Фридрих Незнанский - Черная ночь Назрани
Они встретились через день в том же загородном клубе. Только на этот раз вместо имама, который отправился в срочную командировку, с Джангировым пришел некий Хайрула — крепенький человек лет пятидесяти. Чувствовалось, он знаком с методами подготовок военных операций, поэтому с ним обговаривались конкретные детали похищения. Хайрула излагал свои соображения, Джангиров со всем молча соглашался, а Сергей Владиславович придирчивыми расспросами проверял предлагаемый план на прочность.
Ингуши хотели, чтобы генерал милиции был похищен при возвращении из села Тальяшево, куда он приедет к родственникам в субботу, девятнадцатого числа, а возвращаться в Назрань будет в воскресенье вечером или, вероятнее, в понедельник утром. До первого перекрестка, находящегося в шести километрах от Тальяшева, дорога тишайшая — сел рядом мало, за час могут проехать от силы три машины. Там Цаголова и нужно хватать. Оттуда его нужно отвезти на север, по направлению к Троицкой. Там, в одном маленьком селении, есть надежное убежище, где можно спокойно держать пленника.
Заговорщики не на шутку разгорячились, когда дело дошло до охраны узника. Круликовский вообще был готов вернуть деньги и уйти. Хайрула считал, что узника должны охранять два человека: по одному представителю от фээсбэшников и ингушей. С этим еще можно согласиться. Но он настаивал на том, что освободить Цаголова можно только по двойному приказу: его и Круликовского. Причем ему достаточно приказать по телефону, а начальник УФСБ должен сделать это лично.
Сергей Владиславович даже не стал выяснять, в чем заключается хитрость партнеров. Он долдонил свое, привычное:
— Я в Ингушетии никому не подчиняюсь. Все будут выполнять мои указания.
Собеседники пытались урезонить его. Пытались объяснить логичность подстраховки, мол, всем спокойней будет. Крутиковский был неумолим.
В конце концов он выторговал себе единоличное право распоряжаться, но дал слово, что воспользуется им лишь с четверга, с восемнадцати часов, не раньше.
— Проведем на каком-то расстоянии от убежища черту, — сказал Хайрула. — Если вы переступите ее раньше положенного времени, часовые будут стрелять.
— Это — пожалуйста, — согласился генерал-майор. Вряд ли он захочет освобождать Цаголова раньше времени. Но на всякий пожарный случай предупредит своего часового о такой возможности. Чтобы тот в нужный момент помешал напарнику выстрелить.
…И вот сейчас, в пять часов утра, раньше назначенного срока, он едет туда, закованный в наручники.
Два конвойных милиционера поглядывали на него с нескрываемым любопытством. Вот ведь какие причуды судьбы: еще вчера это был строгий всесильный человек, всю республику приводил в трепет, а сейчас сидит заморыш заморышем, который вынужден неловко поворачивать к плечу голову, чтобы вытереть о рубашку ползущую из носа каплю.
Задержанный в это время предавался своим мыслям. Он вспоминал, как на вчерашнем «разборе полетов» все в один голос подчеркивали, что, будь Цаголов на месте, такого позорного провала силовиков не произошло бы. Один генерал из союзного МВД разливался соловьем: «Я уверен, что не случайно Эдуарда Беслановича похитили в понедельник утром. Уж он-то организовал бы отпор боевикам — будь здоров! Они его боялись. В умении совмещать стратегическую широту взгляда с оперативными тактическими задачами ему в Ингушетии нет равных. Все остальные по сравнению с ним полные импотенты».
Уничижительная оценка мало тронула Круликовского. Его ужаснуло другое. Он понял, с какой легкостью его, выпускника двух академий, обвели вокруг пальца дилетанты вроде имама и Джангирова. Получается, это он сдал город боевикам на растерзание…
Память не подвела Круликовского — в предрассветном сумраке он сумел указать дорогу к убежищу, хотя до этого приезжал в эту глухомань всего один раз.
Выехав из леса, машины с зажженными фарами остановились на краю поляны. Милицейские спецназовцы рассредоточились и шли шеренгой позади генерал-майора, который, по-журавлиному высоко задирая ноги, направлялся по росистой траве к земляному бункеру, возле которого уже вытянулись оба часовые. Когда-то в этих местах велись раскопки, поэтому иногда в траве попадались проплешины. На одной из них Хайрула провел камнем черту, за которую сейчас начальнику УФСБ переступать нельзя. Он уже видел эту черту, но не знал, что будет за ней, и миновал ее без тени отчаяния.
Когда ингушский боевик вскинул винтовку, стоявший рядом с ним фээсбэшник выбил ее у него из рук. Но все равно раздался выстрел, и Круликовский упал. Некоторые милиционеры бросились к нему, другие кинулись разнимать дерущихся часовых.
Генерал-майор был убит выстрелом в голову, хотя, как выяснилось, никто из часовых не стрелял. Освобожденный Цаголов высказал предположение, что в засаде сидел снайпер…
Около семи утра Цаголова привезли в республиканскую прокуратуру. Сегодня он был разбужен донесшимся снаружи выстрелом и сразу догадался о предстоящем освобождении. Тем более что это совпадало с его расчетами. Он даже попытался привести свою внешность в порядок, но все равно был не похож сам на себя — небритый, растрепанный, в мятой одежде, то есть имел такой вид, какой обычно терпеть не мог. Однако сейчас Эдуард Бесланович, сообразуясь с обстановкой, старался не зацикливаться на своем ужасающем внешнем виде. Подобно всякому человеку, выкрутившемуся из тяжелой ситуации, он был нервически возбужден. Сразу позвонил жене, успокоил, попросил ее обзвонить всех знакомых. Потом принялся рассказывать следователям о каких-то деталях своего пребывания в заточении, иной раз со смешками, будто речь шла о ком-то постороннем. Сделал это все коротко, а уж потом Докучаев и Турецкий обстоятельно поведали министру о страшных событиях, произошедших за это время в республике. Эдуард Бесланович с каждой минутой мрачнел, хмурился. От былого оживления не осталось и следа.
— Прямо не знаешь, за что хвататься в первую очередь, — сказал он со вздохом.
Позвонил своему заместителю, тот доложил о том, как идут поиски пособников боевиков в городе, посетовал на нехватку людей. Закончив телефонный разговор, Цаголов еще раз поблагодарил своих спасителей и сказал:
— С вашего позволения, я ненадолго съезжу домой, приведу себя к виду, удобному для логарифмирования, и сразу рвану в министерство.
— Если можно, я подойду к вам обсудить новые важные подробности, — сказал Турецкий. — Мы тут работали в контакте с капитаном Захариным, на редкость толковый человек, въедливый донельзя. Он так основательно копает, пугая тем самым преступников, что на него уже совершено два покушения.
— Да, дела. — Цаголов почесал затылок. — Мне он тоже очень понравился, за таких людей нужно держаться. Надеюсь, капитан не из робкого десятка. Будет досадно, если он покинет нас. Чем он сейчас занимался кроме дела «Альянса».
— Именно им. Оказалось, там есть выход на лагерь чеченских беженцев, а также на таинственного назрановца, который занимался вербовкой местных боевиков. Все в высшей степени подозрительно.
— Ладно, потом вместе расскажете. Меня еще беспокоит, что возле дома этого Руставела Султанова, лейтенанта из ФСБ, не поставили охрану.
Александра Борисовича самого это волновало, но ссылаться на объективные причины не стал, а перевел разговор на другую тему, сообщив о том, что информатором является его референт Скобеев.
— Он либо недавно этим занимается, либо работает на какого-то одного человека, — сказал Цаголов. — Во всяком случае, особой утечки информации мы не замечали. Он арестован?
— Захарин выяснил это вчера поздно вечером. В такое время было бессмысленно брать его.
— Телефон-то на «прослушку» нужно было поставить.
— Тут капитан был предусмотрителен, не забыл. Что же касается задержания, то собирался сделать это утром. Теперь же, я думаю, можно слегка изменить план. По телефону ему звонить никто не станет, вероятно, там уже поняли, что Скобеев разоблачен. Чтобы не терять такого ценного для себя человека, террористы — будем называть их так — захотят его предупредить по пути на работу. Его режим им наверняка известен. Поэтому я хотел попросить вас, чтобы вы, пользуясь своим возвращением, вызвали Скобеева пораньше и держали при себе весь день. И еще, — добавил Александр Борисович, протягивая генералу сложенный вчетверо лист бумаги, — вчера я взял у Любови Ивановны страховой полис вашей машины, обещал ей вернуть. Вы уж не сочтите за труд — передайте, пожалуйста. Мне он больше не нужен.
Глава 3
ПРИВЕТ БОССУ
Когда рано утром главному врачу наркологического диспансера позвонил домой некто Семеренко из ФСБ, Осман Рашидович едва не задохнулся — такой острый приступ ненависти охватил его. Разумеется, не к этому предельно вежливому старшему лейтенанту, с которым разговаривал впервые в жизни. Он разгневался на Хустанбекова. Как же быстро тот умудрился подвести его под монастырь. Вчера вечером получил справку про состоявшего на учете Круликовского, а уже сейчас главврача вызывают в вотчину генерал-майора. Вряд ли это случайное совпадение. Ведь у него были дружеские отношения с Сергеем Владиславовичем, и, если бы речь шла просто о какой-нибудь помощи, собеседник мог сослаться на своего босса. Он же разговаривает с ним совершенно официально, сухо, обычно так обращаются к людям, которых можно уличить в каких-либо прегрешениях. Их у Османа Рашидовича до этой пресловутой справки отродясь не было. Кажется, попадись медику сейчас бывший первый секретарь горкома, сбивший человека с пути истинного, растерзал бы его своими руками, несмотря на данную при вхождении в профессиональную жизнь клятву Гиппократа исцелять людей.
