Патриция Вентворт - Убийство в поместье Леттеров
Фрэнк закончил записывать. Лэм обернулся к нему и сказал:
— Пройдите быстренько в гостиную и посмотрите, там ли эта чертова коробка!
Глава 38
Для Джимми Леттера это оказалось большим ударом. Однако в самом крушении всех его иллюзий относительно Лоис уже была какая-то надежда на то, что от этого удара он сможет оправиться в будущем. Ни один мужчина не может с любовью хранить память о той, которая пыталась его отравить. Разумеется, он переживал страшный шок, в результате которого вся его супружеская жизнь, все воспоминания, связанные с ней, оказались разбиты вдребезги. Но когда будут убраны все осколки и куски прошлого, найдется и место, чтобы возводить здание своей жизни заново. Далее теперь, уже в первые часы, он чувствовал что-то похожее на облегчение. Постоянные страхи, что это он, Джимми, вынудил ее к самоубийству, исчезли.
Предварительное заседание открылось в четыре часа пополудни. Следователь, старый доктор Саммерс, повел дело твердой рукою. До начала он имел беседу за закрытыми дверями со старшим инспектором Лэмом, и к концу ее они пришли к полному согласию: было решено, что дача свидетельских показаний будет сведена до минимума и что сенсационных заявлений следует избегать по мере сил. Присяжные подобрались все люди серьезные, главным образом из местных фермеров. Председательствовал у них хозяин «Быка» — старый холостяк средних лет, который разводил породистых собак. Помимо фермеров, среди присяжных была еще пара владельцев лавок.
Зал заседаний был забит до отказа, в основном местными жителями, для которых каждое такое событие — дополнительное развлечение. Присутствовало и довольно много журналистов. Атмосфера была накалена и в переносном и в прямом смысле слова: терпко пахло скипидаром и потом.
Сначала были выслушаны полицейские и медицинский эксперт. Причина смерти — морфий — сомнений не вызывала. Была названа точная доза, после которой последовала смерть. Затем доктор Саммерс вызвал Джимми Леттера.
— Вы были женаты два года?
— Да.
— Между вами и вашей женой были хорошие отношения?
— Да, — отозвался Джимми Леттер с покинутого берега своей прошлой жизни.
— Однако на этой неделе у вас произошла серьезная размолвка? — спросил мистер Саммерс. И, поправляя съехавшие очки, решительным тоном добавил: — Я не собираюсь углубляться в причину вашей ссоры, однако хотел бы знать, насколько она была серьезной.
Поскольку благодаря Глэдис Марш вся деревня уже была в курсе того, что мистер Леттер застал жену среди ночи в спальне молодого мистера Энтони — такой симпатичный малый и уже обручен с мисс Джулией, — то все в зале с полным пониманием и сочувствием отнеслись к краткому утвердительному ответу на этот вопрос мистера Джимми. По залу прошел шепот.
— Можете ли вы подтвердить, — торопливо проговорил старый Саммерс, — что размолвка была настолько серьезной, что могла завершиться разводом?
Мистер Джимми снова ответил «да», после чего был подробно допрошен обо всех событиях, имевших место в среду вечером, и отпущен на свое место в зале.
Затем вызвали Джулию с тем, чтобы она описала, в каком состоянии нашла миссис Леттер.
Затем пришел черед Полли.
Это был уже четвертый раз, когда ей пришлось повторять свой рассказ, и слова складывались сами собой. Своим детским, тихим, но вполне внятным голоском она описала сцену в ванной комнате. Возможно, в этот момент ей вспомнилось, как на этой же сцене она изображала маленькую фею, когда они в воскресной школе ставили сцены из шекспировского «Сна в летнюю ночь»; а возможно, она вспомнила, как стояла возле яслей в длинном белом одеянии и крылышками за спиной, когда они разыгрывали картины из Святого Писания. У Полли был несильный, но чистый голосок, и однажды она даже исполняла партию служки при могильщике Доброго Короля Венцеслава. Она тогда нисколько не боялась, потому что на самом-то деле могильщик был ее дядя Фред, и потом, всех сидевших в зале она знала со дня своего рождения. Возможно, все эти воспоминания и придали ей храбрости.
Следователь даже похвалил ее за то, как она все складно рассказала. Потом ей предъявили коробочку, которую она до этого описала, и Полли опознала ее. В конце мистер Саммерс задал ей тот же самый вопрос, что и мисс Силвер: видела ли она лицо миссис Леттер и каким оно показалось Полли. И Полли ответила теми же словами, что и тогда:
— Мне показалось, что миссис Леттер очень собою довольна.
По залу как будто пронесся вздох. За исключением газетных молодцов, здесь все знали миссис Леттер, по крайней мере видели ее. Некоторые даже имели случай переброситься с ней двумя-тремя словами. Все знали и о том, что в стены ее комнаты и ванной были вделаны зеркала, что было сочтено «неприличным». Все они во время рассказа Полли представляли себе живо, как эта красивая миссис Леттер, наклонившись над ванной, разбивала в порошок таблетки морфия и к тому же еще «выглядела так, будто была очень довольна собой». Для людей с воображением картинка получалась довольно зловещая. Отсюда и тот общий вздох, который пронесся над залом. Полли села на свое место. Следующей вызвали мисс Мерсер.
В ее гардеробе не нашлось ничего черного, и поэтому вместо траура на ней было темно-синее платье, которое она обычно надевала летом, и синяя соломенная шляпа, которую поселяне видели на ней во время воскресной службы каждую неделю, начиная с апреля. Лицо ее между полями шляпы и воротником платья казалось настолько бледным и осунувшимся, что следователь Саммерс взглянул на нее с нескрываемой тревогой. Он был старым приятелем ее отца, и когда-то давно, лет сорок тому назад, он помнил как девочка Минни сидела у него на коленях и лазила к нему в карман за мятными лепешечками. Он приступил к ее допросу так мягко, как только мог. Сначала о морфии.
— Он был еще из запасов вашего батюшки?
— Да.
— Где вы его хранили?
— В аптечке.
— Запирали ли вы ее?
— Да.
— Где хранили ключ?
— В ящике туалета.
Голос ее, как и лицо, был лишен всякой выразительности.
— Вы заметили, что пузырек с морфием был передвинут?
— Мистер Леттер зашел ко мне, чтобы попросить какое-нибудь снотворное. Шкафчик был в это время открыт, потому что я как раз доставала оттуда крем для лица. Он достал бутылочку с морфием, а я ее забрала обратно, предупредив, что он опасен. По-моему, когда он взял его, пузырек находился в переднем ряду, хотя должен был стоять в заднем, в коробке.
— Мистер Леттер брал ее у вас на глазах?
— Да.
— Он ничего из нее не вынул?
— Нет. Я отобрала пузырек сразу же.
— Заметили ли вы, что пузырек не на месте, когда доставали крем?
— Нет. Крем стоял вместе с другими такими же баночками. Я не обратила внимания на морфий, пока мистер Леттер его не достал.
— Бросилось ли вам в глаза что-нибудь особенное, когда вы ставили пузырек на место?
— Я подумала, что пузырек не такой полный, как был. Я не могла быть уверена, потому что долго вообще не брала его в руки.
— Какое снотворное вы дали мистеру Леттеру?
— Две таблетки аспирина.
— И потом вы заперли аптечку?
— Да.
— И положили ключ на обычное место?
— Да.
— Он видел, куда вы его положили?
— Нет.
— Когда все это имело место?
— Во вторник вечером.
— То есть за сутки до смерти миссис Леттер?
Минни кивнула головой.
Саммерс снова поправил пенсне.
— Теперь перейдем к событиям вечера среды. Пожалуйста, расскажите нам, что вы видели и что сделали, когда вошли в гостиную после ужина?
Тем же безжизненным голосом она повторила то, что уже рассказала до этого Лэму. Присяжные представили, как она стоит на пороге и видит, что миссис Леттер сыплет в одну чашку порошок из коробочки. Они представили, по ее рассказу, как миссис Леттер добавила туда же сахар, коньяк и помешала ложкой, а затем поставила эту чашку на стол возле кресла мистера Джимми. Они будто собственными глазами видели, как миссис Леттер наполняет коробочку сухими лепестками и засовывает ее в ящик стола.
В зале заседаний стояла мертвая тишина. Каждое тихо произнесенное Минни слово падало в эту тишину, как камень и воду. В разгар этого душного не по-осеннему дня каждый из присутствовавших почувствовал внезапный озноб. Мистера Джимми знали здесь все. И не кто иной, как его собственная жена всыпала яд в кофе и поставила ему чашку под локоть.
В этом же полном молчании они выслушали рассказ Минни о том, как она подменила чашки. Мисс Минни все они тоже знали прекрасно. Она учила их детей в воскресной школе; она бывала в гостях почти у каждого из них в доме — еще в те дни, когда была совсем ребенком. Все сорок восемь лет ее жизни были известны им, как читаная и перечитанная книга. Внимание, с которым люди следят за придворной жизнью — ничто по сравнению с тем, с которым наблюдают друг за другом деревенские жители. Никому из них и в голову не пришло усомниться хоть в одном слове Минни Мерсер. Не пришло это в голову и следователю, однако он задал ей еще несколько вопросов — главным образом с тем, чтобы все стало до конца ясно джентльменам из прессы.
