Елена Михалкова - Алмазный эндшпиль
– Да вроде без эксцессов, – Дымов покосился на съежившегося ювелира.
Всю дорогу тот молчал, но когда «ауди» подъехала к серому офису Хрящевского, Верман бессознательно вцепился в ручку дверцы. В подземном гараже шум улиц стих, и в машине стало отчетливо слышно его тяжелое прерывистое дыхание.
«Как улитку придется его выковыривать, – озабоченно подумал Дымов. – Чего доброго, обгадится с перепугу, вонючка…»
Он с отвращением зыркнул на Вермана, и тут его осенила новая мысль. «Полбеды – обгадится, как бы не помер!»
Дымов отлично умел орать, угрожать, втаптывать в грязь чужое достоинство и издеваться. Успокаивать и утешать – гораздо хуже.
– Слушай, Верман! Хрящ хочет поговорить с тобой о Генрихе Краузе, – неуклюже соврал он. – Выложишь все по-быстрому – и отправишься на встречу со своим Дворкиным.
Фраза про встречу с Дворкиным отчего-то возымела ровно противоположный эффект: Верман уставился на Валентина Петровича с ужасом, беззвучно шевеля губами.
– От черт! – выругался Дымов, сообразив, что ювелир понял его превратно. – Да жив твой Дворкин, жив! Везут его к тебе в целости и сохранности.
Насчет «везут» Валентин Петрович, положим, соврал. Ему было отлично известно, что Сему Дворкина по-прежнему держат в подмосковном коттедже. А если быть точным, то не в самом коттедже, а в подвале. В последнее время небольшой поселок разросся, и, хотя дом окружал двухметровый забор, Дымов решил подстраховаться. Мало ли, что взбредет в голову пленнику – вдруг начнет орать или подавать знаки «Sos» в окно! А людишки нынче пошли бестактные, любопытные, готовые сунуть нос не в свое дело. Зачем рисковать? Пусть орет в подвале, там его точно никто не услышит.
Но Верман об этом не знал и немного приободрился. «Должно быть, сперва испугался, что его на расстрел ведут, – усмехнулся Дымов, но тут же помрачнел. – Хотя с Хряща станется, честное слово…»
У входа в кабинет Хрящевского ювелир вдруг встал как вкопанный.
– Э-э, ты чего, – прикрикнул Дымов. – Давай!
Он подтолкнул несчастного внутрь. Из малинового кресла навстречу им поднялся хозяин кабинета.
Хрящевский широко улыбался. От этой улыбки Моня скакнул назад, как перепуганная лошадь, но уперся в Дымова.
– Заходи, заходи! – дружелюбно пригласил Николай. – Что глаза прячешь? Хотел кинуть Колю, а? Хотел, хотел! – он удовлетворенно засмеялся. – Думал, ты самый хитрый. Думал, сука, а?
Хрящевский занес над Верманом растопыренную пятерню.
Моня вжал голову в плечи и зажмурился, ожидая удара. Но Хрящ не ударил: он влепил пятерню в лоб Моне и с силой толкнул его. Верман быстро-быстро попятился назад, смешно перебирая ножками и взмахивая руками, чтобы не свалиться на спину.
Дымов расхохотался – до того нелепо выглядел ювелир. Ну точь-в-точь жук, который боится, что шмякнется и больше не встанет. Так и будет лежать, дрыгая лапками, до тех пор, пока не переедет велосипед или не раздавит тяжелая подошва. Хрусть – и нету Вермана! То есть жука.
– А я ведь, Моня, хотел посмотреть в твои бесстыжие глаза, – приговаривал Хрящевский, кругами ходя вокруг ювелира. – Спросить, есть у тебя совесть? Теперь вижу, что нету. Дымов, скажи, как после такого верить людям?
Валентин Петрович был уверен, что Хрящевский будет измываться над ювелиром до последнего. Но босс обошелся с Верманом нежно: всего лишь сгреб его за грудки, подтащил к себе и внушительно сказал:
– Завтра же отвезешь мои бриллианты Купцову. Ты уже неделю как вернулся, ни к чему тебе у себя его товар держать. А про амстердамский аукцион забудь, нечего там делать. Все ясно?
Моня часто закивал.
Хрящевский стряхнул его на пол и кивнул Дымову:
– Пускай проводят его. Он здесь больше не нужен.
Верман выскочил из кабинета с проворством кролика. «Радуется, что легко отделался!» – подумал Дымов и спросил у шефа:
– Николай Павлович, с этим что делать, с Дворкиным?
– Да отпустить и все. Зачем он нам?
– Может, подержать его, пока Верман не передаст бриллианты? – предложил Дымов. – Чтобы больше осечек не было. А то мало ли…
Но Хрящевский не оценил его идею.
– Да куда Верман денется, с подводной-то лодки? Купцов своими руками вытряхнет его из шкуры, если Верман не принесет ему заказ. А если его напарника оставить у нас, то еще неизвестно, не съедет ли наш Моня крышей и не решит ли воевать до победного. Нам ведь лишние проблемы тоже не нужны, так?
Дымов согласился, что именно так.
– Ну и все. Позвони ребяткам, чтобы освободили еврейчика. Да предупреди, чтобы не били – нам они оба пока нужны живыми! Я сегодня как взглянул на Вермана, сразу подумал, что он, того гляди, сыграет в ящик.
Теперь Валентину Петровичу стала ясна причина удивительной снисходительности Хрящевского. Точно так же, как и он сам, босс испугался, что доведет трусливого ювелира до инсульта.
– Черт с ним, с Верманом, – заторопился Хрящевский. – «Француз» у тебя?
Глаза его жадно блеснули, когда Дымов осторожно достал из кармана коробочку. Валентин Петрович собирался торжественно объявить название камня, но Хрящ не дал ему этого сделать: он выхватил коробочку из его рук и одним щелчком откинул крышку.
Оба так и впились глазами в камень.
Но на этот раз чуда не случилось. В бордово-золотом кабинете бриллиант отчего-то не захотел проявлять своих свойств. В тусклом хранилище он был единственным ярким пятном, как всплеск моря, а здесь потерялся на фоне портьер, часов, бюстов… Бриллиант как бриллиант, разве что необычного цвета и довольно крупный. Но ничего исключительного.
– Надо его в другое место, – посетовал Дымов. – Чтобы засверкал во всю мощь!
Хрящевский взял «Француза» и посмотрел через него на свет.
– Точно, голубой! Неплохой камешек, что говорить…
– Не хотите себе его оставить, а, Николай Павлович? – осторожно предложил Дымов.
Николай оторвался от камня и в изумлении воззрился на него.
– Я что, идиот?! Если у меня покупатель сидит под боком, спит и видит, как заполучить этот камушек в свою коллекцию! Думаешь, я десятку не выжму из Краузе? Выжму, не сомневайся! А то и побольше!
– Полагаете, одиннадцать миллионов даст? – усомнился Валентин Петрович.
– Даст все двенадцать! – захохотал Хрящевский. – Куда он денется!
Он радостно хлопнул помощника по плечу, и Дымов охнул.
– Ну и рука у вас, Николай Павлович, – поморщился он, потирая плечо. – Как вы думаете, может, его в оправу, а? Чтобы смотрелся в историческом обрамлении?
Но Хрящевский снова поднял бриллиант и смотрел на него, не отрываясь. Казалось, он не слышал помощника.
«Неужели проняло?» – подумал Дымов.
Хрящ обернулся к нему. Но на лице его не было и следа восторга, который испытал сам Дымов, увидев «Голубого Француза».
– Слушай, Валя, а ты уверен, что это не подделка?
У шефа безопасности отвисла челюсть. Он ни на секунду не усомнился в том, что бриллиант настоящий.
– Да вы что, Николай Павлович, – выдавил он наконец. – Вы посмотрите на него! Невооруженным глазом же видно…
– Мне ничего не видно, – отрезал Хрящ, – а тебе и подавно не может быть. Давно ли ты в минералах начал разбираться?
– Неужели вы думаете, что немец решил восемь кислых отвалить за фальшивку?! – нашелся Дымов. – Он, конечно, чудак, но не настолько же!
Хрящевский бережно положил бриллиант на место и в задумчивости провел ладонями по зализанным волосам от лба и назад.
– Чудак, но не настолько же, – медленно повторил он за помощником. – Это ты верно сказал, Валя. Немец камень проверил, не мог не проверить!
Валентин перевел озадаченный взгляд с шефа на бриллиант и обратно.
– Тогда в чем дело, я не пойму, Николай Павлович?
– А ты уверен, что брильянтик тебе не подменили? Например, Верман положил в ячейку фальшивку? Или в хранилище лежал один камень, а Верман подсунул тебе другой! А? Может такое быть?
Дымов слегка побледнел. Он торопливо прокрутил в памяти все, что случилось в банке, и облегченно выдохнул:
– Нет, Николай Павлович, совершенно точно – нет! Я ни на секунду от еврея не отворачивался. Он только выдвинул ящик, а бриллиант я сам взял.
– Уверен?!
– Уверен!
Дымов был тверд и стойко выдержал тяжелый, подозрительный взгляд Хряща. Но начальство следовало успокоить, и он предложил:
– Давайте его отправим на экспертизу, если сомневаетесь. Пускай вам геммологи наверняка скажут.
– Вот уж нет! – отказался Хрящевский. – Людишки все болтливые: если кто-нибудь узнает камень, у нас с тобой могут быть большие проблемы. Не мы одни за ним охотились.
– А никто не узнает! – заверил Дымов. – Лабораторную экспертизу мы делать не станем. Достаточно убедиться, что это и в самом деле бриллиант. Наш геммолог из «Падишаха» может это проверить. Если он скажет, что бриллиант, то все ясно – это «Голубой Француз». А если…
Тут он споткнулся.
– А если это стеклышко красивого синего цвета, – продолжил за него Хрящевский очень спокойным голосом, – то кое-кому мы это стеклышко вставим вместо глаза.
