Михаил Черненок - Последствия неустранимы. Жестокое счастье
«Последняя» ночь для Нади Тумановой была кошмарной. Головчанский жаловался на жену-мегеру, отнявшую у него все радости жизни, ругал хапугу Хачика Алексаняна за то, что тот перед самым отпуском натворил ему неприятностей по работе, а Надя слушала эти излияния, как в дурном сне. В ее мозгу лихорадочно билась одна и та же мысль: «Надо любыми путями уговорить Олега уехать из райцентра! Немедленно уехать куда угодно».
Вывел Надю из дремы Головчанский. Посмотрев на часы со светящимся циферблатом, Александр Васильевич поднялся и, одеваясь, сказал, что ему надо поспеть на вокзал к семичасовой утренней электричке. Надя спросила, который час. Было без пяти минут шесть. Она тоже оделась и стала ждать, когда наконец Головчанский уйдет. Но Александр Васильевич уходить не торопился. Он вдруг вспомнил, что позабыл вчера выкупить жене лекарство. Достал из кармана висящего на стуле пиджака рецепт и попросил Надю передать его Софье Георгиевне. «Вы с ума сошли, — прошептала Надя. — Мне стыдно вашей жене в глаза смотреть». — «А ты не смотри, лапушка. К тому же, стыд не дым, глаза не ест». Головчанский положил рецепт на кухонный столик, потер ладонями опухшее лицо. Посмотрев на недопитую бутылку, усмехнулся: «Или я вчера был невменяем, или домовой пробку отвинтил». Надя не придала этим словам значения, хотя точно помнила, что Головчанский вчера завинчивал пробку.
За окном шел дождь. «Как в такую погоду сухим к вокзалу добраться?» — будто сам себя спросил Головчанский. Потом налил чуть не полную чашку коньяка, завинтил бутылку пробкой, залпом выпил и, облокотившись на стол, задумался.
«Уходи, подлец, скорее уходи!» — мысленно умоляла Туманова. Однако Головчанский все сидел и сидел. Минут через десять его вроде бы стало подташнивать, но он, судя по лицу, мучительным усилием сдержал рвоту. Резко поднявшись, качнулся. Недолго постоял. Пошел было из кухни в комнату за пиджаком и вдруг повалился на стену. Прижавшись к стене плечом, уставился на Надю мутными расширенными глазами. Тяжело дыша, проговорил заплетающимся языком: «Лапушка… ты чего в бутылку… подсыпала?..» Это были последние слова Головчанского. Будто парализованный, он вроде бы хотел добраться до кровати, но едва только отшатнулся от стены — ничком рухнул на пол…
Дальнейшее Надя Туманова помнила смутно… Она долго искала ключ от двери, а тот, как обычно, оказался на гвоздике, вбитом в дверной косяк. Первое желание — вызвать «Скорую»! — сменилось мыслью: «А чем объяснить, что Головчанский оказался на даче?!» Она сунула бутылку в хозяйственную сумку. Скомкала и бросила туда рецепт. Схватила чашку, но та выскользнула из рук, упала и разбилась. Надя собрала осколки фарфора в сумку и, не закрыв дверь на замок, бросилась к райцентру.
Дождь лил как из ведра. В кооперативе не было видно ни души. Выбежав на проселочную дорогу, Туманова заметила густой куст шиповника и вытряхнула за ним содержимое сумки…
— Больше ничего не знаю, — тихо закончила Надя. — Когда в субботу вы с Олегом вышли из машины, у меня сердце чуть не остановилось. Решила — конец, арестовывать приехали…
«Вот уж действительно час от часу не легче», — подумал Антон. Надя казалась искренней до предела, но не верилось, что Головчанский, наливая коньяк из одной и той же бутылки, провел ночь без малейших признаков отравления, а утром, опохмелившись, скончался чуть ли не моментально. Бирюков поинтересовался мнением Тумановой, однако та ничего определенного сказать не могла. Дверь дачи всю ночь находилась на замке. Окно в кухне вообще не открывается. Словом, складывалась пресловуто-детективная ситуация.
— Сколько у вас ключей от дачи? — спросил Антон.
— У меня… и у Олега… Был еще запасной, но затерялся, — тихо сказала Туманова.
— Может, Олег его кому-то отдал… Скажем, тот же Головчанский попросил…
— Зачем?
— Чтобы переночевать. Кстати, вы с Александром Васильевичем раньше на даче встречались?
Туманова испуганно расширила глаза:
— Нет, я не сумасшедшая. Честное-пречестное слово, всю правду рассказала. Не верите?
— Верю, но не могу понять: кто и как подменил бутылку?
— Никто ее не подменял. Посудите, если бы кто-то входил в кухню, то следы на полу остались бы… Дождь ведь проливной хлестал…
— Следов, значит, не было?
— Нет, я не заметила. И бутылка вроде та же самая, со штампом на наклейке… Точно на том же месте стояла…
— Но пробку-то с нее кто-то свернул. Хорошо помните, что Головчанский вечером закрывал бутылку?
— Помню… Меня арестуют?
— За что?
— Ну… Головчанский… при мне умер.
— Вы ведь говорите, что в его смерти не виноваты.
— А чем я это докажу?
Бирюков, раздумывая, побарабанил пальцами по столу:
— Доказывать придется нам…
13. Стрункин вносит пояснение
Слава Голубев сидел на краешке подоконника и сосредоточенно слушал Бирюкова, рассказывающего о только что состоявшемся разговоре с Надей Тумановой. Когда Антон закончил, Слава хлопнул ладонью по колену:
— И ты поверил в такую байку?
— В нашей работе, Славочка, прежде чем поверить, надо проверить.
— Обязательно проверим! Не Олег ли Туманов на почве ревности свел счеты со своим любимым начальником, а?..
— Еще что-нибудь скажешь?
— Скажу. Надю из числа подозреваемых исключать нельзя. Вот почему… Головчанский был единственным свидетелем ее грехопадения, и она решила его ликвидировать. Только сорвалось у нее что-то. Видимо, рассчитывала, что Александр Васильевич, хлебнув отравы, со всех ног помчится на вокзал и по дороге свихнется, а он раньше богу душу отдал. Ну, как версия, а?
— Жаль, что у нас в отделе нет должности оперативника по версиям, — усмехнулся Антон. — Это было бы твое коронное место — прямо на ходу придумываешь… Ну а у самого-то что нового?
Голубев поскучнел:
— Пока ноль без палочки. Всех пацанов из дачных домиков опросил — спали ночью, ничего не видели. Правда, один сказал, будто вечером в пятницу мальчишки с Заводской улицы жгли костер на берегу Ини, за кооперативом. Вроде хотели остаться на ночную рыбалку. Сейчас побегу на Заводскую, там у меня много друзей из подрастающего поколения.
Голубев соскользнул с подоконника и в дверях чуть не столкнулся с заглянувшим в кабинет высоким плечистым мужчиной.
— Иван Тимофеевич! — будто обрадовался Слава. — Здравствуйте!
— Здорово, — как давнему знакомому, ответил мужчина. — Где тут начальник угрозыска?
Голубев указал на Бирюкова:
— Вот этот молодой человек приятной наружности. Ко мне, Иван Тимофеевич, вопросы есть?
— Мне начальника надо.
— Тогда до свидания.
— Будь здоров. — Мужчина спокойно подошел к стулу, уселся и, кинув взгляд на дверь, за которой исчез Голубев, спросил Бирюкова: — Что за мальчуган?
— Старший оперуполномоченный по делам несовершеннолетних, — ответил Бирюков.
— Сам-то он совершеннолетний?
— Вполне. Два года на погранзаставе отслужил.
— Вон как… — Мужчина поднес ко рту кулак, кашлянул. — Стрункин моя фамилия. Зовут Иваном Тимофеевичем. Пришел внести пояснение. В общем, с Тоськой мы помирились, а поскольку гражданин Головчанский, как ходят слухи, помер, то у меня теперь к жинке претензий не будет.
— По-моему, и раньше у вас не было серьезных поводов, чтобы скандалы с ней учинять, — сказал Бирюков.
— Возможно, и так, — согласился Стрункин. — Тоська женщина озорная, но не блудливая. Головчанский мне покоя не давал. Это, авторитетно скажу, такой гусь, что и порядочную бабенку шутя мог с панталыку сбить.
— Знали его?
— Еще бы! До Олега Туманова я у Головчанского личным шофером был. Насмотрелся на любовные шашни, хотя он тогда еще главным инженером ПМК работал. А уж как начальник стал — пришлось мне по собственному желанию убираться. Бросил шоферить. На железную дорогу устроился, курсы рефрижераторщиков закончил. Теперь передовиком труда являюсь, а в ПМК до конца жизни баранку крутил бы без всякого почета.
— Может, Иван Тимофеевич, вы ошибались в Головчанском…
— Факты могу привести… Вот, значит, у Головчанского водилась такая порочная манера: как на объект поедет со смазливой сотрудницей, сам за руль садится. Мне, шоферу, вроде любезность делает. Отдохни, дескать, Тимофеич, от баранки. Хочешь — домой прогуляйся, хочешь — в гараже послесарничай, подсоби ребятам.
— С кем же из сотрудниц он ездил?
— А, считай, со всеми, какие лицом получше.
— Ну, Иван Тимофеевич, такого быть не может, — недоверчиво сказал Антон. — Если вы решили сделать пояснение, то говорите конкретно, а не общими фразами.
Стрункин кашлянул в кулак:
— Конкретно, машинистку Анну Огнянникову много раз возил. Дескать, на объекте чего-то отпечатать срочно требуется. А чего, спрашивается, без машинки Анна отпечатает?.. Не надо быть папой римским, чтобы понять, что к чему. Тут и козе понятно…
