Владимир Гоник - Преисподняя
Дочки играли в песочнице, жена куда-то исчезла. Першин осмотрелся и увидел, что она перешла дорогу и направилась к церкви, которая стояла на углу соседнего переулка. Андрей поспешил за Лизой, но пока он переходил дорогу, Лиза скрылась в дверях церкви.
Он подумал, сколько странного и неожиданного принесло ему утро мысль коснулась сознания и тут же исчезла; Першин открыл тяжелую церковную дверь и, стараясь не шуметь, осторожно прикрыл за собой.
В храме было сумрачно и безлюдно, в стеклах икон отражались огоньки лампад. Пахло ладаном, свечами, высокая емкая тишина наполняла пустынный полумрак, лики деисуса с пристальным вниманием взирали на стоящую у колонны женщину.
Помешкав, Лиза положила на тарелку деньги, взяла свечу, зажгла ее от огарка и, капнув воском, поставила перед иконой, которая висела на столбе, подпирающем свод. То была икона Божьей Матери, Умиление: щека к щеке Дева Мария держала на руках младенца.
Постояв у иконы, Лиза направилась к выходу. Увидев мужа, она вздрогнула, едва не вскрикнула от неожиданности. Они вместе вышли на улицу, перешли дорогу и направились на бульвар.
- За кого ты поставила свечу? - спросил Андрей.
- За тебя, - ответила Лиза.
Она поставила свечу, чтобы уберечь его и сохранить: как могла, она заступалась за него перед Провидением. Снова, в который раз, он подумал, как тяжко ей с ним, какой крест несет она не ропща.
Лиза наспех собралась, позвонила на работу, сказала, что ее не будет, генерал тут же отправил дочь и внучек в Бор; Першин пообещал навестить их в ближайшее воскресенье.
...едва Ключников вызвал лифт, из темного пространства под лестницей вышли трое, преградили дорогу, тут же хлопнула наружная дверь, в подъезде появилось еще трое, перекрыли выход на улицу. Кабина лифта опустилась, двери разъехались, Ключников хотел войти, но незнакомцы встали на пути.
- Не спеши, - остерег его один из парней; створки, помедлив, сомкнулись.
- Что надо? - спросил Ключников, краем глаза следя за остальными, чтобы не прозевать внезапного нападения.
В подъезде пахло кошками, с разных этажей сочились кухонные запахи, доносились отдаленные голоса, плач ребенка, звяканье посуды, звуки радио, вой пылесоса, сбивчивая игра на фортепиано, визгливая женская перебранка дом жил, не подозревая, что происходит в подъезде.
Незнакомцы окружили Ключникова, но не трогали и молчали, явно ожидая кого-то. Хлопнула входная дверь. Ключников узнал Федосеева, тот приблизился с радушной улыбкой.
- А-а, Сережа!.. Ну наконец-то... Давненько не виделись, - приветливо обратился Федосеев, словно искренне был рад встрече; глаза его, однако, смотрели цепко, взгляд колол остро, как шило. - Куда ты исчез? А мы ждем, ждем, беспокоимся... Думали, пропал парень. Хоть бы весточку подал, не чужой вроде.
- Занят был, - бесстрастно сказал Ключников, понимая, что разговор только начинается.
- Занят... - понятливо покивал Федосеев. - Так и мы заняты, кто сейчас свободен? Все заняты. Но одни об отечестве пекутся, а другие о себе. Неужто минуты свободной нет? Ради общего дела... - Федосеев говорил благожелательно, с мягким укором, сердечно, с дружеским сожалением. - Ты что думаешь, дружок, у нас танцы под радиолу? Захотел, пришел, захотел, ушел. Нет, милый, у нас организация. Серьезное дело. Ты что это вздумал? Вступил, изволь работать.
- Когда это я вступал? - удивился Ключников.
- Ты тут не ерничай, с огнем играешь. Не вступил разве? А деньги кто получал?
- Деньги я за работу получил. Я их отработал.
- Отработал... Ты учеников своих бросил, - с горечью напомнил Федосеев и улыбнулся скорбно. - Нехорошо.
- Я не нанимался. Сколько мог, столько дал. Может, хватит на сегодня? Я ночь не спал.
- О-о, вон как заговорил... - с грустной усмешкой пожурил его Федосеев. - Ты думаешь, от нас так просто уйти? К нам попасть трудно, а уйти еще трудней.
Пока шел разговор, молодцы, которых привел Федосеев, стояли вокруг, изображая опытных, видавших виды охранников. Но они не были профессионалами, он сразу их раскусил, это были самоучки, поигрывающие мускулами. Им явно льстила их роль, но они не бывали в серьезных делах, не смотрели смерти в глаза, они просто рисовались, выдавая себя за тертых калачей, крутых ребят, с которыми шутки плохи; они нравились себе, но они были любителями и не подозревали, что можно в один миг распрощаться с жизнью.
Как опытный профессионал, Ключников никогда не лез на рожон. Зная последствия, он всегда старался избежать столкновения, медлил в надежде, что обойдется. Судя по всему, его пытаются проучить, однако слишком они были уверены в себе, в своем превосходстве: парни играли в сильных и смелых мужчин, которым сам черт не брат.
- Запомни, Сереженька: от нас так просто не уходят, - сердечно напомнил Федосеев.
- Угроза, - с каким-то странным удовлетворением отметил Ключников. Вы, Федосеев, поймите, я сам по себе.
- Нет, родной, тут или - или. Либо ты с нами, отлучку твою мы простим, либо держи ответ. У нас ведь не проходной двор. Ты сам к нам пришел, никто тебя не неволил. Так что решай... Мы пока с тобой мирно толкуем, но терпение наше на исходе.
Ключников был готов к отпору и сосредоточил внимание на стоящих рядом, чтобы отразить первый удар.
Сидя за рулем, Бирс поглядывал на сверкающую под солнцем реку. Прогулочные теплоходы неторопливо шли вверх и вниз по течению, иногда мимо проплывали большие груженные баржи, осторожно вписываясь в гранитные излучины реки.
Было тепло, солнечно, дремотно, и казалось, повсюду покой и безмятежность. Неожиданно Бирс почувствовал тревогу. Он знал за собой это свойство: без видимой причины вдруг появлялось смутное беспокойство, предчувствие опасности. Как правило, ощущение не было напрасным, надо было лишь прислушаться к себе, поймать его, не отмахнуться.
Бирс подъехал к тротуару, затормозил и стал напряженно думать. Он вспомнил, как, высадив Ключникова, краем глаза заметил стоящие поодаль машины. Едва Ключников скрылся в подъезде, из машин выскочили какие-то люди, поспешили за напарником следом. Антон не придал значения, голова была занята предстоящей встречей с Джуди, а сейчас он вспомнил и почувствовал беспокойство.
Бирс круто развернул машину посреди улицы и помчался назад.
Тем временем беседа в подъезде продолжалась.
- Ты, Федосеев, лапшу на уши мне не вешай. Я понимаю: это ты с ними воспитательную работу проводишь, - Ключников мотнул головой на свиту. Чтоб не дурили и от дела твоего не отлынивали. Хочешь показать, что их ждет? Напрасно, на мне не покажешь. Ты думаешь, шестерых привел? Зря, Федосеев. Они мальчишки, родители дома, вся жизнь впереди... А ты их под смерть подводишь.
- Ты о себе подумай, - напомнил Федосеев.
- Я - профессионал. Меня советская власть убивать научила. А ты молодняк привел. Убью или покалечу. Зачем? - он говорил неохотно, с мрачным недовольством, точно на него навесили обузу и хочешь-не хочешь, а повинность отбудь. И он видел, юнцы задумались, лица у них стали напряженными, в глазах появилась озабоченность, которая предшествует страху, словно навстречу повеял ледяной ветерок.
- Драться хочешь? - усмехнулся Федосеев. - Из-за еврейки?
- Это мое дело, - отрезал Ключников. - И ты, Федосеев, не лезь.
- Своих девушек мало? У тебя же невеста есть, Ключников. Чем тебя еврейка приворожила? С ней мы еще поговорим, - пообещал Федосеев.
- Только попробуйте, - хмуро сказал Ключников.
- Попробуем, попробуем... Пусть убирается. А нет, мы ей покажем дорогу, это я тебе обещаю.
- Кости переломаю, - бесстрастно сказал Ключников.
- О, крепко она тебя прихватила! Присушила. Кстати, она тебе изменяет на каждом шагу. У нее таких, как ты...
- Все, Федосеев, хватит! Надоел. В другой раз поговорим.
- Неужели? - криво улыбался Федосеев. - Это нам решать, родной.
- Ну так решай скорей. Я спать хочу.
- Спать он хочет, - с улыбчивым добродушием кивнул на него Федосеев, как бы призывая свиту в свидетели. - Ах ты, мой милый! Баиньки захотел... - и неожиданно, не меняя ласкового выражения лица, сердечно поинтересовался. - В еврейскую постельку?
- Мое дело! - зло напомнил Ключников.
- Нет! - внезапно закричал Федосеев. - Это наше дело! Наше! С жидовкой спутался?! - лицо его исказилось от ненависти. - Народ предаешь? Сбежать хочешь?!
Истерика была рассчитана на зрителей. Федосеев проводил воспитательную работу, и не будь зрителей, он не подумал бы устраивать сцену.
- Мы вам всем мозги вышибем, жиды проклятые! - истошно закричал Федосеев, грозя кулаком.
Стукнула входная дверь, Ключников не поверил глазам: в подъезде появился его напарник Антон Бирс собственной персоной. Это было так удивительно и непостижимо, что Сергей не выдержал и улыбнулся: вдвоем они эту команду могли размазать по стене.
- Кто это здесь мозги вышибает? - игриво обратился Бирс к присутствующим и любезно глянул на Федосеева. - Вы, сударь? Подумать только: вышибать мозги живым людям! Им же больно будет!
