Лариса Соболева - Лицензия для Робин Гуда
– А вам советую... – говорила Люда, изучая меню, – раз вы предпочитаете пить крепкие напитки... коньяк «Отард». Надеюсь, в этом ресторане нет подделок? Этот коньяк делается в замке Шато де коньяк. В его подвалах трехметровые стены омываются водой, что поддерживает нужную температуру и микроклимат, это очень важно для выдержки.
– Сегодня я почерпнул массу полезных знаний, – сказал Клочко. – Теперь меня на мякине не проведут. Ну, а вы, Людмила, что будете пить?
– Мартини, – подсказала Марьяна.
– Ну, разве что глоток... – согласилась Люда.
Она, знающая практически все об изысканных спиртных напитках, ни разу не пила их, а хотелось попробовать, несмотря на сегодняшнее утреннее похмелье. Но всего лишь глоток, от этого плохо не будет. Когда еще удастся?
– Разрешите?
Люда подняла глаза. У столика стоял амбал, на физиономии которого жирная печать: вчера откинулся с зоны.
– Садись, – безнадежно махнул рукой Клочко. Вечерок покатился не по плану, это расстроило, но появление Калюжника, пожалуй, как нельзя кстати, вдруг он захочет снять Людочку? – Знакомься. Это Марьяна. Это Людмила. А это Витяня.
– Виктор, – поправил Калюжник.
Опускаясь на стул, он заострил внимание на имени одной из дам за столом – оно последнее время прямо-таки «любимым» стало. Женщин с именем Людмила тысячи, тем не менее, он уставился на девушку с заметным интересом. И показалось ему, что однажды уже встречался с ней...
– Почему ты не на даче? – отвлек его Клочко.
– Подчиненным надо давать свободу. Иногда.
Калюжник снова перевел глаза на Людмилу, отметив: обилие косметики ей не идет, и скорей всего потому, что нанесена косметика неумелой рукой. Зачем же так мазаться, если не умеешь? Поведение не шлюхи... Где-то он видел эти кошачьи глазенки...
Официант принес спиртное и закуски. Первый тост – за знакомство. Люда осторожно взяла конусообразный бокал, пригубила. Изумительный вкус.
– Это мартини-биттер, – определила Люда. – Привкус горьковатый.
– Что б я так жил! – воскликнул Клочко, заметив, с каким пристальным вниманием за Людой наблюдает Калюжник. Значит, девчонка ему приглянулась. – Откуда такие познания, Людочка?
– Я работала промоутером в продуктовом супермаркете, – сказала она. – Толкала, как сейчас говорят, спиртное.
– Пардон, а что такое промоутер? – почему-то хихикая, спросил Клочко. – Новая кличка продавца?
– Это производное от английского слова «промоушен», что означает продвижение, – объясняла Люда. – А промоутер занимается продвижением товара на рынке, я и занималась...
Калюжник замер. И говорит не как шлюха, а по виду – так самая настоящая... Где-где она работала? В продуктовом супермаркете? Спиртное толкала? Он впился в девушку глазами и наконец узнал.
Ипсиланти сидел в машине у дома Свищевых – ждал Петра Петровича. Георг хотел поговорить с ним наедине, а не при жене, которая постоянно перехватывает инициативу. По телефону Лидия Евгеньевна сказала, что мужа нет, вернется поздно, так как близится конец года, на работе аврал.
Ипсиланти узнал его издали. Он шел так же, сгорбившись, как сидел за столом, когда Краснов и Георг впервые познакомились со Свищевыми. Ипсиланти вышел из машины, пошел навстречу, поздоровался.
– Кто вы? – отпрянул Перт Петрович.
– Следователь Ипсиланти, – ответил Георг, поразившись пугливости Свищева. – Я приезжал к вам по поводу вашего заявления...
– Помню, помню, – проговорил тот, но испуг его не прошел. – Вы нашли Тимофея и Людмилу?
– Нет, к сожалению. Но у меня есть несколько вопросов к вам.
– Идемте в дом...
– Мне хотелось бы поговорить с вами наедине. Вон моя машина... Посидим в ней?
Неохотно Петр Петрович сел в машину, сел с некоторой обреченностью, будто предвидел, что Ипсиланти устроит ему казнь. Наверное, Петр Свищев привык подчиняться. Впрочем, не он волновал Георга. Ипсиланти начал после небольшой паузы, дабы этот человек привык к мысли, что ему придется ответить на ряд неприятных вопросов:
– Петр Петрович, а вы сказали неправду. Летова не крала вашего племянника. – Кажется, Свищев перестал дышать, во всяком случае, производил впечатление неживого существа. И молчал. Посему Ипсиланти продолжил: – Тимофей убегал от вас. Я думаю, вам плевать на мальчика, где он и что с ним. Но мне интересно знать, почему вы написали заявление, будто его украла Летова?
– Я... не писал... то есть... жена настаивала...
– Петр Петрович, давайте по существу.
– Хорошо. Тима – очень сложный ребенок, а у нас определенные правила, строгости. Он не привык...
– Я не требую, чтобы вы оправдывались передо мной, отношения с Тимой – дело вашей совести. Мне известно, что Тимофей – неродной сын вашего брата, он его усыновил. Но усыновил официально, и мальчик является наследником первой очереди. Думаю, именно в этом лежат корни вашей неприязни к нему, фактически чужому ребенку. Видите, мне все известно.
– Вы не правы. Мы с женой очень хотели иметь ребенка...
– Речь идет не о вашей жене. О заявлении. Почему вы только спустя семь месяцев написали его, оболгав Летову? Петр Петрович, лучше расскажите правду. Я ведь все равно до нее докопаюсь, но в этом случае вам придется давать объяснения в другом месте.
– Я не могу.
Свищев закрыл ладонями лицо, весь съежился, смешно прижимая портфель к животу. Ипсиланти поморщился: не хватало, чтоб этот, с позволения сказать, мужчина разрыдался, как баба. Тьфу, противно. Ипсиланти поставил локоть на руль, подперев голову рукой, и ждал четкого ответа на четко сформулированный вопрос. Нет, не дождался. Все-таки придется толкать Свищева, как упрямого осла:
– Петр Петрович, я жду. На что вы рассчитывали, когда лгали? Достаточно узнать единственную деталь, чтобы сделать выводы. Тима от вас убегал, а от Летовой нет. К тому же он не пятилетний ребенок, чтобы его можно было выкрасть, он в состоянии сам определить, где ему жить. Значит, Тимофею у вас было плохо. Откуда же такая запоздалая забота – заявление? Что произошло?
– Мне очень трудно... – преодолевая некий барьер, заговорил наконец Свищев. – Да, вы правы. Мы не умеем обращаться с ребенком, тем более с таким, как Тима. Лидочка старалась, но у нее не получалось управляться с ним. Тима стал ее раздражать, иногда она не сдерживалась. У нас накалилась обстановка, и Тима убежал. Сначала мы его искали, а потом Людмила переехала, не оставив адреса соседям. Потом мы перестали искать его, потому что жена лечилась у психиатра. И вдруг однажды вечером, это было накануне того дня, когда мы отнесли заявление... к нам пришли двое... Они сказали, что им известно, где Тимофей, и чтобы мы написали заявление... Они вынудили нас.
– Угрожали вам?
– Нет... но они так говорили... это было хуже угроз. И продиктовали, как надо написать.
– Ну, а как именно они говорили?
– Просто приказывали. Дали лист. И сказали: завтра же с утра отнесет.
– Вы не поинтересовались, зачем им это нужно? Кто они? Откуда?
– Мы с женой очень испугались, ведь они буквально ворвались в дом. У нас дверь всегда перекрыта цепочкой. Когда позвонили, Лида только приоткрыла дверь, как вдруг сразу просунулись щипцы и перекусили цепочку. Это было очень быстро. Потом они схватили жену и грубо притащили в комнату, приказали позвать меня.
– Вы помните внешность этих людей?
– Ну, так... в общих чертах.
– А мне нужны конкретные.
– Боюсь, конкретных примет я не запомнил. А Лидочка вообще была в жутком состоянии. Я после этого вызывал ей «Скорую».
– Итак, вы выполнили их требования, – подвел итог Ипсиланти. – А сами не подумали, зачем им нужны Людмила и Тимофей? – Свищев молчал, значит, все-таки думал об этом... И вы с супругой пришли к мнению, что чужой ребенок и какая-то Летова не стоят того, чтобы рисковать собственной шкурой. Что ж, логично. А ведь ваш брат, Петр Петрович, спас Тимофея ценой собственной жизни, так-то.
– Как-как? Почему вы...
– Идите, вас жена ждет.
Глава 27
Он узнал ее. Да и как не узнать, когда она в метре от тебя? Калюжник лично водил Яцкова в магазин, где работала Людмила, чтобы тот запомнил ее, показывал с крыши, где расположены окна Летовой. Он готовил Яцкова морально к тому, что ему предстоит сделать. Парень оказался крепким, решительно взялся за исполнение. Сам Калюжник мокрухи избегает, не царское это дело, разве что в крайнем случае. Теперь он разглядел и парик, из-под которого выбились тонкие пряди рыжих волос, отливавшие под электрическим освещением золотом. Она. Летова.
Он развалился на стуле, получая удовольствие от сложившейся ситуации. Знал бы Клок, с кем сидит за одним столом! Но он не знает Летовой, никогда ее не видел. А Калюжнику стоит один раз увидеть, и никакие парики с краской не спасут. Все, песенка девочки спета. Он расслабился, оценил и Марьяну: здоровая, как трехколесный велосипед, которым асфальт укатывают, и глаз игривый. Не женщина, а мед. И такая баба достанется Клоку... Вон он весь слюной изошел. Интересно на его рожу посмотреть, когда узнает, с кем ужинал. Ничего, этот цирк впереди. Сейчас Калюжник обдумывал, как Летову утащить из ресторана.
