Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион
Он ощерился:
— Лола небось хотела того же — выяснить, кто ты.
Я замысловато тпрукнул губами.
— Однако она использовала для этого не вполне обычные методы.
Он хмыкнул:
— Для нее — обычные. А я ничего такого и в голове не держал, ну зачем мне ее убивать? И тут вдруг — хлопок, вы оба падаете. Я сам перепугался: подождал несколько минут, гляжу, вроде больше ничего не происходит, ну и вылез…
В принципе, звучало правдоподобно и вдобавок объясняло, почему Валентин шел "спустя пистолет".
— Ладно, — сказал я, — почти верю, хотя меня лично это, в общем-то, и не касается. Я здесь, считай, случайный прохожий, путник в ночи, очарованный странник, ну и тому подобное. Однако милицию все-таки вызову, пусть она и разбирается, ты стрелял или нет.
Он привстал. Лицо его исказилось теперь не так от боли, как от волнения.
— Да погоди же! Говорю — не я! Слушай, понюхай ствол.
Ба, дельный совет.
— Обязательно понюхаю. Но уж извини…
На этот раз я ударил его рукояткой пистолета ниже левого уха, и отключился он основательно. Ничего, от такого не убудет. А сам сунул пушку в карман, сорвал веточку и, надломив ее в форме крючка, просунул под скобку курка его пистолета. Приподнял, понюхал глушитель… Чёрт, в самом деле, если из этой хреновины и палили, то уж, по крайней мере, не сегодня.
Снова бросил пистолет в траву и приблизился к поверженному противнику: да-а, экземпляр, конечно, впечатляющий. А вспомнив пакости, которые наговорила мне Лола, с тоской подумал, что, возможно, в ее словах и была доля истины. И почему это на таких вот дебильных быков бросаются бабы? Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что они никогда не бросаются на мужчин иного рода — вдумчивых, интеллигентных и благородных, — однако же зачастую именно подобным скотам и отдается их предпочтение. Эх-ма… — уныло поскреб я вдумчивую, интеллигентную и благородную бороду.
Валентин застонал и открыл глаза.
— Доброе утро, ребята! Слушайте "Пионерскую зорьку"! — сварливо проговорил я, будучи весь как на иголках от неуемного желания спросить прямо — спал он с Маргаритой или нет, сволочь.
Его глаза равнодушно глядели в синее небо, а губы лишь чуть шевельнулись:
— Что?!
— А то! — окончательно свирепея и позорно теряя последние остатки интеллигентности, проревел я. — Не желаю больше слушать брехню, и либо ты сейчас начнешь откровенно отвечать на вопросы, либо пеняй на себя! На этот раз даю даже не три, а целых восемь секунд, как в боксе. Цени! Но уж потом, гнида, не обижайся — коли что не так, нокаут будет очень глубоким. Всё, начинаю: один, два, три, четыре, пять…
Увы, или я действительно старею, или очередной приступ мании величия опять затуманил мне мозги, и как назло — в самый неподходящий момент. Нет, вы представьте: только что, только что этот гад жалкой рыхлой тушей беспомощно валялся на земле и чего-то плаксиво бубнил в свое оправдание — и вдруг, при счете "восемь", его огромная ножища стремительным домкратом взмыла ввысь и что было мочи звезданула мне в лоб. Я в свою очередь птицей взмыл в ту же высь и, кивнув в полете все тому же орлу (наверное, очень любопытному), как мешок с дерьмом смачно грохнулся оземь. Господи, видела бы сейчас Маргарита своего рыцаря и защитника! Боюсь, после такого пируэта мой рейтинг в ее глазах упал бы до нулевой отметки.
Но слава богу, что пинок не пришелся мне в зубы, или глаза, или иную нежную часть лица, а то ходить бы до самой могилы в маске. Ну а лоб все же дело другое, лоб у меня крепкий.
Однако шутки шутками, а этот хитрец был уже тут как тут, и не успел я трепыхнуться, как он сграбастал меня своими ручищами и, развернув к себе спиной, сдавил с поистине медвежьей силой. Ноги мои повисли в воздухе, я пыхтел, сопел, пытался брыкаться, лягаться, бить затылком — все бесполезно. К тому же лишенный как, извиняюсь, Антей связи с матушкой-землей, а проще — твердой опоры, все свои судорожные телодвижения я производил фактически вхолостую.
Знаете, есть такой затасканный штамп: "заглянуть в лицо Смерти". Это ведь и про меня — бывало, бывало разное… Однако в тот миг все "разное" точно вдруг испарилось, отошло на самый-самый задний план. Новая — новая Смерть витала рядом — совсем рядом! — и олицетворял ее для меня отныне безжалостный громила по имени Валентин, которого я — дурак! недотепа! лопух! — недооценил, приняв за не достойного такого бравого парня, как я, противника, — и вот теперь расхлебываю плачевные последствия своей тупости.
А он еще сильнее притиснул меня к себе и торжествующе гаркнул в ухо:
— Что, падла, думал, всё?! Ну, собака!.. — И я почувствовал, как его колено уперлось мне в позвоночник.
"Конец…" — пронеслось в голове. И если еще за секунду до этого я несколько абстрактно удивился, почему он не схватил пистолет, а набросился на меня с голыми руками, то теперь не удивлялся уже ничему. Ему не нужен был пистолет, потому что сейчас рывок, хруст… Но неужели же ничего, совсем ничего нельзя больше сделать!..
Честное слово, вспоминая тот жуткий эпизод, я до сих пор считаю, что в положении, в котором оказался, все было бы бесполезно. Однако то ли не вычеркнули еще в Книге Судеб мою скромную фамилию, то ли враг, думая, что мне уже крышка, сам проявил беспечность…
В общем, как бы там ни было, но железные тиски на мгновенье чуть ослабли — наверное, этой скотине захотелось "взяться поудобнее". И я этой долей мига воспользовался — совершенно невообразимым манером извернулся и оказался наконец с ним лицом к лицу. А остальное…
Остальное было уже на автомате. Удар все еще гудящим от его пинка лбом в нос — и вторая спасительная пауза плюс замешательство громилы и моя высвобожденная правая рука. Я до сих пор помню эти удивленные глаза — с н а ч а л а удивленные, а потом…
Потом большим и указательным пальцами я вцепился в правый край его верхней губы и резко, "с вывертом" рванул по дуге. Голова Валентина дёрнулась — назад и влево, — однако я-то рванул вперед и вправо, так что в каком-то смысле он мне даже помог. А уже через секунду я увидел страшный голый оскал его острых, хищных зубов…
А еще через секунду из ужасной раны фонтаном хлынула кровь, но мне считать эти самые секунды было некогда, и я снова ударил. На сей раз по глазам и только после этого ощутил наконец под ногами землю.
Об остальном долго говорить не хочу. Я продолжал избивать его и после того, как он упал. По-моему, я переломал ему все, что только у человека ломается. Наконец, осознав, что бью уже труп, остановился.
Потом я стянул окровавленную рубашку и сполоснул лицо, шею и руки в стоящей неподалеку бочке с затхлой, ржавой водой. Свой пистолет замотал в рубашку, а дуру Валентина сунул ему в руку и, направив ствол в небо, его же пальцем нажал на курок. Слабый хлопок, и всё. Нет, разумеется, я понимал, что пуля, уложившая Лолу, подходит к этой машинке как к корове седло, — но тут уж пускай разбираются кому положено.
Естественно, уходя из отныне бесхозного сада, я оставлял здесь проницательному майору Мошкину гораздо больше вопросов, чем ответов, но на это мне было глубоко наплевать.
На прощанье подошел к бедной Лоле. Увы, пуля попала ей в затылок, и вся голова была в крови. Помочь ей было невозможно с самого начала: она умерла практически в момент выстрела.
…С рубашкой, в которую был завернут "глок", голый по пояс, я равнодушной походочкой вырулил со двора и зашагал к машине. Слава богу, что в этих краях вид голого по пояс мужчины на улице никого не только не шокирует, но даже и не удивляет.
К женщинам, правда, это пока вроде бы не относится.
Но думаю, только пока.
А что вы хотите — жара-то какая!
Глава девятая
На полдороге к дому Маргариты я "вышел на связь". И первые же слова моего, извиняюсь, "подстрахуя" были весьма неприятными, хотя и не неожиданными. Действительно, только дурень способен воображать, что можно до бесконечности нарезать виражи по такому небольшому городку и думать, что круги и волны от этих виражей никого в конце концов не заинтересуют.
Я дурнем себя не считал. А он негромко сказал:
— Будь осторожен. В доме майор.
— Понял. — Я притормозил у обочины, а голос в трубке посоветовал:
— Подожди, пока уедет.
Я покачал головой:
— А смысл? Рано или поздно он наведается опять.
"Дублер" уклончиво пробормотал:
— Так может, лучше поздно, чем рано?
— Иногда, может, и лучше, — вздохнул я. — А иногда и нет.
Теперь вздохнул он:
— Ну, гляди сам, твоя игра.
Я выудил из пачки сигарету.
— Вот именно. Ладно, пока… — И с напругой пошутил: — Благодарю за службу!
Он хмыкнул:
— Рады стараться. — А я подумал, что все-таки не зря позвонил Бригадиру и что без этих парней мне здесь пришлось бы еще хреновее, чем с ними.
