Нора Робертс - Сновидения
– Пусть отлежится. А ты иди поспи.
– Я чувствую, что приближаюсь к цели, я уже почти у нее, но ясной картины еще нет.
– Утро вечера мудренее.
Он повел ее из кабинета. Ева бросила на него взгляд.
– А ты мог бы найти Себастьяновы ночлежки! Мог бы, – повторила она, когда он промолчал.
– Думаю, да.
– Просто имей это в виду, хорошо? Я не стану просить, пока не припрет.
– Договорились. Если допустить, что меня устраивает эта формулировка – «пока не припрет».
Ева проглотила колкость, хотя это удалось с трудом.
– И на том спасибо.
15
И снова все эти красивые девочки сидели в кружок. У большинства теперь были свои лица, молодые и грустные, что особенно бросалось в глаза по контрасту с яркими нарядами и блестящими волосами.
Они не чирикали, как девчонки на Таймс-сквер, и не хихикали над только им понятными шутками. Они сидели. Наблюдали.
Ева подумала, они чего-то ждут.
– Я уже близко, – заверила она. – Это требует времени, и труда, и наверное, удачи. Вас ведь так много! Мне осталось идентифицировать еще двоих.
И две, у которых было ее лицо, отвернулись и стали смотреть в сторону.
– И нечего так злиться!
– Им не нравится быть мертвыми, – произнесла Линь. – Нам никому не нравится. Это несправедливо!
– Жизнь вообще штука несправедливая. И смерть тоже.
– Вам легко говорить. – Девушка по имени Мерри ухмыльнулась. – Вы-то вся в шоколаде. Спите в большой теплой постели с самым крутым мужиком на свете. Или даже в галактике.
– Когда она была маленькая, отец ее бил и насиловал, – сказала Лупа, обращаясь к Мерри. – Совсем маленькая, моложе нас.
– Но она это пережила, ведь так? – поднялась Шелби, скрестив на груди руки. – И приземлилась очень удачно. А теперь она обвиняет во всем меня.
– Я тебя не виню. Ни в чем.
– Еще как вините! Вы говорите, это я виновата, что мы все умерли. Что из-за того, что мне захотелось иметь свое жилье и жить со своими друзьями, всех поубивали. Можно подумать, я знала, что так выйдет, да?
– Послушай…
– И что с того, что я у нескольких дебилов отсосала? – Теперь она выставила руки вперед. – И что, на хрен, с того? Я получила что хотела, разве нет? И для друзей, кстати, тоже. Если не брать того, что ты хочешь, – заберет кто-то другой. Да я ни за что не осталась бы в этом гребаном приюте! Святоши, мать их… Медитируй, пока мозги из ушей не полезут. Во имя высшей, блин, силы. И все это – до тех пор, пока какой-то дрочила, который меня знать не знает, не решит за меня, что я могу оттуда уйти. Я сама за себя решаю! И никто мной больше помыкать не будет, слышите? Никогда! Никогда!
– Ого! – Ева уважительно кивнула. – Да ты и впрямь была девчонка лихая! Но это не значит, что за это ты должна была умереть. Может, ты бы это еще переросла, а может, и выросла бы в такую же лихую взрослую особу, если бы тебе дали шанс. Но шанса тебе не дали. Вот почему в дело вступаю я.
– Да ты такая же, как все. Ничуть не лучше остальных!
– Ну, извини.
– Да пошла ты!
– Сядь! И помолчи.
Теперь подала голос Микки. Она встала, уперев в бока сжатые кулаки.
– Вы не имеете права так с Шелби разговаривать!
– Еще как имею! Это мой сон, и я здесь хозяйка.
– Не люблю, когда ссорятся. – Это была Айрис. Она зажала уши и стала раскачиваться. – Люди не должны ссориться.
– А где твоя собачка? – поинтересовалась Ева. – Разве у тебя ее не было?
– Мы не обязаны вас слушать! – закричала Шелби и одну за другой подняла девочек на ноги. – Мы не обязаны с вами говорить. И мы не обязаны делать то, что вы нам говорите. Потому что мы мертвы! И это не моя вина.
– Господи, да помолчи уже! Закрой рот, дай мне подумать.
– Сама все время говорит, а я виновата…
Ева моргнула, открыла глаза и обвела мутным взором слабо освещенную комнату.
– Что?
– Это я тебя хочу спросить. – Рорк погладил ее по волосам. – Кому это надо закрыть рот?
– Шелби. Девочки вернулись. Эта Шелби… Стервозная девица, просто оторви да брось. Но я, наверное, тоже себя так вела бы, если бы меня в ванне утопили. Который час?
– Рано еще. – Он потянулся к ней и легонько поцеловал. – Спи давай.
Она принюхалась.
– Да ты же уже встал! Только что из душа.
– Сыщика не проведешь.
– У тебе еще волосы не высохли. – Она перебирала влажные пряди. – И пахнешь очень вкусно. – И еще ее сыщицкое чутье подсказало, что на нем ничего нет, кроме банного полотенца. – Спорим, ты уже провел видео-конференцию с Плутоном и голографическое совещание со Стамбулом – или что там у тебя запланировано?
– Еще и мысли читает. Счастливый я человек!
– А можешь стать еще счастливее. – Ева провела рукой по его груди, скользнула вниз к животу и ниже. И усмехнулась. – Но я вижу, ты уже сам обо всем догадался.
– У меня свои дедуктивные методы.
Другой рукой она притянула его за волосы к подушке.
– А что у тебя еще есть?
– Да вроде сладострастная жена. – Его руки тоже занялись делом и скользнули под ее тонкую сорочку. – Плутон подождет.
– Интересно, много ли найдется тех, кто может так сказать? – Она опять потянула его за волосы и приникла к его губам.
И поглощенная этим долгим, ленивым поцелуем, обвила его торс руками и ногами, крепче и ближе прижимая к себе.
Потому что она была счастливой и не собиралась об этом забывать. Она через все прошла – через все, что в прошлой жизни преподнесла ей судьба. А теперь лежит в большой и теплой постели с самым крутым парнем на планете и за ее пределами. С мужчиной, который ее любит, хочет, терпит и понимает. И независимо от того, что принесет с рассветом этот день, этого у нее не отнять. И в первую очередь – не отнять Рорка.
– Люблю тебя! – Она прижалась еще крепче. – Честное слово.
– А я тебя. – Она почувствовала на шее его поцелуй. – Честное слово.
– Докажи.
Она дугой изогнулась ему навстречу. Он вошел.
Медленно приподнимаясь, а потом так же медленно опускаясь, он следил за ее лицом в неясном предутреннем свете. Вот оно, счастье, подумал он. В ее глазах, в непринужденном, плавном движении ее тела, в учащенном биении сердца. И пусть ей приснился тревожный сон, сейчас она отставила его в сторону – ради вот этого мгновения, ради него. Ради них.
Он коснулся губами ее щеки, потом другой, ее лба и только потом – губ. Чтобы доказать, как она просила.
Они давали друг другу наслаждение и охотно брали его. И незаметно подкрался рассвет. Она издала негромкий вздох – тихий вздох счастья, провела рукой по его спине, вниз, а потом вверх, пока пальцы не застряли в густых волосах. Это было приятно, как прогулка по летнему саду.
Желание нарастало, страсть пылала все ярче, и он продолжал на нее смотреть, следить, как глаза ее наполняются блаженством, а тело изгибается дугой, жаждущее продолжения и пика наслаждения.
Теперь ее сердце стучало в унисон с его, а вздох перешел в протяжный, горловой стон. А глаза – глаза в этот миг потемнели и перестали видеть, в этот блаженный миг, когда она уже не распоряжалась собой, а целиком отдалась тому, что происходило между ними.
Приближаясь к вершине блаженства, беря от этой минуты все возможное, он утонул в ее глазах, утонул в ней.
Она лежала под ним, безвольная и ослепленная. Если бы попросить ее назвать одно-единственное желание на один-единственный день, она выбрала бы именно это: остаться так, вдвоем, сплетясь телами, объятыми теплом и умиротворением.
Она повернула голову и зарылась лицом в его волосах, давая себе утонуть в его запахе. И неважно, что ее сегодня ждет – она унесет с собой и этот запах, и это тепло.
Когда она шевельнулась, он прижался губами к ее шее, потом приподнялся, чтобы еще раз окинуть ее взглядом.
– Заснуть сумеешь?
– Мне кажется, я уже проснулась. Можно и вставать.
Он перекатился и притянул ее к себе под бок.
– А у тебя разве Плутон там не на низком старте?
– Чуть позже.
Она догадалась, что он решил ее убаюкать, чтобы она еще поспала, но в голове уже крутились мысли.
– Я не виню девочку в том, что произошло.
– Ну конечно.
– То, что я считаю, что ключ к разгадке в ней, это еще не значит, что она виновата.
– Задела она тебя, да?
– Мне кажется, что я ее воспринимаю как часть себя – я в ее возрасте такую роль тоже на себя примеряла. Только без минетов и спиртного обходилась.
– Рад это слышать.
– Эта роль знаешь как называется? «Хочу жить по-своему, отдельно ото всех». Просто она, насколько я могу судить – и это подтверждают последствия, – выпустила все это наружу. А мне удавалось в большинстве случаев не давать себе волю.
– Ева, она жила в надежном месте – во всяком случае, таким оно должно было быть. Тебе такое редко выпадало.
– Но я все равно это все ненавидела – надежное, ненадежное. Терпеть этого не могла. Думаю, и с ней было то же самое – или я приписываю то, чего не было? Мне кажется, она всякие правила и установления ненавидела, терпеть не могла, считала их бредом собачьим. Даже Себастьянов Клуб. Не ее это было, понимаешь. А дальше могло произойти следующее. Кто-то из ее знакомых воспользовался ее настроением. Она-то думала… или я опять увлеклась? Она думала, это она его использует, а на самом деле она была еще совсем девчонка и ее нетрудно было водить за нос. Возомнила, что ей все нипочем, а на самом деле еще с детством не рассталась.
