Виктория Платова - Тингль-Тангль
• В нем ничего не изменилось, вся та же жилетка и полотняные штаны, и волосы той же длины, и та же татуировка на лице, имитирующая тоненькую бородку. Ямакаси остался прежним, таким, каким был всегда, – и именно этого Васька боится больше всего.
Самое главное в жизни Ямакаси – он сам. И его желания. Ямакаси никогда бы не стал подавлять их, перекрывать им кислород или откладывать на будущее. Они должны быть реализованы: сию минуту, немедленно, в худшем случае – при первой удобной возможности. Вот и сейчас – ему хочется выстрелить.
Потребность в этом настолько велика, что Ямакаси, взведя пистолет на уровень глаз, мечется в поисках цели, переводя его с одного предмета на другой. Несколько раз подслеповатый зрачок ствола останавливался на Ваське, и тогда Ямакаси громко и отчетливо произносил
пау-пау-пау,а затем
паф-паф-паф! пиф!
И па лице у него сразу же появлялось выражение блаженства, – во всяком случае, блаженства в Васькином понимании. Ни во время мастурбации, ни во время секса с Васькой – ни разу у Ямакаси не было такого лица, а в тот момент, когда он разбегается и перескакивает с высокой крыши на низкую крышу, и хватается за пожарные лестницы, и хватается за водосточные трубы, – за его лицом не уследишь: слишком оно далеко, слишком неприступно.
Ей давно пора было сказать ему: успокойся, милый, что ты размахался, еще подстрелишь меня ненароком, а может, этого он и хочет – подстрелить кого-нибудь ненароком. В комнате они одни, следовательно, «кто-нибудь» и есть Васька.
– Ну что ты размахался? – наконец, не выдержав, прошептала она.
– Опасаешься, что подстрелю тебя ненароком, кьярида? – это была самая неотразимая из всех его улыбок, жаль только, что увидеть ее пришлось при довольно сомнительных обстоятельствах.
Лучше сказать правду.
– Опасаюсь. Да.
– Я и сам опасаюсь. Очень уж хочется пустить ее вдело. Да.
– Можно выйти отсюда и пострелять… по банкам из-под пива… по воронам…
– Патронов всего пятнадцать. Не будем тратить их на пустяки.
Банки из-под пива – пустяк. Вороны – безусловный пустяк. Не пустяк то, что может привести к необратимым последствиям, вот на это имеет смысл потратиться: именно такую нехитрую комбинацию мыслей можно прочитать сейчас на лице Ямакаси.
– Ты когда-нибудь стрелял… в кого-нибудь?
– Нет. Если мне нужно было решить проблему, я обычно обходился подручными средствами, – непонятно, шутит он или говорит серьезно.
– Тогда, может, не стоит и начинать?
Ямакаси не торопился с ответом, он приподнял ствол пистолета вертикально вверх и опустил на него подбородок.
– Думаю, пистолет – это очень интеллигентно. А этого мне всегда не хватало – интеллигентности. Ты бы хотела видеть меня интеллигентным человеком, кьярида? Он не собирается стрелять в Ваську.
– Я бы хотела видеть тебя без этой штуки, да. Без нее ты выглядишь гораздо привлекательнее.
– Ты говоришь неправду, детка.
Он отвел пистолет от своего подбородка и снова перевел его на Ваську.
Он собирается выстрелить.
– Давай оставим все как есть, положим вещи на место и уйдем…
– Я уже предлагал тебе это, но ты не согласилась, помнишь?
– Я была не права, признаю. Но еще не поздно…
– Поздно, – сказал он.
И в ту же минуту раздался хлопок. Не резкий, приглушенный и какой-то нежный. Ямакаси все-таки выстрелил. Но не в Ваську, а в плакат над тахтой. На лбу неприятного одутловатого очкарика в водолазке появилась небольшая дырка.
– Мертв, – констатировал Ямакаси. – Завтра об этом сообщат все информационные агентства.
– Он был известным человеком? – коченея от страха, подыграла Ямакаси Васька.
Известность в понимании Ямакаси – вещь относительная, нужно помнить об этом всегда.
– Скорее всего. Иначе его чудесное личико не поместили бы на плакат… Мы не можем оставить все как есть, кьярида. Потому что все уже не так, как есть.
– Плакат, – проницательно заметила Васька.
– Ага. Дырка в плакате. Дырка в стене. Теперь патронов осталось четырнадцать, и мы больше не будем тратить их на пустяки.
– А не пустяки – это что?
– Твоя сестра. По-моему, пистолет решает все проблемы, да?
Ведьма. Паук. Блаженная дурочка Мика.
Васька впервые подумала о том, что неплохо бы избавиться от ведьмы после первого секса с птицей Кетцаль. Проще говоря – убить ее, уничтожить. Все, конечно, могло бы обойтись и разрешиться ко всеобщему удовлетворению, если бы ведьма согласилась разменять квартиру. Учитывая ее месторасположение, планировку и заоблачный метраж, никто бы не остался внакладе. Продав родовое гнездо какому-нибудь нуворишу, они вполне могли рассчитывать на две приличные хаты вдалеке друг от друга. Васька даже согласилась бы на съезд с Петроградки (черт с ней, Петроградкой, лишь бы никогда больше не видеть паука), но Мика…
Блаженная дурочка сказала ей: не рассчитывай, не раскатывай губу, только через мой труп.
Как будто ей мало было всех этих разнесчастных лет, проведенных под одной крышей, и нужно тянуть – тянуть до конца. Быть поблизости, держа под мышкой свою дурацкую, липкую, вонючую паутину в надежде, что рано или поздно Васька ослабит бдительность и попадется.
Эта квартира принадлежала родителям, принадлежала деду, и не нам вершить суд над ней, и не нам ее продавать, и бла-бла-бла…
Пошла ты в жопу, ведьма.
Пошла ты в жёппу!..
Ведьма не уступит. Не может уступить. Не исключено, что именно в наличии квартиры и кухни на ней заключается сила ведьмы. Кухня подпитывает ее дьявольские способности к гастрономии, кулинарии, к лысому черту, – почем Ваське знать?
Неизвестно, кто вызвал к жизни Ямакаси и за руку подвел его к Ваське, – но это хорошо уже тем, что она стала честна сама с собой и сказала себе:
Я ХОЧУ УБИТЬ ЕЕ.
А Ямакаси услышал. Он был готов услышать, потому что слышит только это. Даже татуировки на его теле – побочный промысел, даже бег по пересеченной местности крыш – лукавое хобби, не более того. А на самом деле…
На самом деле Ямакаси и есть Тобиас Брюггеманн.
Скульптор-смерть.
Фигурально выражаясь, конечно.
Ствол пистолета, совсем недавно разрядившийся в злосчастный плакат на стене, нисколько не устал и снова эрегирован – это вполне в духе Ямакаси, что же касается Васьки:
опасная близость ствола заставляет ее быстрее шевелить мозгами, делать далеко идущие выводы и обобщения и смотреть на вещи взглядом, лишенным шор. Неискоренимые бурые пятна на сандалиях Ямакаси, неискоренимые бурые пятна на седле его мопеда; каждый раз устраиваясь на них, Васька испытывает все новые и новые чувства. Сначала это была тошнота, потом настал черед активной неприязни, потом легкой неприязни, потом неприязнь прошла вовсе. Теперь Васька находит их забавными, провоцирующими воображение.
Да, именно так: они забавны.
Как забавны рассуждения птицы Кетцаль об убийстве, как об одной из разновидностей керамического производства. Одна история про рыболовные крючки в щеке администратора кафе чего стоила!.. Они часто разговаривают о смерти, вернее: о чем бы они не разговаривали, разговор все равно упирается в чью-то смерть, конкретную или абстрактную. Ямакаси перекормлен порномультяшками, может, поэтому и смерть кажется ему рисованной?
Влезть в голову Ямакаси невозможно.
Слишком узки его глаза, слишком узок рот, слишком незначительны круглые выразительные ноздри – не протиснешься.
Так же невозможно убить паука.
Было невозможно – до самого последнего времени, до того, как они провалились в эту мансарду, как проваливаются в полынью. Рано или поздно это должно было случиться: в другом месте, при других обстоятельствах, на крыше с мансардным окном или вовсе вне крыши. Они могли найти пакет с пистолетом водном из многочисленных, если не мансардных, – то слуховых окон, или на одном из чердаков, или за одной из печных труб. Они могли найти пистолет просто на улице. Они могли сбить своим мопедом какого-нибудь зазевавшегося прохожего и уехать с места происшествия, прихватив его сумку, а в ней бы оказался пистолет. В конце концов, Ямакаси мог просто купить пушку – вместо бессмысленно дорогого белья для Васьки.
Пора признаться себе: желание убить паука было слишком сильно, чтобы не материализоваться.
Однажды, еще до того, как пропасть без вести в Интернете, умник Леха рассказывал ей об учении каббалы и о древней мудрости, связанной с каббалой: «если вы по-настоящему страстно чего-то желаете – желание обязательно осуществится».
Тогда она не рискнула ничего пожелать.
Теперь – самое время.
– …По-моему, пистолет решает все проблемы, – снова повторил Ямакаси.
