Ли Ванс - Расплата
— Bon papa? — Я едва верю, что это возможно.
— В яблочко.
— Вы удивительный человек.
— Я библиотекарь, — скромно отвечает он. — Хотите еще раз попробовать получить доступ к счету в Люксембургском банке?
— Да, пожалуйста.
Мистер Розье ищет нужную веб-страницу на старом ноутбуке «Эппл», а я пытаюсь усвоить информацию, которую он мне предоставил. И сразу же мне приходит в голову одна мысль: ведь миссис Жилина — реставратор в Метрополитен-музее. Я готов побиться об заклад, что когда-то она была студенткой фон Штерна в университете Гумбольдта. Я так и знал, что она что-то недоговаривает.
— У вас есть номер этого счета и пароль? — спрашивает меня мистер Розье.
Я диктую ему номер и пароль, и он вводит их с клавиатуры. Веб-сайт требует дать ответ на дополнительный вопрос, и мистер Розье вводит имя: «фон Штерн». Выскакивает окно, которое мы еще не видели: гипертекстовое меню на французском, с логотипом банка в правом верхнем углу.
— Мы вошли, — говорит он.
У меня снова звонит телефон, и мистер Розье делает любезный жест в мою сторону:
— Ответьте на звонок, если хотите. Я никуда не тороплюсь.
— Питер Тайлер, — смятенно отвечаю я, снова поднося трубку к уху.
— Это Теннис, — шепчет мой друг.
— Я тебя еле слышу.
— Послушай, я сейчас в Гарвардском клубе. Ты собираешься встречаться здесь с полицейскими?
— Ага. С детективом Тиллинг, той женщиной, которая была с Ромми на похоронах, и с ее напарником, невысокой негритянкой. А что?
— Они здесь, — торопливо говорит Теннис. — И они привели с собой друзей. Человек шесть. Парочка сидит в вестибюле, прикидываясь, что читает газету, и еще несколько копов стоят у входа, изображая из себя туристов. Менеджер минуту назад устроил скандал и запретил им пользоваться рацией в вестибюле, потому что в этом клубе нельзя звонить по мобильному телефону. Подожди секунду.
Я жду и чувствую, как холодная рука сжимает мое сердце.
— Извини, — минуту спустя говорит Теннис, — я тут сижу в одной из телефонных кабин возле гардероба, и прямо напротив меня остановился какой-то полицейский. Ты бы лучше выяснил, что тут происходит, прежде чем приезжать.
— Я проверю. — Я с трудом шевелю губами.
— Перезвони мне. Буду ждать от тебя вестей.
Я кладу трубку и тупо смотрю на телефон в руке, размышляя, зачем это Грейс подкарауливать меня вместе с шестью полицейскими в штатском.
— Могу я попросить вас еще об одной услуге? — обращаюсь я к мистеру Розье.
— Разумеется.
— Мне нужно сделать срочный звонок. Вы же умеете читать по-французски. Вы не могли бы просмотреть информацию на счете вместо меня? Меня интересуют любые недавние финансовые перечисления, которые могли бы помочь мне выяснить, где сейчас находится мой друг.
— Никаких проблем. Вам нужно побыть одному?
— Если вы не против.
— Я возьму компьютер с собой вниз и поработаю там, — говорит Руперт, поднимаясь и подмигивая мне. — Вообще-то мне все это нравится.
32
Я сажусь в кресло у стола мистера Розье, набираю номер Тиллинг со своего телефона и жду ответа, бездумно глядя на переполненную доску объявлений на стене. Я пытаюсь понять, какое значение может иметь тот факт, что миссис Жилина, вероятно, училась у фон Штерна и что в результате у Андрея оказалась картина, возможно, принадлежавшая профессору. Я устал, запутался и избит. Ребята из офиса в Лондоне, бывало, присылали нам 3-D головоломки — иллюзии, созданные из множества точек и, на первый взгляд, изображавшие НАСАвские снимки многоцветных звездных скоплений, пока вы не фокусировали взгляд на правильном расстоянии перед или позади образа. В результате таинственные узоры мгновенно превращались в яркое трехмерное изображение дерева, или водопада, или несущейся галопом лошади. Каждый факт, который я узнал за последнее время, похож на брызги таких вот цветных точек на картинках, и вместе они составляют рисунок, увидеть который я пока, похоже, не могу. Я бы хотел получить пару простых ответов на свои вопросы — так, для разнообразия. Тиллинг снимает трубку на пятом гудке.
— Где вы? — требовательно спрашивает она, ее резкий голос вонзается мне в ухо.
— Задерживаюсь. Мы можем поговорить по телефону?
— Не можем.
Она закрывает микрофон ладонью, и я слышу приглушенный разговор на заднем плане.
— Я приеду, — наконец говорит она. — Говорите куда.
— Только вы? Или вместе со всеми друзьями?
Проходит пять секунд, в течение которых я слушаю ее дыхание.
— Кое-что случилось, — заявляет она. — Я не могу обсуждать это по телефону.
— Это касается Лимана?
— Нет. Над его делом работают городские полицейские. Кое-что другое.
— Связанное с убийством Дженны?
— Да.
— Что?
— Не по мобильному телефону.
— Я в плохом настроении, Грейс. — Меня бесит ее непреклонность. — Намекните.
На том конце снова слышен приглушенный разговор.
— Перезвоните мне через десять минут в семнадцатый участок. — Она диктует мне номер. — Записали?
— Да, — отвечаю я, быстро записывая его на отрывном листке.
— Позовите меня к телефону как Грейс и не пользуйтесь своим мобильным.
Она кладет трубку. Я наклоняюсь вперед, по-прежнему сидя в кресле мистера Розье, и закрываю лицо ладонью, пытаясь понять, почему она собрала столько полицейских в Гарвардском клубе. Что-то здесь не так. Нет никакой причины, по которой она не могла бы рассказать мне все по мобильному. Я выдохся и настолько устал, что мне уже почти все равно.
Подняв глаза, я вижу выцветший листок с молитвой о ясности ума, приколотый к доске объявлений, а из-под него выглядывает потрескавшаяся черно-белая фотография. Я осторожно тянусь к ней и снимаю листок с молитвой, открывая фотографию. На ней изображен молодой мистер Розье на ступеньках перед входом в библиотеку, окруженный улыбающимися детьми. Дети на переднем плане держат в руках плакат: «БИБЛИОТЕКА АДСКОЙ КУХНИ ОТМЕЧАЕТ НЕДЕЛЮ НЕГРИТЯНСКОЙ ИСТОРИИ». Вдоль краев снимка нацарапаны подписи. Я прикасаюсь к ним пальцем и ощущаю неровности, сделанные шариковыми ручками тридцать или сорок лет назад. Дженне мистер Розье понравился бы; жаль, что они не были знакомы.
У меня звонит телефон.
— Это Теннис. Все уехали, кроме трех полицейских, болтающихся у входа. Какого черта тут происходит?
— Еще не знаю. Я буду говорить с Тиллинг через несколько минут. Где ты сейчас?
— На другой стороне улицы, в баре.
— Я здесь скоро закончу. Не против подобрать меня?
— Сначала надо заправиться, — отвечает он. — Приеду, как только смогу.
Несколькими минутами позже я набираю тот номер, который дала мне Тиллинг. Я все еще сижу в кресле мистера Розье.
— Семнадцатый участок.
— Грейс Тиллинг, пожалуйста. Это Питер Тайлер.
Телефон щелкает несколько раз и проходит целая минута, прежде чем она отвечает.
— Вы звоните с городского телефона? — спрашивает она.
— Да.
— Мистер Тайлер, этот звонок записывается. Ранее вы отказались от своего права на адвоката. Вы можете подтвердить, что вы сами изъявили желание ответить на некоторые вопросы и что на вас не оказывается давление?
— Какие еще вопросы? — подозрительно уточняю я.
— Это значит «да»?
— Сначала расскажите мне о Лимане.
— Я уже все сказала. Этим занимается городская полиция. Ничего нового.
Мне интересно, врет она или нет.
— Скажите, почему вы устроили засаду на меня в Гарвардском клубе?
— После того как вы ответите на мои вопросы. Клянусь, вам будет небезынтересно узнать о том, что произошло. И вам ведь нечего скрывать, верно?
— Вы что, совсем меня идиотом считаете, Грейс?
— Вы хотите узнать, кто убил вашу жену?
— То есть вам это известно? — Ее слова рывком поднимают меня на ноги. Мое бедро резкой болью выражает протест против порывистых движений.
— Если вы не хотите говорить со мной, я кладу трубку, — ровным тоном заявляет Грейс. — Выбор за вами.
Она манипулирует мной. Я бы послал ее куда подальше, если бы не нуждался так отчаянно в информации. Я медленно сажусь обратно в кресло, понимая, что собираюсь заглотнуть наживку. Я хочу знать, кто убил Дженну. Все остальное не имеет значения.
— Что вы хотите, чтобы я рассказал вам?
— Все, что вы делали после того, как ушли из отеля «Мариотт» вчера вечером, — отвечает она. — Где вы были, когда пришли туда, и кого видели.
— День был суматошный, — отвечаю я, пытаясь наконец понять, на что она намекает. — Дайте мне более узкие временные рамки.
— Между шестью и десятью сегодняшнего утра.
— Я был в постели в Гарвардском клубе до половины двенадцатого. Спал.