Наталия Левитина - Стопроцентная блондинка
– Пошел вон, болван! – передернулась от омерзения Настя и бросилась к машине: скорее прочь из города! Назад в лес, к любимому и недоступному Атаманову!
С замиранием сердца Настя преодолела последний поворот. И едва увидела на поляне знакомый дом с окнами, сияющими в темноте уютным желтым светом, ее наполнила внезапная радость.
Домой! Домой!
Надеюсь, он не пригласил натурщиц?
«Нексия» заехала во двор. Настя вышла, чтобы закрыть ворота, и через минуту замерла от страха: кто-то навалился на нее сзади.
Ах нет, это был не медведь! Это был Атаманов.
– Снежинка моя, ты вернулась! – весьма романтично прошептал он и уткнулся носом в Настино ухо.
Настя извернулась в его объятиях и оказалась с художником лицом к лицу.
– Ты ждал? – не поверила она.
– Конечно ждал! – признался Атаманов. – Я с ума сошел, дожидаясь тебя. Думал, ты не вернешься! Ничего не мог делать – ни рисовать, ни есть.
– Даже есть?! – задохнулась Настя. Именно это и обозначало истинную глубину переживаний художника. Ведь он отличался отменным аппетитом.
– Я практически голодал. На нервной почве. Съел всего лишь тарелочку супа, два крохотных антрекотика и пяток пирожков с капустой. Ну разве это еда?! За целый день!
– Да-а-а… – протянула Настя. – Красиво, правда?
Она задрала вверх голову. Ее взгляд уткнулся в фиолетово-черное небо, усыпанное звездами. Звезды горели ярким ледяным блеском, и точно так же, но только обжигая, горело что-то в груди у Насти.
– Как на картине Ван Гога, – прошептала она. – Правда?
– «Звездная ночь»? – угадал Атаманов.
– Да! Я ее обожаю! Лунный свет, синие вихревые потоки в небе, равнодушные желтые звезды – все это рождает какое-то беспокойство. Невозможность понять бесконечность вселенной, загадочность природы, грусть от сознания своей ничтожности – все для меня в этой картине.
Атаманов не стал смотреть вверх. Он рассматривал лицо Насти. А потом принял верное решение – поцеловал. И потом еще два раза. И три раза на крыльце. И еще раз двадцать за порогом дома.
– Настя, Настя, – страстно шептал он. – Никогда больше не уезжай от меня! Никогда.
Первая реакция – а она идет из глубины души – самая честная и неприукрашенная. Первое, что ощутил лейтенант Воробьев, узнав от Валдаева о рассыпавшемся в прах алиби художника, – раздражение и злость. У него хватало забот на службе, а товарищ капитан прибавил новых. К чему ворошить прошлое, если дело закрыто?
Но раздражение сменилось профессиональным азартом. Если алиби Атаманова липовое, не говорит ли это о причастности художника к гибели Дины Штефан? Эта мысль была бы самым простым объяснением.
С другой стороны, расследуя смерть Дины, лейтенант Воробьев не раз и не два беседовал с местным Леонардо да Винчи. Художник представлялся ему нормальным парнем, вполне адекватным. Немного шалопай, повеса, но никак не убийца. Конечно, в поселке о нем слагали небылицы. Но это понятно – ведь коллективный ум праздных пенсионерок и продавщиц даст сто очков вперед самым бредовым фантазиям Стивена Кинга.
Воробьев считал себя достаточно опытным психологом, и, как опытный психолог, он полагал, что Атаманов не способен хладнокровно столкнуть с горы красавицу подругу. Да и зачем? «Черт, ну как же неудачно скапустилось его алиби, – горевал Сергей.
– Придется начинать заново…»
И тут он вспомнил о новой пассии Атаманова. Потрясающая блондинка с карими, почти черными глазами. Когда Сергей с ней встретился, она убирала во дворе снег. Золотистые пряди выбились из-под капюшона, щеки горели румянцем. Весь поселок только о том и говорил, что художник выписал из города очередную красотку.
Напоровшись случайно на Атаманова, лейтенант вызнал, как зовут его «экономку». Анастасия Николаевна Платонова… «Как же, – усмехнулся Сергей.
– Такие блондинки именно экономками и работают». Проницательно взглянув на художника, лейтенант Воробьев посоветовал ему не подпускать девушку к горе. И едва не схлопотал по морде. Что ж, реакция Атаманова была вполне объяснима – он переживал смерть Дины, а лейтенант своим замечанием швырнул целую горсть соли в его рану.
«Надо смотаться в лес, проведать еще разок Анастасию Николаевну, – решил в конце концов Воробьев. – Так, на всякий случай. И с художником надо что-то делать. Ладно, потом. Сейчас абсолютно некогда».
У лейтенанта действительно было дел невпроворот.
Утро Настя встретила в постели Атаманова. Со счастливой улыбкой на лице она повернулась к живописцу, но увидела одни лишь вздыбленные подушки. Атаманов уже куда-то испарился, лишив себя порции комплиментов, готовых сорваться с Настиных губ.
Настя сладко потянулась и тут увидела его. Художник появился в дверях с подносом. Поднос и трусы – вот и все, что украшало его атлетическую фигуру. Чашки звякнули, уехали вбок. «Блин, уроню!» – панически пробормотал неопытный официант. Настя, улыбаясь, наблюдала за ним. Андрей пристроил посуду на тумбочке.
– Доброе утро! – провозгласил он. – Как самочувствие?
– Чудесное, – мурлыкнула Настя. – Это что, кофе?
– Да-с. Извольте.
– А кто из нас теперь обслуживающий персонал?
– Получается, я, – признался Атаманов. – Даже подогрел для тебя в микроволновке круассан.
– Из тех, что я купила три дня назад?!
– Они вполне съедобные.
Атаманов с волчьим рычанием отгрыз половину рогалика.
– Я почему-то испытываю зверский голод, – признался он.
– Неудивительно, после такой трудовой ночи, – улыбнулась Настя.
– Тебе понравилось?
Сомнение и надежда, прозвучавшие в голосе художника, тронули Настю. Она полагала, Атаманов весьма самоуверенный парень. А он волновался, ожидая оценки. Это его волнение было гораздо приятнее, чем торжество какого-нибудь самодовольного глупца, расценивающего стоны и вздохи партнерши как доказательство своей виртуозности.
Вместо ответа, Настя притянула к себе художника, и он с готовностью свалился на нее сверху.
– Я тебе понравился? – опять спросил Атаманов.
Настойчивый мальчуган!
– Ты мне очень понравился, – горячо прошептала Настя ему в ухо. – Ты классный!
– Ура!
– Неужели все предыдущие девочки не убедили тебя в том, что ты супер?
– Ты думаешь, у меня их было так много?
– Думаю – не меньше миллиарда!
– Ты заблуждаешься. И сильно. И что бы ни говорили предыдущие девочки, мне важно знать, что чувствуешь ты. Я влюбился, Настя.
Настя замерла. У нее перед глазами вспыхивали золотые огоньки, в висках стучало. Атаманов лежал сверху, тяжелый и приятный, и говорил фантастические вещи.
«Я влюбился…»
Неужели он и вправду это произнес? Или Насте померещилось? Нет, невозможно, чтобы все это происходило наяву.
– Я не собирался, не хотел. Я останавливал себя, заставлял не думать о тебе. Но ничего не поделаешь. Ты меня околдовала.
Нет…
Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Да, эта ночь удалась. Но ведь гораздо чаще после ночи любви мужчина и женщина говорят друг другу «прощай», а не «здравствуй».
– Я думала, я тебя раздражаю, – призналась Настя. – Ты бывал настоящим деспотом!
– Ты на самом деле меня раздражала! Ходишь вся такая соблазнительная, мешаешь работать!
Атаманов взял в ладони лицо подружки, собрал в кучку ее щеки и губы и начал целовать.
– Отпушти, – потребовала Настя, – ты мне морщины шделаешь.
– Обязательно сделаю…
День они провели на горнолыжной базе в пяти километрах от дома. Идея принадлежала Андрею, он же взялся учить «свою девочку» лихо скатываться по заснеженному склону. У Насти в анамнезе было три поездки на горнолыжные курорты, и она в принципе не нуждалась в учителях. Но предпочла не афишировать свое мастерство, а преданно внимала указаниям Атаманова. Тот старался вовсю. Однако с мольбертом он управлялся лучше, чем с лыжами. Пару раз юноша навернулся так, что Настя с ужасом подумала, не станет ли она вдовой прежде, чем Атаманов хотя бы на километр приблизится к мысли о женитьбе.
Вечер прошел в заботах о теле художника, украшенном гематомами. Андрей мужественно страдал, Настя ухаживала. Она была совершенно счастлива.
– Кстати, а что будет с моей зарплатой?
Атаманов приподнялся на локте, сдвинув с ребер ледяную примочку.
– А что?
– Ну… Ты ведь теперь не станешь мне ее платить?
– Конечно нет! Ты уволена!
– Именно этого я и боялась, – вздохнула Настя.
– В качестве моей girl friend всю работу по дому отныне ты будешь выполнять совершенно бесплатно.
Увидев отчаяние в Настиных глазах, Андрей засмеялся и слегка щелкнул ее по носу.
– Не плачь, мармеладка, – сказал он. – Ты ведь знаешь, я не жадный. Зато я буду делать тебе подарки. Хочешь, купим новую микроволновку? С грилем?
– Мечтаю.
Настя взяла подушку и принялась душить ею художника.
Глава 28
Смерть провокаторам!
В полном оцепенении Маша толкала коляску по накатанной дорожке. Недолгая оттепель сменилась снегопадом, по ночам завывала вьюга, воздух вновь стал морозным и остро покалывал лицо.
