Наталья Борохова - Адвокат – невидимка
– Клавдия. Ее звали Клавдия, – тихо ответила женщина. – Но разве это имеет сейчас какое-то значение?
– Присяжные вынесли вердикт? – спросил председательствующий.
– Да, ваша честь, – ответил старшина.
– Позвольте взглянуть.
Судья взял в руки переданный ему лист и пробежал глазами по строчкам. Лицо его осталось бесстрастным.
– Можете огласить решение, – сказал он.
Старшина выпрямился.
– Мы признаем подсудимого виновным и не заслуживающим снисхождения, – сказал он. По рядам пробежал оживленный гул.
У Дубровской перед глазами заплясали черные точки: они вспыхивали и гасли, пронизывая собой воздух. Было невыносимо душно от всех этих людей, от всех этих лиц, с жадным любопытством взирающих сейчас на скамью подсудимых. Интересно, как поведет себя адвокат, не умеющий проигрывать? Но тут из странной безмолвной тишины, сплошным туманом окутавшей Елизавету, вдруг раздался громкий возглас.
– Что вы наделали? Он же невиновен!
Дубровская не сразу поняла, что этот отчаянный вопль принадлежит ей. Шах и мат – их неудачная партия, наконец, подошла к концу.
– Тебе решительно незачем себя винить, – говорил ей Андрей, прикладывая к пылавшему лбу Лизы мокрое полотенце. – Все адвокаты когда-нибудь проигрывают и не видят в этом никакой трагедии. Вот увидишь, будет другое дело, в котором ты обязательно окажешься победительницей.
По стеклам опять струился дождь, и Елизавета плакала вместе с ним.
– Просто доводы обвинения оказались для присяжных более убедительными, – продолжал Андрей, пытаясь достучаться до рассудка своей несчастной жены.
– В том-то и дело, – всхлипнула Елизавета. – В том-то и дело, что у нас не было ни единого довода. Мы, как заведенные, твердили только одно: Лещинский не мог совершить убийство!
– Ну, вот видишь, – укорял ее Мерцалов. – Откуда ты знаешь, может, этот твой Лещинский и вправду виновен? Чужая душа – потемки. В его постели обнаружили мертвую женщину, и он не сумел объяснить, как она там оказалась.
– Это мистика какая-то! – воскликнула Лиза.
– У нас, у врачей, свой взгляд на вещи, – хмыкнув, заметил Мерцалов. – Многие романтично настроенные особы упрекают нас в цинизме, и порой небезосновательно. Но любой врач тебе скажет: если на шее обнаружены следы удушения, то винить в этом надо не бесплотный дух, а человека с его руками, когтями и подлыми мыслями. Этот твой Лещинский – еще тот фрукт! Я о нем наслышан.
– Да, он – подлец, – подавила рыдание Елизавета, и у нее по телу пробежала судорога. – Он способен на мерзости. Но он не убивал девушку. Его просто подставили.
– Ну, опять ты за свое! – сердито отмахнулся Мерцалов. – Упряма, впрочем, как всегда. Если он невиновен – иди, борись дальше. Ему уже назначили срок?
– Нет еще, – всхлипнула Елизавета. – Этот вопрос будет решать профессиональный судья, а не заседатели. Кажется, мне еще раз дадут слово. Но я не смогу поставить под сомнение вердикт.
– Тогда выпей чаю и перестань орошать слезами подушку. Ты найдешь выход. Я в тебя верю.
Ах, если бы Елизавета была в себе так уверена! Стоя в понедельник в канцелярии суда, она не скрывала смущения.
– Мне надо ознакомиться с видеоматериалом по делу Лещинского, – говорила она бойкой секретарше, жующей карамельку.
– А зачем? – спрашивала та. – Присяжные же уже вынесли вердикт.
– Да, но судебное разбирательство еще не закончилось, как вам известно, – огрызнулась Елизавета. – У меня есть права, и я собираюсь ими воспользоваться. Так что давайте мне сюда все видеозаписи.
– Да как скажете! – обиделась девица. – Смотрите, если делать нечего. До четверга еще есть время.
– Да, у меня еще целых три дня, – проговорила Лиза и снова впала в отчаяние. Что можно успеть за несчастных три дня? Разрушить город, а заодно и тюрьму, в которой томится безвинно осужденный Лещинский? Выступить с заявлением по телевидению? Взять в заложники присяжных?
Все это сделать было бы намного проще, чем решить один-единственный вопрос: кто же настоящий убийца Марины Гуляевой.
– Вы смотрели материал с видеокамер в доме Лещинского м-м… скажем, за двадцать пятое апреля? – спросила она Карасева сразу же, после того как услышала в трубке его вялое приветствие.
– Эй, а вы знаете, сколько сейчас времени? – сонно проговорил он. – И откуда у вас мой номер телефона?
– Отвечу на все вопросы по порядку, – бодро отрапортовала Лиза. – Первое: сейчас половина третьего ночи. Второе: телефонный номер вы сами мне любезно предоставили, говоря: «Если вдруг вам понадобится…» И третье: смотрели вы запись за двадцать пятое, за двадцать шестое, двадцать седьмое апреля?
– Позвольте напомнить, что убийство произошло тридцатого, – прокашлялся следователь. – У вас что там, адвокат Дубровская, от расстройства начались проблемы с памятью? Ничего я не смотрел!
– Но у вас хотя бы сохранились эти видеоматериалы?
– Вы что там, совсем не спите? – пробурчал следователь недовольно.
– Дайте мне их посмотреть! Мне это нужно, – взмолилась Лиза.
– Записи за тридцатое апреля приобщены к делу как вещественное доказательство и хранятся в суде!
– Меня не интересует за тридцатое! Мне нужны другие числа.
– Э! Да вы сами знаете, что хотите?
– Не заставляйте меня упрашивать. Стрелки скоро перейдут к трем, а вам завтра на работу к восьми!
– Спасибо за заботу! Берите, что хотите, но оставьте меня в покое. Я чертовски хочу спать.
– Отлично! Я буду у вас ровно в восемь. Спокойной ночи!
– Чтобы вам так поспать! – огрызнулся он и повесил трубку.
Ее ночное бдение было вознаграждено. Едва включив запись за двадцать седьмое апреля, Елизавета поняла, что напала на верный след. По крайней мере, она теперь знала, в каком направлении двигаться…
Глава 30
Они стояли с Дусей перед воротами дома Лещинского. Девочка беспрестанно теребила Лизу за руку, мешая сосредоточиться.
– Значит, здесь произошло убийство? – спрашивала она, сверкая своими зелеными глазищами и даже приплясывая от нетерпения. – Я увижу все своими глазами, да? Спорим, я отыщу улику, которую не нашел еще ни один сыщик?
– Спокойнее, Дуся, – одергивала воспитанницу Елизавета. – Надеюсь, ты помнишь инструкции?
– Да! – кивнула девочка. – Гляди, я их даже написала на бумажке. Правильно я сделала? – Она показала синий листочек почтовой бумаги, испещренный корявым детским почерком.
Лиза поморщилась.
– Вообще-то этого делать не стоило. У тебя есть голова, а она лучше любой записной книжки. Давай-ка это сюда!
Несносная девчонка показала ей язык и запрятала бумажку в кармашек своей джинсовой юбочки. Дубровская возмутилась, но отчитать негодницу не успела. Калитка, мягко щелкнув, распахнулась. Их встречала Аделина…
– Я вас не ждала, – сказала домработница, с недоумением разглядывая непрошеных гостей.
– Возникли некоторые обстоятельства, которые Владимир Иванович просил проверить, – непринужденно ответила Елизавета. – Знакомьтесь, это моя приемная дочь Евдокия. Дуся, поздоровайся!
Рыжая чертовка изобразила на своем лице такую жизнерадостную улыбку, что Елизавета невольно прищурилась. Девчонка словно излучала солнце! Она склонила голову в изящном поклоне, а потом подала свою маленькую ручку, и Аделине ничего не оставалось, кроме как пожать ее.
Это простое выражение симпатии так смутило женщину, что она неловко отдернула руку, а потом, резко развернувшись, направилась к дому. Гостьи едва поспевали за ее быстрыми шагами.
– Я думала, что дело закончено, – сказала Аделина, не поворачиваясь.
– Я тоже так думала, но появились кое-какие факты, – уклончиво сказала Елизавета. – Я не займу у вас много времени, просто еще раз осмотрю систему видеонаблюдения.
– Как здорово здесь! – внесла в разговор свою лепту Дуся, которая успевала еще беспрестанно вертеть головой, разглядывая дикий парк Лещинского. – Сплошные заросли! Я не удивлюсь, если здесь живет Баба-яга. А вы ее не видели?
Аделина косо посмотрела на странную девочку, но от комментариев воздержалась.
– Систему осматривали специалисты. Они утверждали, что все в порядке, – сказала она через плечо, обращаясь к Елизавете. – Я не знаю, что вы собираетесь делать, но мне кажется, вы зря теряете время.
– А нам все равно делать нечего! – крикнула Дуська, вертясь на одной ноге.
Елизавета только покачала головой.
Вот она опять оказалась в том самом доме, где царили тишина и сумрак, где толстые авторские ковры скрывали чужие шаги, а вверх устремлялась изящная лестница, шагая по которой можно было твердить, как мантру: «В.Л., В.Л., В.Л.». Владимир Лещинский ни на секунду не давал посетителю забыть, кто здесь хозяин. И даже если сам он находился сейчас далеко, то все равно его присутствие угадывалось в мелочах. В стопочке периодики на столике остался его карандаш, которым он подчеркивал интересные места в газетных статьях. Его красивые, вышитые шелком домашние туфли стояли на своем обычном месте, рядом с камином. Его футляр от очков по-прежнему лежал на полочке в прихожей, там, где он оставил его в последний раз.
