Аркадий Гендер - Траектория чуда
Но разговор за столом не клеился не только из-за этого. Мсье Серж приберег в качестве темы за ужином, как он выразился "в высшей степени заманчивое" для меня коммерческое предложение. Я в моем теперешнем состоянии просто не мог до конца въехать в его суть, но уловил, что старый пройдоха-адвокат предлагал мне размещение моих денег в какие-то прибыльные бумаги, гарантируя мне безо всякого риска для вложений аж двенадцать процентов годовых. Не будучи специалистом в вопросах выгодности передачи денег в рост, я все-таки понимал, что по мировым меркам это очень высокий процент! Наверное, этим и объяснялось недоуменное удивление мсье Сержа, когда я только вежливо покивал в ответ, и сказал, что я благодарен и подумаю. А что еще мне было сказать? Что в кармане у меня на самом деле что-то около трехсот швейцарских франков, которые, собственно, и составляют весь мой капитал? Ну, а старик-то, конечно, имел право предполагать, что я, прикинув, что мои шесть лимонов могут без проблем приносить мне по шестьдесят тысяч баксов ежемесячно, сами при этом оставаясь нетронутыми, должен был бы подпрыгнуть до потолка вместе с тяжеленным стулом, на котором сидел. Я и прикинул, но только после этих подсчетов мне стало так тошно, что я даже положил на тарелку поднесенную было уже ко рту вилку с насаженной на нее какой-то зеленой несъедобностью. В очередной раз от осознания того, сколько я потерял, я впал в полнейшую прострацию. Да если бы дело было только в деньгах! Мысли перескочили на Галину с Юлькой, к горлу сразу подкатил тугой комок. Естественно, что, находясь в состоянии, когда не совсем понятно, как и жить-то дальше, я, даже если бы и захотел, не смог бы разыграть не только ни искренней радости, ни даже просто заинтересованности столь явно заманчивым предложением. За столом повисла тяжелая пауза.
— Вы, я вижу, не в духе, мой юный друг, — не выдержав, хоть и очень мягко, но с явной обидой в голосе, обратился ко мне мсье Серж. — Надеюсь, ничего серьезного, и причиной вашего сплина является какая-нибудь мелочь вроде отсутствия вашей очаровательной спутницы?
"Да, если бы!" — грустно подумал я. Пришлось, спохватившись, извиняться, ссылаясь на внезапную мигрень.
— Может быть, прервем ужин, если вы нездоровы? — участливо поинтересовался растроганный моими искренними извинениями мсье Серж. — Я понимаю, волнения сегодняшнего дня могли подкосить вас.
Знал бы старик, насколько он зрел в корень насчет сегодняшних волнений!
— Ни в коем случае! — нашел в себе силы возразить я, никоим образом не желая совсем уж испортить вечер гостеприимному хозяину. — Вот только если бы выпить можно было бы чего-нибудь покрепче…
Я боялся, не шокирую ли этой уж больно русской откровенностью рафинированного адвоката, но мои опасения были напрасны. Мсье Серж, хлопнув себя ладонью по лбу, вскричал:
— Ах, склероз, как я мог забыть, что вы предпочитаете бренди?!
И хлопнул еще раз, на сей раз в ладоши. Вбежал официант, выслушал что-то от Бернштейна, склонившись в полупоклоне, удалился и тотчас же вернулся опять, неся на подносе квадратный графин с жидкостью цвета крепко заваренного чая и большой пузатый хрустальный бокал. Отворилась даже на вид тяжелая пробка, и порция напитка перелилась в бокал, медленно стекая па его стенкам густой пленкой. Воздух сразу наполнился ароматом карамели, цветов, ванили и еще чего-то неуловимого. Я сделал своему визави через стол "прозит", и с видом знатока медленно через зубы выцедил бокал. Мне показалось, что мои вкусовые рецепторы, даже оглушенные всей предыдущей мешаниной, просто сошли с ума. Я неплохо разбираюсь в коньяках; доводилось мне пивать и очень дорогие из них. Но такой фантасмагории ощущений дегустация благородного напитка не приносила мне никогда. Секунд десять я сидел, блаженно прислушиваясь к уходящим все дальше вглубь нёба оттенкам вкуса, и чувствуя, как отступает головная боль, и только потом осторожно поставил бокал на скатерть.
— Знаете, что это? — спросил умильно взирающий на меня с другой стороны стола мсье Серж. — Это арманьяк и, клянусь, это лучший арманьяк в мире. Ему восемьдесят с лишним лет. Отец говорил, что год его рождения — 1920-й, был особо урожайным на виноград. Знаете, сколько он стоит? Когда я полностью разорюсь на адвокатской практике, я продам пару ящиков, и поправлю дела. Нет, нет, не стесняйтесь, наливайте еще! Я держу его только для особо дорогих гостей. Для таких, как вы, мой мальчик!
Воспоминания о временах, когда еще отец его был молодым человеком, заставили слезам навернуться на глаза сентиментального адвоката. Да и меня этот нектар богов, мигом расслабив, тоже настроил на размышления о тех далеких годах. Да, 1920-й… В этот год моя прабабка, сейчас гордо взирающая на меня с портрета, а тогда совсем еще девчонка, едва державшаяся на ногах после изнурительной болезни, переходила линию фронта где-то под Перекопом и, чтобы заработать на кусок хлеба, продавала себя на Константинопольской Пере. А мой дед вообще несмышленым пацаном в составе ватаги беспризорников-сорвиголов двигался пешим ли порядком, под вагонами ли железнодорожных составов по голодной, полыхавшей войной Украине, а потом побирался в хлебном Киеве где-нибудь на Крещатике. Тут мне и вспомнились те две несостыковочки, которые уловил я в рассказе мсье Сержа еще тогда, в Балчуге. Вот и тема для разговора, которая была мне сейчас ой как интересна! Я, воспользовавшись разрешением, плеснул себе еще в бокал, и принялся расспрашивать мсье Сержа об истории его знакомства с "Московским Законником" и о подробностях их совместных поисков наследника, а чтобы адвокат не скатился на пересказ всей истории, я напрямую спросил, не кажется ли тому странным неожиданное нахождение упоминаний об Алеше Нарышкине в каких-то чудом сохранившихся архивах, и видел ли он вообще эти архивы. Мсье Серж в ответ долго молча глядел на меня, пальцами крутя по белой скатерти за высокую ножку свой бокал с остатками вина в нем, а потом задумчиво сказал, что архивов он этих не видел, хотя неоднократно просил господина Шуляева ему их показать, но тот всегда ссылался на то, что с документов якобы не представляется возможным снять копию. Это в голодной-то России за деньги — невероятно! Более того, выяснилось, что мсье Сержу всегда казалось в странным то обстоятельство, что Ольга Апостолова, в 1923-м имея возможность просматривать все архивы, открытые для нее по личному указанию Ленина, не обнаружила в них того, что почти восемьюдесятью годами спустя в них смог найти Шуляев. Объяснение же, что, дескать, только Шуляев смог додуматься до того, что могла произойти замена имен с Алексея на Всеволода, при ближайшем рассмотрении тоже не выдерживает критики. Зная Ольгу Апостолову, мсье Серж был уверен в том, что просматривая архивы, она проверила бы записи обо всех детях, чьи данные хоть немного подходили под описание потерявшегося племянника, независимо от имени. Глядя на целеустремленный облик прабабки на портрете, я с ним согласился. Эта женщина, пройдя и пережив такое, ухватилась бы за малейшее упоминание, если бы оно было. Значит, его не было. Так что же, Шуляев ничего в никаких архивах не находил? Но тогда, — как же он на тетку Эльмиру вышел-то? "Да не на тетку, а на тебя, на тебя вышли они! — родилась в голове одинокая мысль. — Ведь сразу тебе странным показалось, что сначала поиски потомков Неказуева привели к Чайковской, а не к Неказуеву!" Мысли в заполненной благоухающим арманьячным туманом голове путались, но ощущение того, что ухвачена та самая ниточка, которая может привести к разгадке, было абсолютно отчетливое.
— Но ведь в конечном итоге все завершилось, как нужно? — забеспокоился мсье Серж. — Или что-то не так?
— Нет, нет, все в порядке, — небрежно махнул рукой я. — Так, просто привычка анализировать ситуацию до конца.
После этих слов Мсье Серж настолько уважительно наклонил в мою сторону свою седую голову, что мне стало неудобно. "Эх, если бы у тебя на самом деле была такая привычка, болван ты эдакий, — в отместку высек себя за пустозвонство я, — не попал бы ты теперь в такую задницу!"
Не знаю, что тому больше виной — божественный напиток, или предчувствие близкого решения головоломки, но настроение у меня стало гораздо лучше того, с каким я сюда приехал. Между тем на часах была уже половина одиннадцатого. Пора была уже и честь знать, тем более, что неудержимо клонило ко сну. Как раз подали десерт и кофе. Сказав, что, к сожалению, назавтра он улетает по неотложному делу в США, мсье Серж сказал, что сколько бы мне ни вздумалось задержаться в Женеве, Ален в полном моем распоряжении. Я поблагодарил, хотя и не мог понять, зачем он мог бы мне понадобится. А еще я поймал себя на мысли, что после того, как мне показалось, что молодой швейцарец неровно дышит к Талии, я стал испытывать к нему неприязнь.
— И, прошу вас, мой друг, не отказывайтесь от моего предложения по поводу размещения ваших средств, — уже пожимая мне на прощание руку, опять вернулся к болезненной для меня теме мсье Серж. — Поверьте, такие предложения я делаю только очень близким людям. Сохранность ваших средств — полная, гарантии — абсолютные. Для того, чтобы избежать налогов, ваши дивиденды будут поступать в банк в одной из офшорных зон…
