Николай Зорин - Интервью со смертью
Кире я послал эсэмэс с ее потерянного мобильника от имени Алексея, Годунову позвонили якобы из ветлечебницы и попросили срочно привезти Феликса на прививку от чумки – в городе эпидемия среди собак. Ничего более оригинального мне в тот момент в голову не пришло, действовать нужно было быстро: подняться в свою квартиру, взять мобильник, послать эсэмэс, выйти на улицу, отыскать подходящего человека, который мог бы согласиться «разыграть» моего сердечного друга, вернуться к Годунову. Я потому и мобильник не успел домой занести, торопился очень. Он-то меня и подвел, когда Никитин решил позвонить Самохиной, узнать, почему та задерживается и скоро ли будет.
Впрочем, дело не в мобильнике. Мобильник что? Маленький неприятный нюанс, который сам по себе ничего не значил. Ошибкой было представляться Годуновым. Заигрался. Вот тут-то заигрался точно. И подписал приговор Льву Борисовичу, и подписал приговор Кире, и подписал приговор несчастному нытику Столярову. И план, такой стройный, такой логичный в своей нелогичности, такой совершенный в своем несовершенстве, пришлось судорожно, на ходу, перестраивать. На Годунова теперь никак нельзя было списать эти убийства, Годунова вообще нельзя было теперь предъявлять ни милиции, ни частному детективу.
Его, безусловно, требовалось уничтожить, а труп его хорошенько скрыть.
Льва Борисовича я встретил на выходе из ветлечебницы, «случайно» проезжая мимо. До самой последней минуты своей жизни он жаловался на телефонных хулиганов, так подло разыгравших его, и сетовал на себя, старого дурака, так глупо поверившего розыгрышу. Я оглушил его молотком по голове, который специально для этого прихватил из дому, выпустил из машины Феликса, пока он не разобрался, что к чему, завез Годунова в лес, добил и закопал.
Теперь необходимо было решить вопрос с Кирой. Новый мой план выглядел так. Весь день она ждет встречи с преступным возлюбленным, «он» шлет эсэмэс, обещая свидание, и в конце концов назначает его в «Бригантине», в том самом баре, где они когда-то сидели. Нельзя было допустить, чтобы она вернулась домой – у нее могло бы создаться алиби на момент убийства последней жертвы. Любимый на свидание не приходит, а через некоторое время (совпадающее с гибелью Фридман) назначает новое место встречи – в аэропортовском парке. Примерно за полчаса до этого Столярову звонит «Годунов» и «пьяным», невнятным голосом сообщает, что послал ему письмо по электронке, письмо это очень важное, касается Киры и открыть его нужно немедленно. Из письма Столяров узнает, что Самохина и есть тот самый маньяк, о котором она писала, что убивала Кира для того, чтобы обеспечить сенсацию, что промышляет она этим давно, то есть всегда так поступала, что он, Годунов, об этом знал, но молчал, потому как Кирочку любил и заботился о ее славе непревзойденного мастера психологических сенсаций, а теперь, когда дело зашло так далеко, больше молчать не может, что Руслан должен срочно ее остановить, что сейчас она находится в «Бригантине», но ему, Льву Борисовичу, известно, что на сегодняшний вечер назначена новая жертва и что убийство это произойдет в аэропортовском парке.
Просчитать модель поведения Столярова в такой ситуации было совсем несложно. Пожизненно влюбленный, он, конечно, никогда не допустил бы, чтобы его Кире сделали больно. Но и позволить продолжать творить эти бесчинства он не мог. Единственный выход – смерть. Он должен был убить Киру, а затем, скорее всего, и себя. Таким образом, цепь замыкалась: самоубийство всегда очевидно, а электронное письмо, присланное «Годуновым» с адреса Самохиной, все объяснило бы. А если бы Столяров остался жить, он дал бы объяснения сам.
Этот новый план казался мне в окончательном варианте нисколько не хуже первого. Конечно, в нем имелось немало технических трудностей, как, например, точный расчет по времени: Кира должна появиться в парке никак не раньше Столярова, Столяров просто обязан был найти Киру, потрясенно стоящую (сидящую, лежащую) возле мертвого тела Фридман.
Мне все удалось. Я проследил за исполнением пьесы и остался доволен моей маленькой труппой. Никто не опоздал, никто не стал отлынивать от своих «обязанностей», никто в профессиональном рвении не явился на сцену раньше. Я проводил их к последнему месту упокоения – я слышал выстрел в столяровской квартире. Представление было окончено.
Встречаться с милицией, а главное, с этим частным детективом Никитиным, перед которым я, заигравшись, представлял Годунова, мне категорически было нельзя. Чтобы избежать случайностей, я до конца отпуска решил уехать из города. Еще днем, перед тем как отправиться за Годуновым, оставил соседке ключ от своей квартиры «на всякий случай», объяснил, что заболела мать (она живет под Костромой) и мне нужно ее навестить.
И вот третий час я в пути – я еду к маме. Я никогда ее не любил, потому что любить был не способен, мертвый, бесчувственный, лишенный эмоций человек. По обе стороны дороги тянется лес – голостволые сосны. Я еду, я мчусь, наслаждаюсь движением… Странное ощущение. Вот оно что! Я вдруг опять понял, что могу наслаждаться. Значит, я больше не мертвый, значит, это не временный прорыв, а так и будет теперь всегда, значит, когда-нибудь я научусь любить. Да ведь я уже ощущаю проблески этого чувства. Пять душ (семь, если выстрел, который я слышал, достиг своей цели и породил новый), загубленных мною, смогли оживить мою мертвую душу.
Еще час назад я удивлялся себе, что так спокоен, и думал, что спокойствие мое происходит от равнодушия, от обычного моего равнодушия, от мертвости души. А теперь вдруг понял: нет, не от того, я живой, живой, я чувствую, я ощущаю, я наслаждаюсь, я люблю – да, теперь уже определенно люблю, я благодарен. Ошибка, которую я совершил сегодня, заигравшись, тоже в конечном итоге привела к возрождению – к пониманию того, что я возродился, стал нормальным человеком. Не соверши я ее, не оказался бы на этом шоссе. Не окажись я на этом шоссе, когда бы еще понял, что стал человеком? Я спокоен, потому что сделал все правильно и ни о чем не жалею. И теперь, что бы со мной ни случилось (я ведь, конечно, понимаю, что ошибка непоправима, что меня теперь в самые ближайшие часы арестуют и ни до какой мамы я не успею доехать), я буду жить, наконец-то по-настоящему жить и наслаждаться жизнью.
Прострекотал вертолет… Никаких ближайших часов не осталось: это по мою душу он стрекочет. Разыскать меня было совсем не трудно, совсем не трудно, стоило только спросить у соседки, которой я оставил ключи, в какую сторону двигаться. Совсем не трудно! Ну что ж, ну что ж… Я готов, я совершенно спокоен.
Глава заключительная
Кира Самохина. Возрождение
Больше всего я боялась подмены, когда шла в тюрьму на свидание к своему бывшему соседу Василию Максимовичу. Прошла неделя со времени его ареста, а свидание почему-то мне разрешили только сейчас. Его задержали на Ярославском шоссе, возле заправки, он ехал к маме.
Я боялась подмены, я знала, что и на этот раз подмены не миновать. Шла длинным коридором – самым длинным на свете – и думала: чужой человек, это будет опять чужой человек. Но была не готова к тому, что увижу монстра. Он был счастлив, необыкновенно счастлив, мой бывший сосед Василий Максимович, никогда в жизни я не видела такого счастливого существа. Он, душегуб, убийца, был абсолютно, безгранично счастлив, словно узнал нечто, проник в какую-то тайну, не доступную никому.
– Кирочка! – растроганным голосом произнес монстр и проникновенно мне улыбнулся, глаза его светились какой-то невероятной, нечеловеческой любовью – любовью ко всему человечеству. – Я так рад, что вы пришли меня навестить.
Это было так дико, так невозможно, так страшно, что я подумала: «Это картина, не реальное свидание, а просто картина, одна из тех, которые я то и дело вижу. В действительности ведь так быть не может».
– Знаете, Кира, – продолжал между тем монстр, – я очень рад, что вы живы. Погубить вас – было самой главной моей ошибкой. Вы способны чувствовать больше других, значит, сможете когда-нибудь стать счастливой. Я теперь тоже счастлив и живу – только сейчас-то и начал жить, ощущать жизнь, ценить ее, наслаждаться звуками и запахами: любыми проявлениями жизни. У вас замечательные духи, Кирочка.
– Я не пользуюсь духами уже давно, пять лет не пользуюсь, я ненавижу духи!
– Да? – Монстр покачал головой и опять улыбнулся растроганно. – А я ощущаю запах, и мне он очень нравится. Впрочем, теперь я многое ощущаю, такое, о чем другие и не подозревают. Я счастлив и хочу, чтобы все кругом были счастливы, я прямо-таки требую этого. Немного эгоистично, вы думаете?
Я ничего не ответила, мне было жутко и хотелось только одного, чтобы это свидание поскорее закончилось. И еще я подумала, что не боялась подмены, а желала ее, на месте соседа Василия Максимовича подсознательно хотела увидеть другого, чужого человека, не имеющего ко мне никакого отношения.
