Анатолий Галкин - Небо в алмазах
Верочка гордо вышла из машины и направилась в ювелирный салон Чуркина. Краем глаза она заметила, что охранник за витриной не сводит с нее глаз и беззвучно шевелит губами. Очевидно, у них было принято оповещать о прибытии важных покупателей.
Сытин успел оббежать хозяйку и распахнуть перед ней дверь магазина… Когда-то Верочка играла роль герцогини. В том спектакле запомнилась сцена, когда надо было выйти из-за кулис и медленно проплыть мимо подданных и челяди.
Что-то похожее было и сейчас. Где-то сбоку топтался сутулый администратор. Продавщицы за прилавком мило улыбнулись и, выражая покорность, склонили голову. А навстречу выкатился радушный Чуркин.
– Рады вашему приходу! Милости просим… Вы, очевидно, впервые у нас? Всех своих постоянных клиентов я знаю по имени…
– Анна Коган.
– Очень рад, госпожа Коган… Осмотрите наши витрины?
– Барахлом не интересуюсь.
– Тогда ко мне в кабинет. У меня там ряд уникальных вещиц есть. Как говорится – прямо из Амстердама.
Верочка понимала, что богатейшие люди меланхоличны и печальны. Их ни чем нельзя удивить, а тем более – обрадовать. Счастье не в обладании, а в предвкушении, в надежде получить что-то пока недоступное… Вот сама Верочка, она хочет, чтоб Сытин её полюбил, мечтает об этом и уже тем счастлива… Или так – на седьмом небе тот, кто купил свои первые Жигули. И он сразу начинает стремиться к Форду нашей сборки. Купил его и мечтает о натуральной Хонде. Это такая постоянная цепочка счастья… А чему обрадуется тот, у кого табун из Мерседесов и Вольво.
Вера поднялась к Чуркину в его служебный кабинет. Даже не осмотрела дизайн в стиле арабского шейха. Сразу уселась в низкое кресло перед резным столиком и замерла.
Чуркин опустошил свой сейф, вываливая перед госпожой Коган запасы эксклюзивных драгоценностей… Она лениво просматривала эту красоту и отбрасывала в сторону.
– Всё не то… Я слышала, Чуркин, что Лилька Мамаева заказала у вас какую-то вещицу?
– Да, это очень такой…любопытный комплект. Ценная вещь амстердамской работы.
– Она пока у вас?
– Да.
– Покажите!
– Она у меня дома.
– Едем к вам. Я куплю её.
– Но, мадам Коган, тот комплект уже как бы заказан.
– А мне без разницы. Я полторы цены плачу.
– Но это очень много, мадам Коган. Это почти два миллиона.
– А мне без разницы. Хоть три лимона… В крайнем случае я посмотрю на те безделушки и закажу вам что-нибудь грандиозное. В пять раз дороже, чем старуха Мамаева. Терпеть не могу министерских жен! Шакалы они…
Верочка встала, подошла к Чуркину, долго смотрела в его испуганные глаза, а потом прошептала:
– Я приеду к тебе в девять. Хотела сразу сейчас, но меня ждет Юдашкин. Потом фитнес и Зайцев со Зверевым.
– Оба вместе?
Она впервые улыбнулась. Не рассмеялась, а чуть скривила в усмешке губы. Как королева на глупую шутку шута.
– Нет, Чуркин, не одновременно, а по очереди. И ты в этой очереди будешь последним… Жди в девять вечера.
Не прощаясь, Вера пошла к двери, по лестнице с дубовыми перилами спустилась в зал и вышла на улицу. Туда, где у буро– вишневого Опеля ее ждал Алексей. Он стоял по стойке смирно у задней двери машины. Распахнул ее, усадил хозяйку и побежал к своему месту.
Чуркин провожал госпожу Коган до дверей и даже помахал рукой, когда Опель сорвался с места.
Сутулый администратор тоже провожал богатую клиентку, но держался в сторонке. Он очень боялся попасть под горячую руку. Свою работу он сделал отлично, но хозяин все равно будет недоволен.
– Докладывай! Кто она?
– Я все базы прошерстил, всех Коганов проверил. Их пятеро – два банкира, строитель, торговец мехов и депутат.
– Кто она?
– Удивительное дело, шеф. Ни у одного Когана нет жены по имени Анна.
– Значит не жена… Дочь или любовница?
– Уверен, шеф, что любовница… Взгляд, походка и прочие формы. Жены такими не бывают… Просто женщина – вамп! Я смотрел на неё, как кролик на удавшу. Такая проглотит и не облизнется… Точно, шеф, что любовница!
* * *Всё в жизни проходит, как сказал мудрый царь Соломон… Прошел и запой у Виктора с Федором. Как-то сам собой. Еще вчера они пили с утра, а сегодня откушали квасу и завязали.
– Ты выпить хочешь, Федя?
– Нет. Как-то вдруг не тянет. Скучно пить. На волю хочется. Дела какие-нибудь делать.
– Золотые слова, Федя… Жизнь мимо проходит, а мы с тобой в угарном дыму. В мире столько интересного. В Европе тоже пьют, но культурно, не как сапожники… В Европу хочу! Что мы с тобой, Федя, видели, кроме Балашихи и Амстердама?
– Я тоже в Европу захотел… Но на это деньги нужны. А тут Ольга нас обчистила, потом Ромашкин исчез. Искать их надо!
Виктор был невысокого мнения об умственных способностях Федора, но в данном случае тот был прав… Совместными усилиями они начали вспоминать события последних недель. И особенно – последних дней.
Вспомнился непонятный Арсений, который сам их нашел и который предлагал вместе искать Ольгу и синюю тетрадь, украденную ею.
– Смущает меня, Федя, эта синяя тетрадка. Я помню, у Ромашкина была такая. Он в ней формулы свои рисовал.
– Ну и что? Мало ли в стране тетрадей.
Потом они вспомнили визит Ван Гольда, ставшего вдруг Пашей Гольдманом. Он не искал ни ученые записки, ни Ольгу. Ему нужен был зачем-то вот этот Арсений… Попытаться что-то сопоставить, выдвинуть версии – было для Виктора сложной задачей. Особенно в первый послезапойный день.
Они пошли по самому простому пути. Решили завтра поехать в Москву, поймать Милана Другова и заставить его, наконец, работать. Хватит людей за нос водить!
Сотрудники Милана обычно обедали на рабочем месте, а он сам изучал окрестные рестораны. Пять дней посидит в одном, десять в другом и так далее… В последнее время ему приходилось совершать километровые прогулки в поисках новой харчевни.
На этот раз путь Милана пролегал по переулкам старой Москвы. Там, где из трухлявых, но милых сердцу купеческих домиков начинали делать несуразные бизнес центры, офисы и клубы. Вокруг было пустынно. Жильцов уже отселили, а рабочие еще не начали свое черное дело – шли согласования и утряски проектов.
В самом центре тихого переулка Другов услышал, что его кто-то догоняет… Ну, спешит человек и спешит.
Догоняющий поравнялся с Миланом у подворотни и резким толчком впихнул его в темное грязное пространство. Тут подоспел еще один, и они, схватив голодного Другова под руки, поволокли его в захламленный двор. Осмотревшись, захватчики потащили его дальше – на черную лестницу трехэтажного особнячка, а потом и в одну из пустых квартир… Там его поставили к стенке и отошли.
Другов и так понимал, что он опять попал к Виктору и Федору. Но когда он увидел их злые лица, то испугался до озноба в животе. В пустом животе, между прочим… Лица у захватчиков были суровые и мятые, как будто они пили три недели.
Переговоры, как и обычно, вел Виктор:
– Ты что это стервец от нас бегаешь? Почему не звонил, не докладывал? Совсем совесть потерял? Сегодня мы не будем тебя бить… Мы будем тебя убивать. Приступайте, Федор!
Палач приблизился к Милану, стоящему у стены, сплюнул, прицелился и попытался вмазать правой в челюсть. Но Минздрав не зря предупреждал, что злоупотребление алкоголем влияет на глазомер. Федя элементарно промахнулся и влепил кулаком в стену… Правильно, что этот дом поставили на реконструкцию. Трухлявый он! Кулак прошел стену чуть не по локоть. Проскочил и застрял в гнилых досках, в дранке, в штукатурке и пяти слоях обоев… Крепко застрял кулак – ни туда и ни сюда.
Милан развернулся и попробовал освободить Федора. Потянул за руку, но услышал глухой стон. И тогда Другов начал отдирать обои, отколупывать куски штукатурки, ломать деревянные планочки, державшие кулак в тисках… Последний рывок – и пленник на свободе!
Рука не очень пострадала. Костяшки пальцев покраснели и запылились… Милан подул на кулак, остужая его и сметая пылинки. При этом он улыбался, как лакей в кабаке – подобострастно, глупо и виновато.
Федор опять замахнулся правой, но рука зависла в воздухе. Или он решил, что в этой ситуации бить в челюсть – не по понятиям. Или испугался, что опять промахнется… Оказалось, что второе.
Ножки у поломанного стула, который валялся в углу, очень напоминали бейсбольные биты… Федя отломал одну из них. Потренировался, размахнувшись пару раз и с самурайским криком опустив дубину на спинку дырявого дивана. Тот застонал, заскрипел, и из него со звоном вылетела последняя пружина.
Всё это было настолько устрашающе, что Милан упал на колени и пополз к Виктору, который с интересом наблюдал за этой цирковой репризой – один зритель и два клоуна.
Рыжий коверный клоун стоял с азартом в глазах и с дубиной в руках. А несчастный белый в пыли полз к единственному зрителю. Он полз, как блудный сын к своему папаше.
