Екатерина Лесина - Рубиновое сердце богини
– Чем? Кулаками?
– Тьфу на тебя! – У Антона не осталось сил даже на то, чтобы разозлиться. – Судом припугни! Врача того припомни, ущерб здоровью, то да се, реально, конечно, довести дело до суда будет сложно, но…
– Маша не согласится.
– Да плевать на твою Машу! Ей вообще знать не обязательно! А про алмазы забудь, дружку своему ты уже не поможешь, а сам подставишься. И еще: переезжать станешь, аппаратуру не забудь – чай, казенная.
Мамочка
Ночью Аделаида Викторовна глаз не сомкнула, ворочаясь с боку на бок, в сотый раз кряду обдумывала детали плана. Она не имеет права на ошибку, но ведь она ошиблась в самом важном деле всей ее жизни. Георгий. Она ведь душу вложила в воспитание сына, отчего же он получился таким… Беспомощным, что ли? Адочка готова была простить все: ложь, которой он пичкал и Машку, и, что гораздо хуже, родную мать; трусоватость, в конце концов, – это то же самое, что осторожность. Да, именно, ее сын не труслив, а осторожен. Но отчего же он такой беспомощный?! Сама Аделаида Викторовна всегда знала, чего хочет и как получить желаемое. Алексей, невзирая на все его недостатки, тоже сумел кое-чего добиться в жизни. Но Жорж… Бедный, бедный Жорж…
Будильник показывал четверть шестого утра, за окном было темно, но Адочка встала. Время дорого, вчера, просидев полдня в больничном коридоре, она не сделала многого из того, что собиралась. Придется наверстывать упущенное. Зеркало в ванной отразило женщину неопределенного возраста. Хотя почему неопределенного? Все пятьдесят восемь прожитых лет налицо, вернее, на лице. Рассеянный взгляд, словно блеклые глаза не знают, за что зацепиться, глубокие морщины, дряблая кожа старческого желтого цвета – вот вам результат бессонной ночи и нервного напряжения. Когда все закончится, нужно будет съездить в санаторий, решила Аделаида Викторовна, а сейчас – холодный душ, чашечка кофе, косметика, и все будет в норме.
В дверь позвонили.
Странно. Она никого не ждала. Неужели это?! Узнали, что Георгий выжил, и пришли довершить начатое? Цепкие лапы страха сжали горло. Нет. Прочь такие мысли! Может, это почтальон, в конце концов, убийцам логичнее искать свою жертву в больнице, а не в квартире. Но в шесть утра почту не разносят! Звонок надрывался. На всякий случай Аделаида Викторовна достала пистолет.
– Кто там? – На лестничной площадке было темно, и Адочка почувствовала прилив раздражения. Какой смысл от глазка, если невозможно разглядеть, кто стоит за дверью.
– Аделаида Викторовна, это я, откройте, пожалуйста.
– Дамиан? Ты? – Голос противно дрожал, и женщина недовольно поморщилась, это ж надо было так перепугаться, так и до паники недолго. А паниковать нельзя.
– Я.
– Сейчас, подожди немного. – Адочка заметалась по прихожей. Во-первых, нужно пистолет спрятать, а во-вторых, взять себя в руки…
– Баська! Баська! Ты куда, паразитка, задевалася? – Густой бас Василия Илларионовича сотрясал дом от фундамента до кованого петушка, примостившегося на крыше.
—Баська! – Испуганные цветы прикрыли личики зелеными ручонками.
—Баська!! – Жоржета, крошечная левретка, подаренная маменькой «для забавы», забилась под кровать.
—Баська!!! – Беатриса вздохнула, придется выходить, а то Василь Илларионович окончательно разгневается.
– А, вот ты где! – Купец ворвался в комнату, точно дикий медведь в модную лавку. Беате стало не по себе, муж пугал ее своими размерами, нарочитой невоспитанностью, диким норовом и полным равнодушием к пожеланиям молодой супруги. Ах, как же она ошиблась, когда пошла на поводу у матери. Нет, Василь Илларионович был щедр, но толку-то от его щедрости, когда не перед кем похвастаться новыми нарядами, некому продемонстрировать чудесные драгоценности, некого пригласить в пустые гостиные нового дома… Зато ежедневно приходилось терпеть грязные приставания мужа, который не ограничивался сумраком супружеской спальни. Настоящее животное.
—Чего не откликалася? – Василь Илларионович хмурился, но не сердито. Беата уже научилась различать оттенки его настроения, поэтому не испугалась – несмотря на показную суровость, супруг ныне в добром расположении духа, посему можно поиграть в холодность.
—Зову, зову, а она не идеть. – Купец присел на кушетку, та возмущенно заскрежетала, и Василь Илларионович вскочил, испугавшись, как бы не повредить «дорогущу меблю». – Чай, не по-божески, коли жена от мужа прячется!
До ответа Беатриса не снизошла, лишь нервно дернула плечиком.
—Холодная ты, – укорил Василь, – никогда не подойдешь, не обнимешь, не поцелуешь… И тощая, как селедка. Баба, она в теле должна быть, чтоб и поглядеть, и пощупать приятно было. Ладно, Беатка, собирайся, в гости едем!
—Когда?! – Известие о предполагаемом визите несказанно обрадовало молодую женщину. За две недели, проведенные в Петербурге, она если куда и выезжала с визитом, то лишь к маменьке, ну или по магазинам, но это же не считается.
—Как соберешься, так и поедем, – Василь Илларионович довольно хмыкнул. – Так что иди, наряжайся… И, Беатка, камушки надень красненькие. Павел Егорович человек солидный, да мы не хуже будем!
Со всей поспешностью, которую только дозволяли строгие правила приличия, Беатриса удалилась в свои покои. Душа трепетала, предвкушая грядущую встречу… Званый вечер… Музыка… Танцы и изящные кавалеры… Да она тысячу лет не танцевала!
Когда коляска подкатила к особняку купца Полушкина, до рассвета оставался час, а то и меньше. Василь Илларионович пьяно хохотал и норовил поцеловать Беату то в щечку, то в оголенное плечико, то вообще под юбку залезть порывался. Девушка вздыхала, едва сдерживая слезы. Отвратительно! «Нужный» человек оказался таким же хамом, как и Полушкин. И жена у него из простых, толстая грудастая бабенка, из-за обилия драгоценностей похожая на ожившую ювелирную лавку. Бабенка набивалась в подруги, много говорила, в полный голос хохотала над грубыми шутками мужа и то и дело прикладывалась к рюмке. Беатриса с трудом дождалась, пока вечер закончится. Неужели дома?!
Наконец-то.
Василь Илларионович выбрался из кареты самостоятельно и, громко срыгнув, побрел к дому. Грузное тело с трудом держалось на ногах, но не такой человек Полушкин, чтобы свалиться на пороге собственного жилища.
—Беатка! – Мощный рев взбудоражил округу.
—Я здесь! – Беатриса готова была сквозь землю провалиться от позора. Какой кошмар! Как она сможет на улицу выйти! Прислуга все слышит, и слухи о недостойном поведении Василия Илларионовича еще до конца недели облетят весь Петербург.
Но удивительно – дом встретил тишиной и темнотой. Женщина, моментально позабыв о том, что еще секунду назад сетовала на болтливость прислуги, возмутилась отсутствием оной.
—Свету! – заорал хозяин особняка. – Свету давай!
Беата же нерешительно замерла на пороге, она с детства боялась темноты. Сердце бешено колотилось.
Черную утробу дома разодрал выстрел, и Беата прямо на пороге упала в обморок. В последнюю минуту ангел-хранитель, сжалившись над своею подопечной, позволил ей умереть без боли.
—Гля, Хилый, какие камушки! – Грабитель попытался снять ожерелье, но замочек, сработанный умелым мастером, держал крепко.
—Ишь ты, не отпущает! Ну ничего, я скоро…
Рубиновое сердце раздраженно вспыхнуло…
Пигалица
На этот раз я почти не удивилась, похоже, привыкать начинаю, или это рассказ Пыляева так подействовал, кстати, мне не показалось, и он действительно куда-то уехал. Ну и черт с ним. Странно, но жирные волосы заботили меня гораздо больше, чем все убийства, вместе взятые. Конечно, врач запретил, но… если осторожно…
Мытье головы переросло в полномасштабное купание: теплая вода, ароматная соль, радио, бубнящее на кухне, – что еще нужно для счастья? Во всяком случае, после купания я выглядела гораздо лучше, чем до. Почти красавица. Главное же, ко мне вернулось утраченное душевное спокойствие. Я даже вещи складывала совершенно спокойно. Слава богу, добра у меня не слишком много, за раз вывезу, знать бы еще куда. Ну, куда-нибудь, на худой конец, воспользуюсь предложением Анастасии Павловны.
Ой, мой свитер розовый, а я была уверена, что потеряла его при переезде. И серый костюм. А вот джинсы, купленные на распродаже… С вещами я провозилась около часа, провозилась бы и еще дольше, но позвонил капитан Алексин, сообщивший, что Гошка попал в больницу. Нет, не так, Алексин спросил, не в курсе ли я, за что Гошку избили так, что он в реанимации отлеживается, а поскольку ничего внятного сказать я не могла, Толик отключился. Он даже не соизволил сказать, в какой именно больнице Гошка лежит, пришлось брать справочник и обзванивать.
