Аркадий Адамов - На свободное место (Инспектор Лосев - 3)
Возле кожаного дивана, над которым развешаны картины, стоит другой столик, полированный, на тонких ножках, за которым мы прошлый раз пили кофе. Сейчас на нем стоит ваза с апельсинами и яблоками, две тарелочки и фруктовые ножи.
- От этой мерзкой погоды есть только одно средство, - говорит Виктор Арсентьевич.
Он приносит бутылку коньяка и две рюмки и, в ответ на мой протестующий жест, добавляет:
- Знаю, знаю. Вы на работе. И потому спаивать вас не собираюсь. Но даже комиссар Мегрэ в мерзкую погоду не отказывался от рюмочки.
- Вы меня сразили этим классическим примером, - сдаюсь я.
Мы чокаемся и делаем по глотку. После чего не спеша закуриваем. Между прочим, коньяк в такую погоду действительно очень к месту. Я сильно продрог, и сейчас приятное тепло разливается по телу. Что ж, пора приступать к серьезному разговору, "разминка" кончилась. И я приступаю.
- Вы обещали мне вспомнить все о Гвимаре Ивановиче, - напоминаю я. Удалось вам что-нибудь вспомнить?
- Кое-что, хотя и не очень значительное, - пожимает плечами Виктор Арсентьевич. - Потому и не звонил вам. Пустяки, в общем-то.
- Что же все-таки?
- Ну, во-первых, вспомнил, как мы познакомились. Он зашел ко мне на работу. Сказал, что он тут на фабрике у нас в командировке. По линии своего Министерства текстильного машиностроения. Разговорились, помню. Так, обо всем. Человек он был общительный необычайно. Он, я вам, кажется, уже говорил, живописью интересовался. Я тоже. Слово за слово, напали на эту тему. Узнал, что у меня картины, загорелся. Симпатичный такой человек оказался. Вот с тех пор и виделись, когда он в Москву приезжал. Он меня и с художником Кончевским познакомил и с сестрицей его.
Итак, один из главных сомнительных пунктов прошлой беседы вроде бы получил объяснение. Ну что ж, тем лучше.
- А можно ли предположить, что он навел воров на вашу квартиру? спрашиваю я. - Прошлый раз вы, кажется, об этом подумали.
- Ну да! - как-то странно, не к месту вроде бы обрадовавшись, кивает Виктор Арсентьевич. - Я, представьте, и сейчас об этом думаю.
Мне непонятна его реакция, и я невольно настораживаюсь. Начинает даже казаться, что Виктор Арсентьевич не до конца объяснил тот сомнительный пункт. Все-таки тут кое-что требует уточнения.
- А к кому именно и по какому поводу приезжал к вам на фабрику в командировку Гвимар Иванович, не помните? - спрашиваю я.
- Уже не помню, - небрежно машет рукой Виктор Арсентьевич. - Кажется, по вопросам новой техники, к главному инженеру. Но боюсь соврать, давно все-таки было. После он, кажется, приезжал уже по каким-то другим делам и не к нам. Ну, и непременно звонил мне. Заходил. Приятнейший собеседник был, доложу вам. Живопись любил. Не хочется даже плохо думать, - он горестно вздыхает. - Все-таки ужасная история с ним приключилась. Где же на него напали?
- У вас во дворе и напали.
- О господи! Я думал, просто слухи какие-то дурацкие. Прямо во дворе?
- Именно.
- И никого не нашли?
- Пока нет. А тут еще у вас кража.
- Да. Кошмар какой-то.
Я вижу, что Виктор Арсентьевич не на шутку взволнован. Еще бы не волноваться, когда вокруг тебя происходят такие события.
- А тогда, раньше, у вас не возникало никаких подозрений на его счет?
- Подозрений?..
Виктор Арсентьевич несколько нервно потягивает коньяк из своей рюмки и задумчиво трет подбородок, стараясь успокоиться.
Он, кажется, сейчас заново припоминает свои встречи с Гвимаром Ивановичем и напряженно что-то прикидывает в уме, время от времени испытующе поглядывая на меня, потом неуверенно говорит:
- Подозрений, пожалуй, не было... Но... так, знаете... Кое-что странным казалось. Ну, например. Он почему-то ничего не рассказывал мне о своей работе. Словно и вовсе не работал. О семье тоже... Ах да! Последний раз вдруг сообщил, что женится. Даже пригласил нас с женой на свадьбу. Это было весьма неожиданно.
- А кто невеста, сказал?
- Нет, ничего не сказал. Даже когда именно свадьба будет, где. Тоже странно, я вам скажу. Хотя в тот момент я как-то не обратил на это внимания.
- Где же он в Москве останавливался?
- На квартире у приятеля, художника Кончевского. Я там разок был у него.
Виктор Арсентьевич улыбается, словно это воспоминание связано с чем-то приятным для него. Впрочем, ведь он там познакомился с симпатичной соседкой Лелей, хотя продолжения это знакомство, кажется, не имело. А может, он доволен, что прояснил мне еще один неясный пункт в нашей прошлой беседе? Точнее, исправил свою оплошность. Вторую, кстати говоря. И теперь, пожалуй, у меня не осталось к нему претензий.
- Скажите, а Гвимар Иванович знакомил вас еще с кем-нибудь?
- M-м... Кажется, нет.
- Пожалуйста, припомните. Это очень важно.
Виктор Арсентьевич разрезает яблоко, очищает дольку и задумчиво ее жует. Наконец сообщает:
- Ну, познакомил как-то с соседкой, милой молодой особой.
- Ее зовут Леля?
- Да. Так вы ее тоже знаете?
- По долгу службы, - улыбаюсь я. - А еще с кем он вас знакомил?
- Больше, ей-богу, не припомню.
- Например, с кем-нибудь из приезжих. Скажем, со своими земляками?
- Нет. Не припоминаю, - качает седоватой головой Виктор Арсентьевич, продолжая чистить новую дольку. Потом, спохватившись, придвигает вазу ко мне: - Прошу. Вы ничего не берете. Прошу.
Я благодарю и задумчиво добавляю:
- А ведь Гвимар Иванович не один приехал в Москву, а со своим земляком. Они даже поссорились однажды у вас во дворе.
Виктор Арсентьевич перестает чистить яблоко и пристально смотрит на меня.
- Поссорились? - недоверчиво переспрашивает он.
- Да. И сильно.
- А вот это уже меня не касается, - вдруг резко говорит Виктор Арсентьевич. - Кто там с кем изволил поссориться.
- Это конечно, - охотно соглашаюсь я.
А про себя удивляюсь его внезапному раздражению. Оно возникло при упоминании ссоры во дворе его дома. Что ж, усилим этот момент и проверим реакцию.
- Скажите, - спрашиваю я небрежно, как бы вовсе между прочим, - вы случайно с неким Львом Игнатьевичем не знакомы?
И тут мне кажется, что именно эта небрежность производит впечатление на моего собеседника. Впрочем, и сам вопрос ему тоже явно не нравится.
- Понятия не имею, - раздраженно говорит он. - Кто это такой? Тоже приезжий, так, что ли?
- Да. Приезжий.
- Как, интересно, вы их узнаете?
- Иногда по сущим пустякам.
- А этого... Льва... Льва Игнатьевича, так, кажется?
Он делает вид, что не сразу вспоминает это имя. Но мне почему-то кажется, что он этого человека знает.
- Тоже по пустякам, - загадочным тоном говорю я.
Если его этот ответ не устраивает, то пусть понервничает, это полезно.
- Конечно, сверхсекретные методы, не так ли? - пытается иронизировать Виктор Арсентьевич, которого и в самом деле нервирует мой ответ.
- Только отчасти, - спокойно говорю я, словно не замечая его иронии, и возвращаюсь к прерванному разговору: - Значит, вы такого Льва Игнатьевича не помните? Странно.
- Почему странно?
- Мне казалось, вы должны его знать.
- А мне вот кажется, что вы не должны его знать, - запальчиво говорит Виктор Арсентьевич и, спохватившись, поправляется: - То есть мне, конечно, ничего такого не может казаться, но... и вам тоже. А впрочем, чепуха все это!
Он досадливо машет рукой и вытягивает из лежащей перед ним пачки сигарету.
Все-таки странно. Почему, признав знакомство с Гвимаром Ивановичем, он не хочет признать, что знаком и с Львом Игнатьевичем? Какая разница? А может быть, это мне только показалось, что он его знает? Ведь этот Лев Игнатьевич... Он ругался с Гвимаром Ивановичем так, что на них обратили внимание и сидевшая недалеко Софья Семеновна, и проходившая через двор Инна Борисовна. Обе дали приметы этого Льва Игнатьевича... приметы... Я их прекрасно помню. Но сейчас, кажется, впервые представляю себе по ним живого человека, такого плотного, невысокого, пожилого, седые стриженые усики, мешки под глазами... И неожиданно меня берет оторопь. Я вдруг понимаю то безотчетное беспокойство, которое овладело мной утром, в кабинете Кузьмича, когда мы заговорили об этом Льве Игнатьевиче. Неужели?.. Неужели я вчера вечером встречался с ним? Да, да, очень похоже, что так. Но тогда...
Чтобы иметь хотя бы еще минуту времени для размышлений, я тоже тянусь за сигаретой, медленно вытягиваю ее из пачки, щелкаю зажигалкой, прикуриваю, затягиваюсь... И у Льва Игнатьевича оказывается мой телефон, имя и отчество. Уж не Виктор ли Арсентьевич всем этим его снабдил? Нет, не может быть. Мы уже об этом думали. Достал, конечно, другим путем. Вот и Свиристенко он откопал. Нет, тут непонятно другое. Зачем совсем неглупому Льву Игнатьевичу понадобилось совершить такой наглый и такой рискованный шаг? Зачем? Ведь квартирная кража, в которой он замешан, и даже убийство Семанского не имеют никакого отношения к тому, о чем он меня предупреждал. Это именно "мой огород", и именно этим он и предлагал ограничить мою работу. Что ж, он нарочно пускал меня по своему следу, чтобы сбить с другого? Непонятно. И выходит, его кто-то действительно подослал ко мне. Но кто? Зачем?
