Алла Драбкина - Жена по заказу
Примерно такого рода порядок наводил в своей квартире я, когда уезжала Светка, и очень удивлялся, что у нее с порога при виде моей хозяйственности портится настроение.
Да, я, мужчина, не мог навести уюта, но, прожив много лет с нормальной женщиной, все же понимал, что такое уют и как он нужен даже нормальному мужику.
Так чем же жила Ирка? Тряпки? Нет, она вечно носила одно и то же. Уютом? Кому уютно в этом скучном голом гробу. Любовью? Спасибо, не надо.
Дружбой? Остереги, Господи!
– Старуха, закуску гони! – гулял вовсю разошедшийся Никита.
Была принесена закуска. Два огурца, помидор и какая-то бурая мешанина чуть ли не из фасоли с вермишелью прямо на сковородке.
Мы с Никитой цапнули по огурцу, потому что есть то, что приготовит Ирина, никогда не хотелось.
А время между тем шло, и мы уже не только играли в алкающих забулдонов, нам очень хотелось выпить хотя бы потому, что наши дальнейшие действия были неясны и страшили нас.
Наконец выпили. Как следует. Водка резко ударила в желудок, и только спустя некоторое время, понемногу взялись силы не на то, чтобы продолжать с несведущей Иркой нашу циничную игру, а чтобы наконец начать говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Начал Никита:
– Знаешь, Ирка, то, что ты взяла эти деньги, – самое понятное из того, что ты делала всю жизнь. Другое дело, что из-за этих денег чуть не убили человека… Но ведь у тебя всегда была такая убогая фантазия, ты никогда не могла представить, каково другим…
Она молчала. Лицо ее бледнело, становилось похожим на маску. Потом она усмехнулась непослушными губами, усмешка, как шрам, исказила ее лицо. И она нашла в себе силы сказать:
– А что я такого делала?
– Начнем с простейшего… – спокойно сказал Никита. – Вспомним историю с миксером.
– С каким еще миксером? – презрительно сказала она.
– Для тех, кто не знает. Тебя это прямо касается, Леха. Однажды перед своим днем рождения я решил потрясти гостей какими-то там пирожными. Ты ж понимаешь, что в браке с Ириной готовил я сам, потому что она то ли не умела, то ли не хотела. Как помнишь, Леха, я позвонил насчет миксера тебе.
Что-то такое было, припоминаю. Но что именно может произойти вокруг миксера?
– Жили мы тогда рядом. Ира ушла в час дня и вернулась в час ночи вдребезги пьяная. Это бы ладно, насчет этой нашей привычки всем известно.
Леди Эшли! Хемингуэй. Это мы ставим себе в заслугу, не только Ира. Но далее было много рыданий и упреков. Меня упрекали в том, что я нарочно послал ее к тебе за миксером, прекрасно зная, что ты ее изнасилуешь…
Кровь ударила мне в голову. Ведь этого же не было, не было!
– И ты поверил?! – ,как бешеный заорал я.
– Не волнуйся, – успокоил меня Никита, – не ты первый, не ты последний. В списке насильников у Ирочки стоит даже собственный папа…
– Как ты смеешь! – с хорошо наигранным, праведным негодованием закричала Ирина. – Я рассказала только тебе, потому что ты врач и я любила тебя!
– Дорогая Мэрилин Монро, жертва насильников с пяти лет, вы забыли, что рассказали это и мне. Потому, что я сыщик и любил вас? Но зачем вы рассказали об этом всему курсу Театрального института? Вам нужна была жалость?
– Нет, – оборвал меня Никита. – Не жалость.
Рассказывая такие ужасы, она всегда ждала подобных признаний и от других. Находились наивные и одинокие люди, которые должны были хоть кому-то сказать. И говорили. А потом удивлялись, что вокруг них творится что-то не то, что их тайна уже не тайна. Ну и потом это все годилось для досье…
– Для каких досье? – презрительно выплюнула Ирина.
– Досье на тех, кто действительно состоял в черных списках. Ты ведь очень хорошо втиралась в мир людей, с которыми вела свои игры одна серьезная организация. Ты хочешь сказать, что по твоему доносу никого не посадили? А скольких хороших режиссеров ты пережила в своем театре?
Почему, стоило тебе пару месяцев повыть у меня на плече, что такой-то изверг, как этого изверга, будто по волшебству, изгоняли из театра. Почему ты постоянно, за копейки, ездила за границу со всеми возможными творческими группами? Что ты там делала? Кому ты там была нужна, творческая личность?
Лицо Ирины каменело, но оно уже не выглядело испуганным. Вот так же фанатично сверкали ее глаза в том, старом фильме, где она играла непримиримую фанатку-правдолюбку.
– Что же ты жил со мной с такой? Чего же проще – рассказать всему свету, какая я бяка, и уйти от меня героем?
– Я не мог поверить в это, – тихо сказал Никита. – У меня было слишком много больных, которые за всем видели козни КГБ. Уж не говоря об интеллигентных профессиях, были дворники, была тетка – переборщица овощей с овощебазы.
Я просто думал, что сам от них заразился подозрениями.
– А может, и заразился? – усмехнулась она без тени смущения. – Вы, интеллигентики, такие хилые…
– Что же ты всю жизнь так лезла к интеллигентикам? И себя так называла без всяких на то оснований?
Ирина молчала с презрительной улыбочкой.
И не надо мне говорить о комплексах, о том, что ей было стыдно, но она скрывала свои чувства.
В моей практике было много людей, которые никогда не раскаивались в том, что натворили. Лишь досадовали, что попались на этот раз, и гордились, что не попадались раньше.
Мне стало безнадежно-противно, я больше ничего не хотел выяснять. Конечно, я знал способ, как пронять ее, достать до печенок. И Никита тоже знал этот способ, но говорить о Ваньке не стал. Тут он считал виноватым себя и, может быть, был прав. Он лучше нас знал, с кем оставил сына. Он не знал, на ком женился, но прекрасно знал, с кем разводился.
– Давай деньги, Азеф ты наш доморощенный, – устало сказал Никита.
Ирина не шевельнулась.
Я подошел к посылкам, ножом взломал крышки. Сумка для денег у нас была. Я был уверен, что Ирина не повесится со стыда.
И я оказался прав. Ирина не повесилась.
