Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей
БУДНИ ШКОЛЫ
"РЫЦАРЕЙ БЛАГОРОДНОГО ДУХА"
Короткое пребывание в Париже выбило Гончаренко из колеи. Прошлое приблизилось вплотную. Словно время перешло в какое-то другое измерение и с бешеной скоростью помчалось вспять, к тому самому дню, когда телеграф принес весть о смерти Моники.
Текст телеграммы навечно запечатлелся в памяти Григория, но теперь он снова увидал узенький светло-голубой бланк с черными, почти выпуклыми буквами, которые прыгали перед глазами, расплывались, снова сливались. А потом текст приобрел неумолимую четкость. "Через три часа после вашего отъезда неизвестная грузовая машина сбила на дороге мадемуазель Монику, которая, не приходя в сознание, умерла в тот же вечер, подробности письмом, положу венок вашего имени, Кубис"
Соучастник заранее продуманного убийства положил венок на могилу своей жертвы!
Григорий редко разрешал себе думать о Монике. Не потому, что стал забывать ее, а скорее, спасая ее образ от забвения. Ему казалось, что воспоминания блекнут, если часто к ним возвращаться, так же, как стирается и блекнет снимок, который всякий раз вытаскиваешь из бумажника, где он хранится.
На мгновение у Григория мелькнула мысль: плюнуть на все наставления Думбрайта и отправиться в Сен-Реми, в тот его уголок, где на холме приютилось тенистое кладбище с маленьким зеленым бугорком, на который второго мая тысяча девятьсот сорок пятого года он в первый и последний раз положил большой букет роз. И только двинувшись к билетной кассе, Григорий опомнился. Нельзя рисковать теперь, когда он подал о себе весточку Титову, когда надо законспирироваться так, чтобы никому даже в голову не пришло, что у бывшего барона фон Гольдринга, а ныне Фреда Шульца зреют планы относительно школы черных рыцарей! Разве так уж важно побывать в Сен-Реми? Моника все равно всегда рядом, где бы он ни был, куда бы ни поехал. Даже не рядом! Он просто вобрал в себя всю ее жизнь, такую короткую, но такую прекрасную, и должен теперь продлить ее в своих делах, в борьбе за правду и счастье на земле.
Он вспомнил последний вечер - вечер их прощания, когда они стояли, тесно прижавшись друг к другу, у открытого окна, ошеломленные величием и красотой необозримого звездного неба. Ее плечо чуть вздрогнуло, по щекам покатились слезинки. "Моника, ты плачешь?" - спросил он. Она порывисто обернулась, и глаза ее снова засияли. "Нет, нет; ничего! Я плачу от того, что мир так прекрасен, от благодарности, что я в нем живу, что живешь в нем ты! И чуточку от страха - ведь мы с тобой лишь две маленькие песчинки в гигантском мироздании..." Он тогда до острой боли в сердце ощутил, что они неотъемлемая часть вселенной и что в их силах сделать жизнь действительно прекрасной.
Но какие испытания, какие муки надо пережить, чтобы достичь этого! Все зло мира, вся его нечисть собирается сейчас, чтобы преградить людям путь к лучшему будущему. И этот террариум вблизи Фигераса - лишь одна точка на оперативной карте врага, маленькая капля концентрированного яда. Просто мутит от мысли, что надо возвращаться туда... Здороваться с Нунке, Шлитсеном, Вороновым, выслушивать наставления Думбрайта... Ух, как тошно! Словно попал в болото и тебя вот-вот засосет вязкая грязь, задушат зловонные испарения.
А может, и впрямь задушат? Что он может сделать один?
Глупости, не прибедняйся! Один разведчик способен сорвать план целой операции, если он сумеет о нем узнать и своевременно сообщить своим. Один человек может спутать все карты в игре врага, незаметно внеся в нее свои коррективы... Да и остается ли человек один даже во вражеском лагере? Силы добра могущественнее сил зла. Действуя осторожно, можно найти и союзников, и помощников...
Утвердиться! Получить разрешение выходить за территорию школы, найти способ связаться с испанским подпольем. Сумел же он добиться этого во Франции, потом в Италии. А если сдадут нервы, если изменит фортуна, если ошибешься, что ж: сложить голову в борьбе за свою правду - тоже счастье.
Вернувшись в Фигерас, новый воспитатель Фред Шульц с головой окунулся в работу. На протяжении дня он успевал побывать везде: в аудиториях, где проводились теоретические занятия; в спортзале, где обучали боксу, джиу-джитсу и разным другим приемам борьбы, в лабораториях, где проверялись и практически усовершенствовались теоретические знания по таким специальным дисциплинам, как радиодело, фотография, шифрование; на стрельбищах, в комнатах своих подопечных.
- Как видите, я не ошибся в выборе! Шульц набросился на работу, как голодный на хлеб, - с удовольствием констатировал Нунке на первом же узком совещании руководителей школы.
- Исключительно энергичен, - согласился Шлитсен. - И я бы не советовал отвлекать его для выполнения отдельных поручений, таких, как поездка в Мюнхен. Воспитательный процесс есть процесс непрерывного наблюдения и влияния, малейшее послабление...
- Понятно, понятно, - поспешил согласиться Нунке, не терпевший прописных истин, которые так любил провозглашать склонный к резонерству Шлитсен.
Вскоре Фред Шульц был в курсе всех школьных дел.
Кроме русского отдела, в школе были еще отделы: немецкий, венгерский, румынский, польский, чехословацкий, болгарский, в процессе организации был югославский. Строились все они почти по одному принципу, и, если применить школьную терминологию, каждый состоял из четырех классов.
Первый класс - подготовительный - размещался в нескольких домиках, стоящих особняком на окраине Фигераса. Это, собственно, был даже не класс, а контрольно-отборочный пункт. Никаких занятий здесь не проводилось, однако работа начиналась именно здесь, незримая, но непрерывная изучался не только характер будущего кандидата в "рыцари", его вкусы и привычки, но и скрытые наклонности, так сказать, потенциальные возможности.
Привезенного в Испанию иностранца поселяли в одном из домиков, как гостя у гостеприимного и заботливого хозяина, который якобы тоскует в одиночестве, а поэтому и предоставляет приезжему приют. Излишне пояснять, что этот гостеприимный хозяин был самым обыкновенным надзирателем, только надзирателем очень высокого класса. Достаточно образованный, чтобы поддержать интересную беседу, достаточно опытный, чтобы направить ее в нужное русло, он постепенно, как говорится, влезал в душу своего нового постояльца, становился его ближайшим другом, товарищем и советчиком, соучастником скромных развлечений. Когда гость начинал скучать, на сцене появлялась какая-нибудь близкая или дальняя родственница хозяина, непременно молодая, красивая и - о счастливое стечение обстоятельств! - богатая. Дальше партия разыгрывалась с вариациями, но как по нотам: мечтательная влюбленность или бешеная страсть, романтические намерения соединить жизнь на веки вечные или взволнованная исповедь одинокой души, ищущей забвения. И, конечно - вино. Как можно больше вина! И когда подвыпивший герой скороспелого романа начинал исповедываться, влюбленная девушка или дама включала незаметно магнитофон... Через определенное время "родственница" вдруг исчезала. Она уже выполнила свои функции.
Этих сирен из школы "рыцарей благородного духа" Воронов прозвал "оселками", это, мол, при их помощи испытывается характер будущих агентов. С легкой руки генерала название прижилось.
Все сведения, собранные "оселками", попадали к администрации или к воспитателям, которым надлежало: угрозами и увещеваниями, деньгами и посулами во что бы то ни стало добиться письменного согласия новичка на вступление в тайную армию разведчиков.
Если завербованный давал согласие, его пребывание на контрольно-отборочном пункте заканчивалось и он переходил из подготовительного класса в первый, который в школе обозначался буквой "Д", то есть диверсия.
Если вербуемый не поддавался ни уговорам, ни угрозам, все пути для него были отрезаны. В школу он не попадал, к свободной жизни не возвращался, а становился жертвой автомобильной аварии или случайного выстрела из-за угла. Живым из приветливых домиков выходил лишь тот, кто безоговорочно принимал статус школы. Ученики класса "Д" сами и "устраняли" неподатливых, этот ненужный уже балласт.
В классе "Д" внимание преподавателей и воспитателей было направлено уже на выявление знаний и способностей будущих агентов. Проверяли общеобразевательные знания, полученные когда-то на родине, в школе или в институте, и профессиональную квалификацию, если завербованный ее имел, обучали приемам джиу-джитсу, умению владеть огнестрельным и холодным оружием, пользоваться минами, бомбами, ядами, быстро шифровать и расшифровывать, заметать следы после диверсий.
Тех, кто в классе "Д" достиг наибольших успехов и проявил наилучшие способности, переводили в класс "А", то есть агентурный. Здесь обучение было значительно сложнее. Не перешедшие в этот высший класс на всю жизнь оставались диверсантами - агентами они не становились никогда.
