Светлана Алешина - Чудеса в решете (сборник)
Тут отец неожиданно встал, вошел в гостиную, грохнулся на диван и вскоре захрапел. Я еще долго сидела рядом с ним, смотрела на него и любовалась. Пусть Регина не думает, что все так просто! Я вспоминала о том, как он трахал меня. И все было как в сказке.
Потом я посмотрела на часы и увидела, что опаздываю в этот идиотский институт. Но я не пошла туда, я решила пойти к Ольге. Конечно, я и не думала рассказывать ей обо всем. Скажу, что, мол, просто с новым мальчиком познакомилась. Хотя мне на самом деле хотелось рассказать об этом всем. Какая я на самом деле крутая и необычная. Меня же все называют не от мира сего. Вот я и постаралась – с самим отцом переспала. Пусть все подружки-девственницы-замухрышки лопнут от зависти».
Октябрьская запись на этом закончилась. Дальше шла запись, сделанная второго апреля, то есть за три дня до ее гибели.
«Сегодня у папы день рождения. Вчера он уехал на какое-то очень важное совещание и обещал вернуться сегодня после обеда.
Я решила устроить ему сюрприз – все-таки ему исполнилось пятьдесят лет. Такой сюрприз он устроил для меня, когда мне исполнилось десять лет: я пришла из школы, а вся моя комната была полна разноцветных воздушных шариков. Конечно, все это по-детски, но… Словом, мне так захотелось.
К тому же я должна ему показать, что больше между нами ничего такого не будет – у меня есть Николай, ну, и вообще… То, что было между нами, должно забыться навсегда. И в день рождения я решила напомнить о себе.
Но секретарши на месте не оказалось. Я пробралась в папин кабинет, повесила плакат «С днем рождения!» и стала надувать шарики.
Однако папа не приехал. Я была очень расстроена этим, чуть не плакала. Совсем выбитая из колеи, я вернулась домой. Хоть бы Николай, что ли, приехал поскорее! А то я себя чувствую такой одинокой!
И тут, блин, я вспомнила, как мы с отцом были последний раз. Как все-таки классно. С Николаем – это все не то. Он молодой и неопытный, и многого не умеет. Как же теперь все будет? В общем, у меня в голове все перепуталось к чертовой матери. Не знаю, может, вмазаться герой, полегчает?»
На этом записи в дневнике заканчивались. Это было вполне естественно, потому что через два дня Насти не стало.
Закрыв файл, Лариса вскочила с кресла и некоторое время возбужденно ходила по комнате Насти, ошарашенная тем, что прочитала в ее дневнике.
Глава 8
Итак, инцест из подозрений стал реальностью. Настя сама, собственноручно, можно сказать, в нем призналась в своем дневнике.
Честно говоря, несмотря на то, что против слов в файле не попрешь, этот факт не укладывался у Ларисы в голове. К тому же так все было описано – какой резкий контраст между Настей, которая представала в описаниях подруг и жениха, с той дрянью, что писала дневник. Воистину, другое «я». И какой-то стиль повествования очень пошлый, совсем не в традициях классиков мировой литературы, коими забиты Настины книжные полки. Примитивный язык, грубые физиологические подробности, и совсем нет описания эмоций, которые должны, по идее, возникнуть у девушки, вступившей в интимные отношения со своим отцом.
Впрочем, об этих ощущениях никогда никому узнать не суждено – Настя мертва.
Лариса внезапно попыталась поставить себя на ее место и представила своего отца. Вернее, не просто его, а весьма определенные отношения у нее с ним.
Холодок необъяснимого страха поселился внутри Ларисы, когда перед ее глазами проплыли эти воображаемые картины.
– Нет, это невозможно! – вслух выкрикнула она. – Я не могу! Нет!
У нее даже участилось дыхание, настолько это казалось противоестественным. Но, отдышавшись, она вспомнила про свой безоценочный подход. И мысленно себе возразила: «А может быть, у нее другое восприятие? Может быть, психика совсем по-другому устроена, и отец для нее – не отец, а прежде всего мужчина? Ведь говорил же Ромаев, что она жаловалась на непонимание подруг, настаивала на своей исключительности – мол, не такая, как все. Может быть, в конце концов, у нее были не все дома! Надо будет узнать, не стояла ли она на учете у психиатра».
Да, и еще – самые последние слова в дневнике свидетельствовали о том, что Настя все же была наркоманкой. Об этом там было сказано прямым текстом.
Лариса осознавала, что логика расследования неотвратимо ведет ее к персоне Владимира Петровича Карякина. Именно у него, а может быть, и у его пассии Регины, она сможет получить дополнительные сведения, которые, в свою очередь, могут стать новыми штрихами к портрету Насти.
Однако прежде чем идти к Карякину, Лариса решила проконсультироваться с психологом. Дело для нее было необычным – все-таки инцест, он не каждый день встречается. И она позвонила своему старому знакомому, психологу Анатолию Россошанскому.
Он заведовал кафедрой психологии в университете. Ему было за сорок, но производил он впечатление очень энергичного и живого человека. Встретил Ларису масленой улыбкой – психолог отличался неиссякаемым мужским интересом к любой мало-мальски симпатичной женщине.
Но сейчас Ларисе было все равно, какое впечатление она производит на Россошанского. Гораздо важнее было понять мотивы, которые толкнули фигурантов дела на инцест.
Анатолий внимательно выслушал Ларису и по ходу ее рассказа задал несколько уточняющих вопросов. Потом попросил показать файл, который Котова сбросила с компьютера Насти на свою дискету.
Психолог с живейшим интересом прочел текст. Было видно, что он очень заинтересовался этим феноменом. После того как Лариса дополнила текст Насти некоторыми своими уточнениями, он несколько раз кивнул ей, подумал и начал:
– Знаете, Лариса, инцест, конечно, редкое явление. Не очень распространенное. Но патологий на почве секса очень много, и все они чрезвычайно разнообразны. Так что я не удивляюсь. К тому же, как я понял, там не очень хорошая наследственность, – он кивнул на дискету, которая только что была вынута из компьютера.
– Да, мать – алкоголичка, ну и что из этого?
– Не только алкоголичка, – возразил Россошанский. – Как вы мне сообщили, она живет с молодым любовником. Но это не суть важно… Для инцеста характерны несколько мотивов.
– Каковы же они?
– Со стороны отца это прежде всего тесные отношения с дочерью. Насколько я понял, он воспитывал дочь один, заботился о ней и так далее.
– Ну и что? – снова проявила скепсис Котова.
– Забота порой может принимать эротическую окраску. Мытье в ванной, например, – ведь он же воспитывал ее в одиночку. А уж если отец является сексуально озабоченным субъектом, любящим молодую женскую поросль! То, что ваш клиент женился на однокласснице дочери, это доказывает. Далее… – Россошанский снова задумался. – А далее еще несколько факторов: дочь могла напоминать ему ту самую ее маму, которая еще не была алкоголичкой в молодости и когда-то возбуждала его. Потом ваш клиент мог считать себя нереализованным в области секса.
– Помилуйте, у него до этого была любовница, весьма красивая, – Лариса вспомнила про Лицову, – да и сейчас он живет с очень эффектной девицей, – она имела в виду Регину.
– Все это может быть лишь замещениями, которые не дают истинных чувств, удовлетворяющих человека. К тому же мужчины к старости склонны обрастать перверсиями.
– Это как?
– С годами все больше необходимо дополнительных стимулов для возбуждения, – объяснил Россошанский. – Как чисто телесных – я имею в виду петтинг, так и психических – здесь может присутствовать все, что угодно. Откуда у нас садизм и мазохизм, групповые формы отношений и, к примеру, подглядывание? Я уж не говорю про более извращенные вещи типа зоофилии! Дело в том, что мужчины в сорок лет переживают кризис среднего возраста. Происходит переоценка ценностей. Он понимает, что уже не достигнет того, что мог в тридцать лет. Он становится рабом социальных условностей, у него исподволь раз за разом возникает желание бросить вызов этим условностям и нормам. Как бы отомстить за все неосуществленное – с женщинами, в карьере и так далее. Легче всего это сделать на сексуальной почве. Ну, и в том числе нарушить такой мощный социальный норматив, как табу на инцест.
– Ну, ладно, бог с ним, с отцом! – махнула рукой Лариса. – А насчет дочери что вы скажете?
– Тоже могу вам сейчас представить целый ряд причин, – спокойно ответил Россошанский. – Во-первых, отсутствие эмоциональной связи с матерью и отсутствие женщины, которая могла бы ей заменить мать.
– Вроде бы была бывшая любовница отца, – робко возразила Котова. – Она ее даже звала мамой Марой.
– Эта связь разорвалась, – парировал Россошанский. – Женщины – существа обидчивые. Эта самая мама Мара, какой бы она хорошей ни была, психологически не в состоянии продолжать относиться к той особе, о которой идет речь, – психолог снова кивнул на дискету, – так же, как раньше. К тому же…
Россошанский поднял вверх указательный палец и продолжил:
