запрещено разве? Я, быть может, намерен написать диссертацию об известном серийном маньяке… Выходит, по вашей логике, я поэтому попадаю под категорию серийных убийц?
– Ну, если вы невиновны, то нам, конечно же, придется отпустить вас! – вздохнул Илья, все еще глядя в глаза Борщевскому. – Вы правы: улик у нас вроде много, однако все они косвенные. Если не считать, конечно же, отпечатков ваших пальцев на стальном крюке, обнаруженном около тела последней жертвы. И следов вашей крови. И собачьих укусов на вашем теле.
Ухмылка сползла с лица Борщевского, и он пробормотал:
– И что с того? Может, я и был в лесополосе. Я подчеркиваю – может! Я же имею право там прогуляться, ведь так? Ваш свидетель с собакой, этот жирный идиот в тренировочных штанах, тоже там шлялся…
Мужчина внезапно замолчал, поняв, что сказал, чего ему не следовало говорить. И отвел взгляд! Илья понял, что находится на верном пути.
– Откуда вам известны такие детали? – спросил он спокойным тоном. – Николай Емельянович, вы признаете, что находились в лесополосе около трупа?
Дальше к допросу снова подключился молчавший до той поры Пономарев, вовлекший арестованного в перепалку, в ходе которой тот наговорил еще много лишнего. В итоге Борщевский, потеряв терпение, бабахнул скованными наручниками руками по столу и завопил:
– Черт с вами! Да, это я всех убил! Дядя Крюк интересовал меня с самого детства. А потом еще больница… В общем, я понял, что это мое призвание. Да, понял! Мне часто снился дядя Крюк, и я решил возобновить серию убийств…
Илья и Михаил Федорович переглянулись – вот оно, чистосердечное признание!
– Что вы сделали с отрезанными головами жертв? – спросил Илья. И Борщевский завопил:
– Что, что… Что дядя Крюк с ними делал, то и я сделал! Отварил их и съел! А черепа в Волгу выбросил!