Наталья Андреева - Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире
Люська спускается вниз второй:
— Добрый вечер.
— Виделись уже.
— Тогда я тебе сказала «Доброе утро» и «Добрый день». Но так и не услышала ответа.
— Катись ты куда подальше. Вежливая! Ха!
— Знаешь, я теперь твердо намерена довести дело до конца, так что можешь не стараться.
— Ничего, недельку еще потерплю.
— А почему ты так уверена, что последняя в рейтинге я, а не ты? А?
— Уверена. Ты здесь лишняя. Поняла?
— Может быть, ты тогда ужин приготовишь?
— И приготовлю. Попозже.
— Ну-ну.
Несколько минут они молчат. Употребив еще спиртного, Виолетта немного добреет. И говорит примирительно:
— Слушай, а зачем ты взяла сюда классные туфли и ни разу их не надела? А? Зачем?
— Это свадебные туфли, — негромко говорит Люська. — Я в тот день была удивительно счастлива.
— Почему же фату тогда не взяла? Или платье?
— У меня не было свадебного платья. Тот бирюзовый костюм, в котором мы с Сережей расписывались, я случайно испортила: сожгла утюгом.
— А почему без белого платья? И без фаты?
— Было когда-то и платье, и фата была, — невесело усмехнулась Люська. — Только все это очень печально закончилось. Петькин отец меня бросил, других бросила я сама.
— Петькин?
— Да. Это мой сын. Рыжий, как я его зову.
— Слушай, а это что, так просто: выйти замуж?
— В общем-то да.
— Почему тогда у меня не получается?
— Наверное, у тебя требования слишком завышенные. Тебе же, я так понимаю, принца надо. А на них очередь. Дефицитный товар. Либо дожидайся, когда очередь подойдет и какой-нибудь из принцев освободится, либо бери первое, что под руку попалось.
— А чего я такого особенного хочу? — обижается Виолетта.
— Ну, работать ты, я так понимаю, не хочешь. Семью кормить не хочешь. Домработницей при муже тоже быть не хочешь. А характер у тебя, девушка, не сахар. Так за что, собственно, тебе должно повезти? За то, что ты такая красивая? Так красивых много.
Виолетта несколько минут о чем-то напряженно размышляет. Потом говорит:
— Ладно, проехали. Ты на Лешку виды имеешь?
— Я?!
— А что тут такого?
— Он же лет на пять моложе меня!
— Ну и что? Подумаешь!
— И потом: я мужа люблю.
— Скажите пожалуйста! Тогда я его забираю.
— Кого?
— Лешку.
— Ты еще не поняла, что он тебя терпеть не может? Не надоело?
— Он просто стесняется. Слушай, одолжи свои туфельки! На вечерок, а? Они к моему синему платью классно подходят.
— У тебя же тряпок целый чемодан!
— Всегда хочется чего-нибудь новенького. Я же женщина. Жен-щи-на. И потом: ты мне их обещала.
— Да забирай.
— Спасибочки. Выпьешь со мной? Мировую?
— Ты бы это бросила. Пить.
— Не хочу. Тоска, — очень выразительно говорит Виолетта. — Скука. Вот сейчас выпью еще немного и пойду готовить ужин. Кажется, сегодня моя очередь.
— Думаешь, мы сможем это съесть? Ты же сейчас напьешься в стельку! Хоть бы о рейтинге подумала! Тебя же выкинут отсюда!
— Пусть. Мне уже все равно. Я свое получу. Пятьсот тысяч. Хватит.
— На что?
— Уеду. В круиз. По… как там его? Которое везде течет?
— А потом? Деньги быстро кончатся, если красиво жить и не работать.
— Еще будут, — уверенно говорит Виолетта. — Теперь будут. Я теперь умная. Все думают, что я дурочка, а я умница. Я еще здесь. Хотя и газом меня пытались отравить. Может, ты пыталась?
— Хватит. — Люська отбирает у блондинки стакан.
Та глупо улыбается, потом хихикает:
— Что ж: пойду на кухню. О! Вот он идет, наш ненаглядный!
Градов спускается сверху, удивленно смотрит вслед удаляющейся на кухню Виолетте:
— Уже никакая?
— Не понимаю: что это с ней? Нервы, что ли?
— У нас у всех нервы. Чего это она на кухню потащилась?
— Ужин готовить.
— А… Люся, а ты знаешь, что там, в кладовой, есть еще несколько бутылок виски? Я когда Зосю относил, заметил.
— Виски? Думаешь, она его…
И тут раздается жуткий женский крик:
— А-а-а! А-а-а!
Градов и Люська кидаются на кухню. Виолетта в кладовке, там, где находятся две морозильные камеры. У нее истерика.
— Что? Что случилось? — спрашивают прибежавшие на крик Градов и Люська.
— Она мертвая… мертвая… она…
У Виолетты зубы стучат, лицо зеленое.
— Кто мертвая?
— З… З… Зося…
— Ты что, морозильную камеру открывала?
— Я п… п… перепутала… П… п… пельмени хотела…
— П… п… пить надо меньше, — передразнивает ее Градов. — Кретинка!
— П… п… простите… О-о-о! Я больше так не могу! Не могу!
— Пьяная истерика, — констатирует Люська. — Леша, надо бы ее в ванную. Быстро.
— Давай к Залесской.
— Нет! — визжит Виолетта. — Нет!
Градов и Люська все-таки затаскивают ее в ванную на первом этаже. Долго приводят в чувство, умывают, отпаивают водой. Потом Виолетта сидит в гостиной под теплым одеялом и тихонько всхлипывает:
— Я виновата… Виновата… Они же мне все во сне будут являться… Виновата…
— Ты их всех убила, да? — негромко спрашивает Люська.
— Я… Нет… Не я… Мне пришлось… Пришлось помочь…
— Кому? Кому помочь? — напряженно спрашивает Градов.
— Ты все знаешь… Ты…
— Я? Не протрезвела еще, да?
Люська внимательно смотрит на обоих:
— Так вы договорились, что ли? И давно?
— Слушай ее больше, — раздраженно говорит программист. — Алкоголичка.
— Я… Я не пьяная, — шепчет Виолетта.
— Другому кому-нибудь скажи! — Алексей Градов смотрит в сторону бара. — Сколько ты сегодня употребила? Бутылку? Две?
— Разве с бутылки вина можно напиться? — дрожащими губами говорит Виолетта. — И может, это меня совесть… совесть мучает?
— Дурь тебя мучает. — Градов очень сердит. — Шла бы ты в постельку. Бай-бай.
— Погодите. — Люська взволнованна. — А… как же ужин?
— Да какой теперь ужин! — машет рукой программист. — Бутербродами обойдемся. А эту истеричку уложим в постель. Вета, давай я тебя отведу.
— Хорошо, — согласно кивает Виолетта. — Ты отведешь. Только я хотела… Хотела красиво одеться… Платье синее, Люсины туфли… На высоких каблуках… Очень хотела…
— Завтра, — как ребенка, уговаривает ее Алексей Градов. — И платье наденешь, и туфли. Будешь красивая.
— А я… Я… хоть немного тебе тогда понравлюсь?
— Понравишься. Ну, пошли?
Программист осторожно ведет Виолетту к лестнице наверх. Любе, которая внимательно наблюдает за этой сценой, отчего-то сильно не по себе. Такое ощущение, что Градов сейчас сбросит блондинку вниз с самой верхней ступеньки. Но камера показывает, как они благополучно добираются до площадки на втором этаже. Люська, съежившись, сидит в это время в гостиной и о чем-то думает. Потом камера ловит ее жалкий взгляд. «Неужели же я одна против всех?» — читает Люба в глазах лучшей подруги.
— Люсенька, я с тобой! Только держись! — шепчет Люба, словно Апельсинчик может ее сейчас услышать.
Буквально через несколько минут в гостиную возвращается программист.
— Ну, Людмила, что ты там надумала? — бодрым голосом говорит он. Слишком уж бодрым.
— Что ты знаешь… про все эти убийства?
— Только то, что это действительно были убийства.
— Но почему? Почему? За что? Неужели из-за денег?
— Боюсь, что не только. Я подозреваю, кто и зачем все это придумал. Хочешь, поговорим об этом откровенно?
— Нет. Не хочу. Я тебя боюсь. Это ты — убийца, — уверенно говорит Люська. — И тебе меня не уговорить. Это, должно быть, тактика такая: сначала войти в доверие, прикинуться другом, а потом… Как с Зосей. Я, пожалуй, тоже пойду. Мне надо подумать.
— Подумай прежде всего о тех деньгах, которые можешь потерять. Чего стоит твоя жизнь без них?
— Да, — согласно кивает Люська. — Ничего не стоит. Все останется, как есть, а это хуже смерти. Полная безнадежность.
— Значит, наша звезда хочет завтра устроить вечеринку? — вдруг усмехается Градов. — А ты что, правда, принесла с собой в этот дом свадебные туфли?
— Ну и что? — с вызовом говорит Апельсинчик.
— Так… Значит, действительно любишь своего мужа?
— Значит, люблю.
— Мне тебя будет жаль.
— В каком это смысле?
— Если покинешь «Игру». Мы почти добрались до финала. Ты понимаешь?
— Понимаю, — вдруг шепотом говорит Люська. — Только не думай, что я не могу за себя постоять. До завтра.
— Что ж, спокойной ночи.
Все главные события этого вечера уже произошли, но Люба отчего-то не выключает телевизор. Время к одиннадцати. В «Игре» возникло такое чудовищное напряжение, что кажется, будто воздух особняка сгустился до состояния грозовых облаков. Вот-вот возникнут первые электрические разряды и ударит молния. Только в кого?
