Марина Серова - Взрывное лето. Сюита для убийцы (сборник)
– Саша, я про Маркина спрашивала, а не про его тестя, – напомнила я. – В оркестре у него с народом какие отношения?
– Близких друзей нет. Какой-то он, можно сказать, суетливый, все время куда-то по делам торопится. С репетиций часто отпрашивается, и всегда у него уважительные причины. Но на концертах ни разу не подводил, ни одной фальшивой ноты. – Он устало потер лоб и встал из-за стола. – Понимаешь, Танька, – продолжал он, расхаживая по кабинету, – я сейчас не знаю, что сказать про любого из наших. Я на каждого из них смотрю и думаю: а вдруг это он Князева долбанул пепельницей? Потом начинаю соображать, нет, этот не мог. И другой не мог. И третий… Но кто-то же его убил! Может, все-таки этот, что сейчас передо мной? И опять по кругу. Танька, я скоро с ума сойду! Слушай, у нас же еще несколько таких здоровенных пепельниц есть. Сегодня же велю, чтобы их выбросили. Пусть купят легкие, знаешь, маленькие такие, пластмассовые.
Я присела на край стола, сказала с сочувствием:
– Понимаю. Саш, ты не переживай так. В любом случае это только один человек, а не весь оркестр.
– Ты когда этого одного найдешь?
– Давай не будем загадывать. Чтобы тебе было легче, скажу, что кое-какие идеи у меня появились.
– Напала на след преступника? – с надеждой посмотрел на меня Саша.
– Скорее на след от его следа… Слушай, пока Маркин не пришел, как бы мне князевские бумаги посмотреть?
– Какие именно?
– А я знаю? Дарьялова говорила, что, когда она к Князеву заглядывала, он листал какие-то бумаги. Вот эти и хочу полистать. Надеюсь, милиция их с собой не забрала?
– Да нет. Они у Князева на столе лежали. Этот твой знакомый милиционер просмотрел их, и все. Я потом убрал в сейф. Так, на всякий случай.
Сашка достал ключ из ящика стола, открыл сейф и вручил мне большую картонную коробку с бумагами.
– До чего цивилизация дошла! – восхитилась я. – Я только в американских фильмах видела, как герои, когда их увольняли, все свое имущество на работе в такие коробки складывали.
– А где, ты думаешь, я эту идею подцепил? Мы люди культурные, тоже телевизор смотрим. Так что бери, ройся, что найдешь – твое. Если очень захочешь, могу и коробку подарить.
– Саша, я пойду к Князеву в кабинет, там устроюсь, ладно?
– Как тебе удобнее, Танюша. Сейчас все для тебя.
– До чего мне приятно, Саша, с тобой общаться, – призналась я. – Так бы и стояла и разговаривала…
– Нет уж, ты лучше иди делом занимайся. А Маркин придет, мне как с ним быть? К тебе отправить или прогнать?
– Пожалуй, ко мне. Надо же выяснить, почему ему так захотелось со мной увидется, что он хочет мне рассказать?
Решив вопрос с Маркиным, я поволокла коробку в кабинет дирижера. Там вывалила ее содержимое на письменный стол и стала просматривать бумаги. Их, кстати, оказалось не так уж и много. Сначала я выловила разрозненные листы нотной бумаги, на которых, кроме нот, ничего не было, и отложила их в сторону, чтобы не мешались. Потом разделила оставшееся на две неровные стопки. В той, что побольше, были машинописные списки. Стопка поменьше состояла из листков, исписанных от руки. В основном это были варианты программ различных концертов и планы работы. Было несколько набросков дирижерских планов разных произведений. Ничего личного, все бумаги исключительно деловые. Машинописные документы тем более носили чисто профессиональный характер. Среди них попадались программы концертов, приказы по оркестру, гастрольные планы, списки оркестрантов, участвующих в выездных концертах или гастролях.
Я не представляла себе, что я ищу и что надо искать, но тщательно изучала каждый листок, сортируя документы по датам. Даты стояли на всех машинописных листах. За одиннадцатое число была только одна бумага – отпечатанный на машинке список оркестрантов для выезда на двухнедельные гастроли в Польшу. Как я поняла, машинистка просто напечатала весь списочный состав оркестра, а Князев внес в него от руки свои пометки.
Из сорока фамилий пять были вычеркнуты. Около одного отвергнутого Князев приписал мелкими буквами «паспорт». Дарьялова была густо заштрихована и рядом стояло: «декрет». Фамилия Савченко была зачеркнута слабой пунктирной линией, которая кончалась большим вопросительным знаком. Еще около одного была приписка «обойдется». Фамилия Маркина была перечеркнута двумя жирными диагональными линиями, и никаких пояснений. Я откинулась на спинку стула, разглядывая список. Интересно, чего же это он так на Маркина взъелся? Не хотел, оказывается, Кирилл Васильевич, чтобы Маркин ехал в Польшу с оркестром.
Довольно любопытная новость… Не зря, значит, я эти бумаги просматривать стала… А теперь этот самый Коля Маркин рвется поговорить со мной. Вот и хорошо. Мне тоже интересно будет с ним пообщаться. Хочет что-то рассказать? Или выведать, что я накопала? Ладно, прикинусь шлангом, откуда ему знать, что на самом деле я змея, да еще какая. А пока Маркина не было, стала читать остальные бумаги, рукописные. Почерк у Князева был тот еще, но хорошо хоть, что их было немного. Ничего для себя интересного я в них не нашла…
– Добрый день! Александр Викторович сказал, что я могу к вам зайти, – человек остановился в дверях.
– Да-да, конечно, прошу. Входите, пожалуйста, садитесь, Николай.
Маркин вошел. Теперь я его вспомнила. Тот самый, с которым меня познакомил в коридоре филармонии Роман. О чем мы тогда с ним разговаривали? Кажется, я спрашивала Романа, не имеет ли он дела с изумрудами. А Маркин шел за нами. Интересно, что из нашего разговора он мог слышать?
Я присмотрелась к нему повнимательнее. Действительно, довольно хорош собой. Прическа немного жидковата, но, говорят, если мужик лысеет со лба, то это от ума. Примем пока на веру, что Коля Маркин не дурак.
Он кашлянул, поморщился под моим изучающим взглядом. Как-то очень осторожно сел на стул. Явно сильно нервничает. Впрочем, основания для этого могут быть самые разные. В любом случае пугать Маркина в мои планы пока не входило. Я улыбнулась ему широкой, дружеской улыбкой:
– Вы хотели мне что-то рассказать?
– Д-да. Дело в том… Когда меня допрашивали в милиции, я не все им рассказал. – Он вытащил из внутреннего кармана пиджака авторучку и начал крутить ее в руках. – Я не был уверен, что имею право… С другой стороны, Князев все-таки убит, это преступление, и оно не может оставаться безнаказанным…
Он замолчал, сосредоточившись на своей авторучке.
– Я вас внимательно слушаю. – Черт, неужели решил признаться? Надо с ним подобрее, чтобы не передумал, не дай бог. Я старательно приняла самый ласковый вид, как умный психоаналитик в американской мелодраме. – Не волнуйтесь так, Николай, рассказывайте. Какая бы ни была проблема, будьте уверены, мы найдем оптимальное решение.
– Да, конечно, – он зябко повел плечами. – Я так и подумал, вы все-таки частный сыщик. И сможете учесть интересы оркестра. Тем более что Роман Анатольевич…
– Николай, что вы не рассказали в милиции? – мягко поторопила я его. Вот еще, будет он мне объяснять, как я должна соблюдать интересы нанимателя. Решил сознаться в убийстве, давай! Четко, ясно, с подробностями. А уж смягчающие обстоятельства, разговор о непредумышленности содеянного, хорошая характеристика от коллектива и просьба взять на поруки – это все потом.
– Дело в том, что когда я в тот вечер заглянул к Князеву, – заторопился Маркин, – а я именно заглянул, долго ли отпроситься…
– Э-э, минуточку! – снова остановила его я. – Ну-ка сначала. Зачем вы пошли к Князеву?
– Так я же и говорю! Я и в милиции так сказал – мне надо было отпроситься со следующей репетиции, к зубному, – послушно начал сначала Маркин.
Я смотрела на него во все глаза. Вот тебе, Танечка, и признание, размечталась! А Маркин продолжал рассказывать, сжимая авторучку дрожащими пальцами.
– И только я стал ему это объяснять, как зазвонил телефон. Князев мне махнул рукой, подожди, дескать, и снял трубку. Поговорил, потом я ему объяснил про талон к врачу. Он обругал меня за то, что беру талоны на рабочее время, но отпустил. А когда его нашли, я, конечно, об этом телефонном разговоре вспомнил. Князев тогда договорился о встрече и того, с кем разговаривал, по фамилии назвал. Так и сказал: «Жду тебя, Медведев, до десяти, не задерживайся!» Вот.
Ай да Коля! Ай да сукин сын! Сознается он в убийстве, щасс! Он же слышал, что я с Романом о драгоценных камнях говорила. И почувствовал, что пахнет жареным. Как он ловко все стрелки на Лешу перевел. Я быстро прокрутила в голове все, что могло быть против Леши. Он родом с прииска – это раз, в камнях разбирается – это два, репутация оболтуса – три. Неплохой букет. И хотя алиби на время убийства и, пожалуй, на время телефонного звонка, имевшего место, по словам Маркина, минут в пятнадцать десятого, у него есть, оно не менее жидкое, чем у самого Маркина… Что у нас еще остается? Голос! Лешу Элен не занесла в свой список, а вот Маркина занесла. И вообще какого черта? Леше я верю на миллион долларов, а Николаю Маркину – ни на грош. И если я ошибаюсь, то чего стоит моя хваленая интуиция?
