Виктор Мясников - Водка
Отковырнув пробку висевшей на веревочке открывашкой, они тут же присасывались к пыхнувшему пеной бутылочному горлышку и медленно отходили к высокому забору рынка. Там и стояли, вскидывая бутылки кверху донышками, словно команда рассветных горнистов. Их мрачные лица светлели, а в глазах, до этой минуты полных страдания, вспыхивал живой огонь.
Но вот толпа заволновалась, гомон усилился, ворота распахнулись. Масса народа хлынула на территорию рынка. Торговцы бегом ринулись занимать прилавки, получать из весовой весы с гирями и товары из камер хранения и холодильников. Только мужики с пивом не торопились, шли следом, покуривая и допивая. И очередь у киоска тоже рассосалась. Понятно, покупка без сдачи: пиво - семь рублей, пачка "Примы" - трешка, всего десятка. А к рынку уже начинали подтягиваться покупатели, те самые ранние пташки, которые рассчитывают прилететь первыми и склевать все самое вкусное.
Олег вдруг ощутил, что голоден. Он подошел к киоску, остановился возле стеклянной боковой витрины, снизу доверху заполненной съедобным товаром. Через открытое окошко изнутри доносились голоса - женский и мужской и натягивало сигаретным дымком. Женский - это наверняка Люба, у неё такой грудной. Ее сменщица Рая хрипит, как граммофон. Опять же Люба добрее, не такая жадная. Она может и подешевле продать. На ночь ведь все киосочные цены подкручиваются на рубчик-другой. Ценники сменят часов в восемь, когда на сутки заступит другая пара - продавец и охранник. Конечно, для Олега сейчас лишний рубль не имеет ни малейшего значения, но за последние месяцы он узнал цену деньгам и не хотел отдавать за покупку больше её настоящей цены.
ЧУЖИЕ НЕПРИЯТНОСТИ
Олег уже собирался подойти к окну и поздороваться, как вдруг голоса стали громче, и он решил подождать. Похоже, Люба ругалась с напарником. А когда люди ссорятся, не стоит соваться под горячую руку. Во-первых, могут на тебя самого переключиться; а, во-вторых, многие не любят, когда их застают за подобным занятием да ещё и мешают скандалить.
- Не, ну а я-то здесь, в натуре, при чем? - мужской голос тоже был хорошо знаком. - Ты прокололась, а я платить обязан?
- Вась, ты вспомни, - горячилась Люба, - кто тогда выгружал из машины? Сам же ты ящики приносил и ставил. Ты вспомни.
- И вспоминать нечего, - гулко бубнил в ответ Вася. - Я когда чего делаю, всегда смотрю. Чо, я, с понтом, пустые фунфыри от полных не отличу? Я чо, в натуре, полный лох?
Олег вспомнил этого Васю. Мордастенький такой паренек лет двадцати. Мордашка у него круглая, щекастая. Под подбородком уже начало сальцо откладываться. Плечи крытые. Качается, наверное, на тренажерах в спортзале и кулаками обо что-то стучит, костяшки кулаков намозолены. А, может, уже качаться перестал, оттого и жиреет. Лет через несколько превратится в этакого упитанного хряка. И глазки пустые станут совсем поросячьими. Таких одинаковых поросячьих морд полно по городу встречается. Одни уже в "фордах" раскатывают, на шеях цепи златые звенят. Другие ещё не доросли, по киоскам сидят, хозяйский товар стерегут.
- Я всегда смотрю и все пересчитываю, что получаю, - продолжала Люба. - Я же только тебе доверяю. Когда ты из машины приносишь, я же никогда не проверяю.
- Да ты чо, блин! - взорвался Вася. - На меня, что ли стрелки перевести хочешь?
- Вася! - взмолилась Люба. - Ничего я на тебя не перевожу. Я разобраться хочу.
Люба эта Олегу нравилась. Не в том смысле, что влекла, как мужика, а чисто по-человечески. От неё радостью веяло, молодостью, свежестью. Голос всегда веселый, задорный. И смех заразительный, звонкий, прямо колокольчик серебряный. Глаза живые, искры в них пляшут. Сколько ей? Лет восемнадцать? А повадки, как у пятиклассницы. Непосредственная, открытая, бесхитростная, Люба располагала к себе и зажигала хорошим настроением. Не зря некоторые торговцы с рынка специально шли в этот киоск за территорией рынка, хотя сигареты и прочую мелочь могли купить по соседству со своими прилавками. И сейчас Олег сразу начал жалеть эту девочку, у которой, похоже, приключились неприятности.
- Чего ты хочешь? - агрессивно рявкнул Вася. - Чтобы я за тебя платил, в натуре? В другой раз будешь смотреть, за что расписываешься.
- Ну, что же мне делать? - Люба почти плакала. - Ты же сам понимаешь, что не брала я денег и товар не крала. Мы же вместе всегда с тобой.
- Мало ли что вместе. Я же хожу днем по рынку. И вечером тоже. Ты могла весь ларек за это время вынести.
- Значит, ты думаешь, что я могу своровать, а на тебя перевесить? Люба так и ахнула.
До Олега начало доходить, в чем заключаются Любины неприятности. Видимо, у неё пропал какой-то товар, и вот теперь хозяин заставляет покрывать недостачу. Его удивило отношение Васи. Олег видел, не слепой, что охранника и Любу связывают отнюдь не производственные отношения. То, как они смотрят друг на друга, прикасаются, как Вася обнимает её, кладет руку на колено, как Люба забрасывает свою руку ему на шею - все говорило о любовной связи.
- Мне думать нечего, - веско заявил Вася. - Мое дело ларек с товаром охранять, на рынке приглядывать, в морду кому-то заехать, если понадобится. Твои проблемы меня не касаются.
- Как же так? - совсем уж упавшим голосом сказала Люба так тихо, что Олег едва расслышал. - У нас же все вместе. Ты вообще меня хоть немножко любишь?
- А при чем тут любовь? - промычал Вася. - Любовь какая-то, блин... Мало ли кто с кем трахается, за всех что ли теперь платить?
- Тебя за всех не просят, - устало сказала Люба после некоторого молчания. - Отдай из наших общих денег. Точнее, из моих. Уж всяко полторы тысячи моих денег там есть.
- Ага, так ты и отделалась полтора тыщами! А проценты?
- Какие ещё проценты? - удивилась Люба дрогнувшим голосом.
- А такие! - Олегу показалось, что в голосе Васи явственно звучит торжество. - Думаешь, Труня такой добренький, счетчик не включает?
Вот и прозвучало имя хозяина киоска, точнее, кличка. На маленькой вывеске оно было обозначено "ЧП Трунов", частное предприятие Трунова, значит. Олег, когда впервые этого деятеля увидел, удивился, как такой тупой и безграмотный человек может заниматься бизнесом? Труня не на много был старше своих работников, на вид можно дать лет двадцать пять от силы. Зато он уже отъелся и походил на борова. И плоская золотая цепь шириной в палец украшала толстую шею. В левой руке он постоянно носил мобильный телефон, отставив мизинец. Точно так же постоянно был отставлен мизинец правой руки. Пригибал он их, только когда деньги считал. И тут надо было держать ухо востро. Его толстые пальцы могли виртуозно "сломать" пачку денег. Сторонний зритель даже не замечал, что пачка переломлена пополам и каждая купюра, таким образом, сосчитана дважды. Пересчитав, Труня мог аккуратно завернуть её в кусок газеты и вручить, например, поставщику товара. Или рыночному продавцу, у которого покупал что-нибудь существенное, вроде шубы или половины коровьей туши. При этом, если видел, что перед ним законченный деревенский лох, бесхитростный и доверчивый, как октябренок, мог и эту ополовиненную пачку подменить уже абсолютно пустой куклой - пачкой резаной бумаги, обернутой газетой. Короче говоря, его бизнес стоял на элементарном мошенничестве.
- Труня, небось, сам и подстроил, - Люба всхлипнула, - а ты не хочешь меня даже защитить. Ты, значит, с самого начала знал про проценты?
- Ничего я не знал! - хамским тоном заявил Вася, и Олег понял - врет. - Ты реализатором сидишь, ты и должна знать про проценты, про цены, туда-сюда, всякое такое. А я чисто охранник. Если кто типа наедет на ларек, чтоб в морду въехал.
- Как ты мог? - Вот теперь Люба заплакала по-настоящему. - Знал и помалкивал. А ещё говорил, что любит.
К киоску подошел какой-то мужик, купил пачку сигарет. На время внутри воцарилось молчание.
- А чего ты ревешь? Не надо быть такой коровой, - хамил Вася.
- Я не из-за этого реву, а из-за того, что ты у меня такой подлец оказался.
- Ничего себе! Она проворовалась, а я подлец! - завозмущался Вася. Ты фильтруй базар, в натуре. За такие слова и ответить можно конкретно.
Олег не знал, что ему делать. То ли уйти незаметно, то ли вмешаться. Ему было жаль бедную девушку, без вины виноватую, с которой так предательски поступает возлюбленный. Ну, вмешается, и что дальше? Уговорит оставить её в покое? Не таков Труня, бандитская морда, чтобы кусок упустить. Сделать благородный жест, покрыть недостачу? А почему бы и нет? Какая может быть недостача в киоске? Тыща-другая. У него этих тысяч в сумке почти сотня. Отстегнет парочку, не обеднеет. Тем более, что деньги тоже сжуленные. Ну и пусть отходят к другому жулику. И Олег решительно подошел к квадратному окошку.
- Привет передовому отряду рыночной торговли! - сказал он как можно веселей.
- Привет, - не очень весело отозвалась Люба, вытирая глаза скомканным платочком.
- А, это ты, - приветствовал его Вася, пригнувшийся, чтобы лучше разглядеть в окне лицо покупателя. - Чего-то ты рано сегодня. Труни ещё нет ни фига.
