Михаил Гребенюк - Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести
Исмаилов так и вцепился взглядом в мальчика.
— Скажи, ты знаешь дядю Мамасадыка?
— У-у-у, еще как!
— Так это же был он!
— Ну, что вы! — оторопел Абдулладжан.
В полдень мы вернулись в управление. Розыков заботливо спросил:
— Вы не устали?
— Что вы!
Напротив сидела Наташа, мы улыбнулись друг другу. Полковник заметил это и погрозил пальцем:
— Ну, с тобой не устанешь, стрекоза!
Если говорить откровенно, то мы все порядком утомились. Однако волнение бодрило нас. Надо было что-то делать, торопиться, идти к цели, которая казалась близкой.
— Я предлагаю немедленно заняться поисками Мамасадыка Джангирова, — предложил майор Исмаилов. Его оборвал капитан Зафар:
— Этим можно заняться завтра, сегодня надо найти Скорпиона.
— Скорпион и Джангиров — одно лицо, — вспылил майор. — Нужно быть профаном, чтобы не понять этого.
— Правильно, — поддержал Исмаилова оперуполномоченный Кадыров. — Товарищ полковник, — он вытянулся перед Розыковым. — Разрешите мне с товарищем майором продолжить эту версию?
— Хорошо. — Начальник ОУР перевел взгляд на Исмаилова. — Есть вопросы?
— Нет, товарищ полковник.
— Ваше мнение, товарищ Бельская?
— Я должна побывать на улице Учтепа.
— Тебя заинтересовала версия Исмаилова? — удивился Зафар.
— Меня заинтересовало сообщение племянника Хасилота-бобо.
— Ты идешь одна? — спросил Розыков.
— Так нужно.
— Действуй. Обо всем докладывай немедленно. Я буду у себя… Какие будут еще предложения?
Зафар поднялся, смущенно произнес:
— Разрешите допросить Гвоздева?
— Его уже допрашивали.
— Тогда, конечно… Кто?
— Я, — ответил полковник. — Он был у меня больше часа, но ничего не сказал… Может быть, стоит допросить Перфильева. Этот человек более сговорчив,
— Благодарю, товарищ полковник.
— Итак, остались только вы, — улыбнулся мне Розыков.
— Если нужна моя помощь, я готов…
— Нужна, Вы напишите книгу о милиции, люди прочтут ее и узнают, что мы умеем не только штрафовать… Не возражайте, — опередил меня полковник. — Садитесь в это кресло и чем-нибудь займитесь. Сегодня вы узнаете больше, чем обычно. Сейчас начнут поступать сведения… Разумеется, если мои ребята, — тепло добавил он, — что-нибудь выяснят…
Розыкову звонили часто. Однако все это не имело отношения к делу Рахмановых. Кто-то просил дать людей. Полковник гремел в трубку: «Да поймите же, сейчас у меня нет ни одного человека!» Был и такой разговор: «Свадьба? Когда? Спасибо, спасибо. Непременно приду… Ну его-то я хорошо знаю. Вот только с невестой не знаком… Всего хорошего… Передайте Лидии Павловне привет!»
Наконец, часа через полтора позвонила Наташа.
Розыков внимательно выслушал ее, записал что-то в настольном календаре, потом протянул мне трубку:
— Вас.
Я соскочил с места.
— Слушаю…
— Ты не скучаешь? — раздался в трубке Наташин голос. — Я, наверно, не освобожусь до вечера. Пожалуйста, сходи к Лукерье Степановне. Пусть она встретит маму…
Эта простая, удивительно сердечная просьба взволновала меня.
— Наташа, может быть, я встречу.
— О, родной… Ну, конечно… Я так тебе благодарна.
— Я лечу на вокзал.
— Не забудь, третий вагон…
— Не забуду.
— Все-таки захвати с собой Лукерью Степановну.
— Ладно… До свидания…
Поезд опаздывал на тридцать минут. Не зная, как провести время, я предложил Лукерье Степановне зайти в буфет и выпить бутылку лимонада. Старушка окинула меня удивленным взглядом, но от приглашения не отказалась. Официантка — стройная, румяная девушка — принесла нам бутылку холодной, как лед, крем-соды. Мы пили не спеша, искоса поглядывая друг на друга.
— Что эти так развеселились? — кивнула она на двух молодых парней, сидевших в углу.
— Выпили, что им, — неопределенно сказал я.
— Ты-то, чай, частенько выпиваешь?
— Да иногда бывает…
— Мой тоже начал с этого и спился вовсе… Что у вас с Наташей: любите друг дружку, али еще что? — спросила она. — Ну-ну, не красней, чего уж там! Когда все по-хорошему да по согласию, так и бог с вами… Женитесь… Степанида Александровна перечить не будет. Положись на меня.
— Спасибо, — смутился я.
Перрон гудел. Мелькали шляпы, платки, тюбетейки. У часов стоял рослый пожилой мужчина с двумя девочками. Девочки звонко смеялись и крутили головками так, будто отбивались от комаров. Та, что была постарше, тянула мужчину за руку и радостным голосом спрашивала:
— Дедушка, мама приедет, да? Она правда приедет, да?
Паровоз прошел мимо нас, и люди устремились за ним, рассыпаясь вдоль длинных, шумных вагонов. Мы тоже заторопились, вагон был впереди, надо было успеть подойти к. нему до выхода пассажиров. Я оробел окончательно, и когда поезд остановился, сунул Лукерье Степановне цветы, которые купил для Степаниды Александровны.
— Ты что это, милый человек, — нахмурилась старушка. — Я этих цветов отродясь никому не дарила и теперь не подарю… Бери обратно, не то брошу.
— Что вы, Лукерья Степановна, — взмолился я. — Степанида Александровна — ваша родственница, вам и дарить цветы… Скажите — от Наташи, она и возьмет.
— Если только так, — согласилась старушка.
Степанида Александровна показалась в тамбуре в сопровождении рослого усатого носильщика. Я узнал ее сразу — Наташа однажды показывала мне ее фотографию.
Лукерья Степановна широко заулыбалась и кинулась к Степаниде Александровне, позабыв о цветах и обо мне.
— Боже мой, да неужто это ты? — встретила ее Степанида Александровна.
— Я, Стеша, я, ужель не признала?
Старушки, будто девочки, схватили друг друга за руки, весело засмеялись и вдруг, посерьезнев, молча троекратно поцеловались.
— Наташа-то где? — огляделась Степанида Александровна.
— На работе она, пойдем… Там у нас машина…
Лукерья Степановна потянула Степаниду Александровну к выходу. Носильщик, стоявший у вагона, подхватил вещи и пошел за ними, смешно вытягивая вперед длинную острую голову.
«Что же это они? — с тревогой подумал я. — Забыли человека». Робость мешала мне двинуться с места. Стоя у вагона, я растерянно глядел на удалявшихся женщин. Наверное, так продолжалось бы долго, если бы не случай. Он помог мне обрести решимость: Лукерья Степановна споткнулась о рельс. Я бросился к женщинам и взял обеих под руки.
— Ах, какая же я бестолковая, — обругала себя Лукерья Степановна. — Позволь, матушка, Степанида Александровна, представить тебе нашего друга.
Степанида Александровна остановилась, глядя на меня настороженными умными глазами. Наверно ей было уже что-то известно или она догадывалась о моих отношениях с Наташей. Я слегка склонил голову и, опустив руки по швам, назвал свое имя и фамилию.
— Очень приятно. Что же вы нас оставили? — спросила она.
— Да вот… Лукерья Степановна позабыла познакомить, — свалил я все на старушку.
— Это я с радости, ты уж извини, — поддержала она.
Ко мне пришла, наконец, смелость. Я заговорил. Слова полились сами. Старушки слушали с интересом, особенно Степанида Александровна. Она все присматривалась, видимо оценивала, что я за человек.
Наша беседа не прерывалась до самого дома. Здесь за чашкой чая я тоже продолжал занимать старушек.
Когда Степанида Александровна вышла из комнаты, чтобы разобрать чемоданы, Лукерья Степановна обняла меня и сказала, что возьмет на себя роль свахи.
— Ах, уж больно девка хороша!.. Ах, уж как хороша!.. Такую не вдруг сыщешь… И-и-и, не улыбайся. Уж я знаю, что говорю…
Я не улыбался — Наташа была всем хороша.
Дальнейшие события обрушились на нас, как гром среди ясного дня. Все произошло неожиданно, и было таким жестоким, что без боли в сердце нельзя вспомнить об этом сейчас.
Меня разыскал участковый уполномоченный Каримов и, не обращая внимания на старушек, находившихся в комнате, сказал:
— Вас срочно вызывает к себе полковник.
— Хорошо, поедем, — ответил я. Мне подумалось, что Розыков хочет сообщить о поимке главаря банды и потому был спокоен.
— Я вас буду ждать во дворе… Вы скорее… там Наташа… Она попала на след Скорпиона и… он…
— Что?! — рванулся я к Каримову.
Женщины испуганно привстали, и он осекся, словно захлебнулся воздухом.
— Да говори ты! — закричал я.
— Ничего… Ничего… Все в порядке, — с трудом выдавил Каримов. Он отвел от женщин взгляд, приложил руку к козырьку. — Она легко ранена… Ничего. Поедемте. Я буду во дворе…
Уговорить Степаниду Александровну остаться у Лукерьи Степановны — я не смог. Она и слушать меня не стала. Быстро накинула на плечи шаль и метнулась из комнаты.
— Боже мой, доченька… Что же это? Неужто и не свидимся больше? — твердила она, не замечая слез, обильно катившихся по ее щекам.
