Светлана Алешина - Завещание бедной красавицы (сборник)
Прибежав домой, я рухнула на диван. Тупо уставилась на занавешенное окно, ощутила наконец всем телом долгожданную тишину и покой. Так я пролежала некоторое время, пока Володька не подошел ко мне и не сел рядом на диван.
— Ириша, а ты что, есть не хочешь? — спросил он, озабоченно заглядывая мне в глаза. — Ты выглядишь усталой — что, был очень трудный день?
Я молча кивнула. Есть мне и вправду не хотелось: сырки в обед, Лерин урюк вечером… Дрянь еда, если честно, недостаточно, чтобы дать человеку сил, только аппетит перебить. И потом еще эта разборка… Но чтобы поесть, надо вставать с дивана, а мне так приятно было на нем лежать и ни о чем не думать… Поэтому я взяла мужа за руки, чувствуя, как от этого прикосновения уходит усталость, светлее становится на душе. И мы на некоторое время замерли в молчании, держа друг друга за руки и глядя в глаза один другому.
Из счастливого забытья нас вывел телефонный звонок. Я вздрогнула, приподнялась на диване. Володя, вздохнув, встал и пошел к нему. Я слышала, как он говорит «да», потом, через некоторое время, «хорошо», потом — громче, обращаясь ко мне:
— Это тебя — Валера Гурьев…
Вздохнув, я поднялась с дивана и потащилась к телефону.
Голос Гурьева, обычно веселый, живой, звучал теперь серьезно и даже мрачно:
— Ирина, нам необходимо встретиться…
— Я очень устала сегодня…
— Мы к тебе подъедем домой…
— Мы?
— С Наташей Гореловой…
Я удивилась? Ничуть. Напротив, я вдруг поняла, что с самого начала ждала этого звонка, правда, не так скоро — быть может, завтра с утра…
— Жду, — коротко сказала я и положила трубку. — Сейчас Валера Гурьев приедет вместе с одной женщиной, — сказала я Володьке, — будем беседовать… — После чего снова повалилась на диван, еще хоть пять минут полежать до их прихода.
Едва завидев меня, Наташа с рыданиями бросилась мне на шею. Но я застыла неподвижно, точно изваяние, — а как еще я должна была вести себя с женой бандита? Кажется, Наташа почувствовала мою отстраненность, отодвинулась от меня и посмотрела удивленно.
— Присаживайтесь, — сказала я довольно сухо, пригласив гостей все на тот же диван. И мы уселись на него все четверо, Володька с нами за компанию.
Обычно живой, веселый, даже чуточку ехидный, Валера Гурьев теперь смотрел на нас необычно внимательно и серьезно.
— Ее мужа, — сказал он наконец, кивнув на Наташу, — Игоря Горелова, сегодня вечером арестовала милиция по подозрению в убийстве Дмитрия Сучкова.
Я нервно вздохнула. Ничуть не удивилась. Если чему и стоило удивляться, так это неожиданной оперативности нашей милиции: днем — преступление, вечером — преступник уже за решеткой.
Наташа Горелова тихо плакала, то и дело вытирая платочком и без того уже красные, воспаленные от слез глаза. Валера Гурьев смотрел на меня с недоумением, разочарованно, видно, поразившись моему спокойному, равнодушному виду.
— А ты что, правда там была и все видела? — спросил он наконец.
— Да, видела…
Мы замолчали, Наташа продолжала плакать.
— Ну что именно ты видела, — снова заговорил Гурьев, — ты расскажешь завтра адвокату. Завтра в восемь утра ты вместе с Наташей едешь к нему в офис на Советскую…
Подумалось: а на хрена мне это надо? Но вместо этого я спросила:
— А что, он уже в курсе?
Наташа кивнула, сквозь слезы сказав:
— Сергей Маркович уже звонил мне, назначил встречу на завтра. Игорь, наверное, разговаривал с ним сразу после ареста…
После этого опять последовал взрыв отчаяния.
— Володя, — тихо сказала я, — там в шкафу у нас капли Зеленина есть.
Володя отправился за каплями, принес их Наташе, накапал в стакан, налил воды, и та послушно выпила.
— Понимаете, — заговорила Наташа, я вернулась с передачи, а Игоря дома нет. Я удивилась, куда это он мог уйти на ночь глядя. Потом смотрю, на столе вот эта записка.
Она подала мне смятый, сложенный вчетверо листок бумаги, развернув который я прочла: «Наташа, меня забрали в милицию, Пацевичу я уже звонил, он с тобой свяжется. Что бы про меня ни говорили, не верь; знай, меня подставили. Игорь».
— Это его почерк? — спросила я.
— Конечно. — Наташа удивленно посмотрела на меня. Мы опять замолчали. Потом Наташа заговорила робко и неуверенно:
— Я вас хочу попросить об одном… одолжении… Ведь мы почти все утро сидели вместе, и эта разборка произошла: буквально через полчаса после вашего ухода. Так вот: не могли бы вы завтра адвокату, а потом милиции заявить, что во время разборки мы все втроем сидели у нас дома и пили чай?
Так, очень интересно! Если я правильно поняла, от меня просят ни много ни мало, а лжесвидетельствования. А так как обвинение против Игоря очень серьезно — убийство, — то за лжесвидетельство в его пользу можно очень здорово получить по шапке.
— Ничего не выйдет! — сказала я сухо. — Есть человек, который во время этой разборки видел меня в этом трамвае. И этот человек уже всем все разболтал.
— Ах да! — воскликнул Валера. — Твой бородавчатый ухажер! Он сегодня весь вечер, как ты ушла, по студии ходил и всем подряд рассказывал, какая ты мужественная: днем попала в разборку, а вечером ведешь как ни в чем не бывало эфир.
Я пожала плечами.
— Собственно говоря, понятно, почему милиция арестовала Игоря, — сказала я. — Ведь Сучков был его конкурентом. Удивительно другое: что они так быстро на него вышли.
Наташа посмотрела на меня глазами робкой лесной лани:
— Да неужели вы думаете, Игорь был способен на такое?!
— Ну а почему нет? — сказала я, в душе удивляясь собственной жестокости. — Ради денег люди готовы на что угодно. Куда он, собственно, поехал сразу, едва я ушла от вас? Он промчался мимо меня на своей «Газели» и чуть было не сшиб.
Наташа смотрела на меня растерянно, беспомощно. Валера, напротив, оживился.
— А он куда-то ездил? — спросил он Наташу. — Вы знаете, куда?
— Нет, не знаю, — прошептала та едва слышно, опуская глаза. — Он ничего не сказал мне. Кто-то позвонил ему, попросил срочно приехать, и он уехал. А вернулся как раз перед тем, как мне на передачу уходить. Бледный как смерть, лег на диван, лежит, ничего не говорит. Я сразу почувствовала недоброе, но расспрашивать времени не было. Я решила после передачи с ним поговорить. А после передачи вернулась — его нет. И вот эта записка…
У меня сжалось в груди от боли и сострадания, когда я дослушала до конца эту историю, но Валерий воспринял услышанное иначе.
— Но это еще не так плохо, — сказал он почти весело. — Там, куда Игорь поехал, он с кем-то встречался, верно? С кем, для чего — это все адвокат у него завтра спросит и найдет тех, с кем он встречался. И те подтвердят его алиби.
На лицах присутствующих затеплилась надежда, но в моей душе был мрак.
— А если они не подтвердят? — спросила я саркастически. — Или мы их не найдем? Или мы их найдем, а они заявят, что никакого Игоря Горелова не знают? Или Игорь сам откажется их нам назвать? Или те, кого он назовет, и окажутся теми самыми бандитами, которые убили Дмитрия Сучкова?
Все смотрели на меня удивленно, не понимая смысла сказанного мною.
— Подожди, Ирина! — сказал Володя, мой самый главный психолог, лучше всех понимавший меня. — Ты что-то знаешь? Ты что-то видела там во время разборки? Так говори! Говори, что ты видела!
Сегодня у меня был очень тяжелый день. Трагические впечатления, накладываясь одно на другое, тяжким бременем камнем навалились на душу. И только усилием воли — потому что надо — удерживала я себя от срыва. Вообще-то я не истеричка, но в тот момент меня словно прорвало, плечи мои затряслись, в груди что-то заклокотало, горло сдавило комом, а из глаз сами собой брызнули слезы. Я истерически разрыдалась и сквозь рыдания стала выкрикивать, словно выталкивать из сдавленного горла, слова:
— Все я видела!.. Все!.. И как стреляли!.. И как в трамвае стекла сыпались!.. И как люди на полу лежали и боялись подняться. И мертвого Сучкова видела, и вашего Игоря тоже видела, как он с автоматом в руках в машине сидел. А вокруг него эти ужасные бандиты в черных чулках на голове. Все я видела!..
Володя с Валерием засуетились вокруг меня, стали наливать все те же капли Зеленина, уговаривая меня выпить их. И я выпила — какой только дряни не пила я сегодня! — и зубы мои стучали о край стакана. Потом Володька сел рядом, обнял меня за плечи, взял за руки, и это подействовало удивительно: я почувствовала, что меня теперь трясет все меньше и меньше. И я даже слышала, как задумчиво, будто самому себе под нос, говорит Валера Гурьев:
— Да… Только этого еще не хватало… Придя в себя, я решилась взглянуть на Наташу, оставленную во время моей истерики без внимания. Она сидела неподвижно, точно оцепенев. Лицо ее было белым, словно бумага, а широко раскрытые глаза глядели в пустоту. Губы ее едва слышно что-то шептали, словно заклинание. Я не сразу поняла смысл:
